Николь Галанина - Демон-полукровка Страница 3

– Сбежала от этого зануды. Правда, пора бы уже и посмотреть мир!

Над дэ Сэдрихабу и Бэарсэй простиралось вольное небо, не принадлежащее никому – в том числе и Верховному Совету духов. Никого они не встречали на пути; от них прятались даже редкие ночные зверьки и птицы. «Почему?» – мимолётно подумал дэ Сэдрихабу, но этот вопрос не задержался в его сознании. Он нёсся на неуправляемой скорости, и бегущая рядом Бэарсэй радостно выкрикивала какие-то неразборчивые фразы на языке духов. Даже холодные и равнодушные звёзды подмигивали им веселее, как будто одобряя их смелый побег.

– Свобода! – закричал дэ Сэдрихабу звёздам в мерцающие серебряные тела.

Одна из Трёх звёзд, цепляющихся лучами за край горизонта, ласково помахала ему, и из глубины её светящихся газовых одежд посыпались крохотные белые искры.

– Что это такое? – встревоженно поинтересовалась Бэарсэй, тормозя. – Разве звёзды так умеют?

– Они умеют, наверное, – пробормотал Ареллаган без особенной уверенности, с усилием приостанавливаясь тоже. – Может, это что-то вроде… благословения?

– Нет, это не благословение, – испуганно пробормотала Бэарсэй. – Это… это что-то совсем другое…

Что именно это было, Ареллаган понял мгновением позже. Сыплющиеся из тела звезды искры, приближаясь к земле, не таяли, а увеличивались, как будто выпуская в стороны крылья. Зрелище было завораживающим и… пугающим. Они нигде не видели подобного и не слышали, что такое бывает. Это была… ловушка. Дэ Сэдрихабу, извернувшись, бросился в сторону – и огромная искра, падавшая на него, обернулась паутинным коконом. Обезумев, он метался по песку, то прижимаясь к нему, то взмывая в воздух. Где-то позади него стонала и визжала от страха Бэарсэй: сжатая коконом, она тщетно рвала его ногтями и зубами.

– Помоги! Помоги мне! – глухо стонала она.

«Надо перевоплощаться… надо бежать отсюда…» – испуганно подумал дэ Сэдрихабу.

Искры рвались и опускались повсюду. В их молочно-белом свете он метался, путая собственные следы, неуклюже вязнул в песку и с усилиями поднимался снова. Силы его убывали, как у слабого человечка… Наконец, он, полностью обессилев, споткнулся о сухой корень погибшего деревца и лицом вниз повалился ниц. Он не мог перевоплотиться, он даже перевернуться не мог. Так он и встретил ласковое прикосновение крепкого кокона – уткнувшись носом в жаркий песок и хрипло дыша, как загнанный зверь.

Над его головой зазвучал знакомый голос, глухо искажённый плотными стенками кокона.

– Я и не думал, что вы сумеете убежать так далеко.

Дэ Сэдрихабу с усилием перевернулся на спину. Над ним, причудливо расплываясь в серебристых бликах кокона, склонилось лицо Кереная. За спиной у Кереная изящная чёрная пантера зубами осторожно вздёргивала с земли пленённую Бэарсэй.

– Пойми, дурачок, – вздохнул Керенай, – мы желаем вам только добра.

* * *

Керенай и его спутница, вскоре из пантеры превратившаяся в широкоплечую девушку с обветренным квадратным лицом, доставили связанных какой-то очень сильной магией близнецов назад в пещеру. То, что произошло позже, Ареллаган запомнил очень хорошо – не в последнюю очередь благодаря тому, что он был яростно отруган так, как его никогда ещё не ругали прежде. Бэарсэй досталось меньше: родители сочли её всего лишь пособницей в бегстве, кем она, собственно, и являлась. Великий Дух был столь зол, что подвесил обоих своих детей вниз головами на шесть часов. Если бы они не были людьми лишь наполовину, они умерли бы от столь жестокой пытки (впрочем, Ареллагану даже показалось, что в момент подвешивания Великий Дух рад бы был и вовсе не иметь детей). Принцесса Мередит стояла рядом и равнодушно смотрела, как муж мучает близнецов; на её состарившемся лице не было заметно ни тени сострадания.

– Вы опозорили себя и меня! – гневно восклицал Великий Дух, неистово вращая глазами. – И как вы можете объяснить то, что произошло?

– Я хотел свободы! Я девятнадцать лет провёл взаперти, с меня довольно! – закричал Ареллаган, нелепо болтаясь вниз головой из стороны в сторону. – Вы всё время нам лгали! Теперь мне ясно… вы стыдитесь нас! Стыдитесь того, что мы полукровки!

– Замолчи! – зарычал Великий Дух, и на миг его глаза провалились в череп, зажёгшись адским бордовым пламенем. – Ты не можешь выходить в мир, потому что ты – чуждый ему элемент! Твоя природа неестественна, и если тебя выпустить на волю, одной Магии известно, что тогда произойдёт!

Ареллаган злобно прикусил губу.

– Моя природа… неестественна… – повторил он, отчаянно моргая. – Я – чуждый миру элемент… да зачем вы вообще тогда дали нам жизнь?!

Великий Дух вскинул голову, и в каменном лице Мередит что-то дрогнуло – впрочем, только на мгновение.

– Об этом не тебе рассуждать… – вздохнул Великий Дух, наконец. – Я отпущу вас обоих, но запомни, что тебе на самом деле нельзя покидать эту пещеру без меня или матери. Не мир опасен для тебя – ты опасен для этого мира.

– Я – опасен? – удивлённо повторил Ареллаган.

Висящая рядом Бэарсэй, отплёвываясь от собственных волос, выразительно повела глазами из стороны в сторону и усмехнулась.

– Ну а разве ты ещё не понял? Ты заставил попотеть этого зануду… естественно, что теперь нас клеймят преступниками.

Керенай и его спутница Аинда тоже были тут. Застыв за плечом у Принцессы Мередит, они с таким же бесстрастным равнодушием наблюдали за наказанием. Между прочим, и им не удалось избежать гнева Великого Духа. На щеке у Кереная расползался в стороны, как огромный кратер, ярко-красный ожог, у Аинды отсутствовала левая рука вплоть до ключицы. Тем не менее, ни один из них не показывал своей боли, и потому Ареллаган тоже изготовился терпеть.

Когда отец всё же смилостивился над ними и снял заклятие, у обоих давно успела пропасть тяга к приключениям. Измученные и усталые, Ареллаган и Бэарсэй потащились в свою комнату, которую они с самого рождения делили на двоих. Половина Ареллагана, содержащаяся в безукоризненном порядке, была заполнена магическими трудами матери, картами, свитками чистого пергамента и чернильницами; на половине Бэарсэй, пребывавшей в первобытном хаосе, вразнобой валялись полусгнившие тушки мелких животных и черепа со слезающей с них тонкой сухой кожей: на этом Бэарсэй училась заклятиям, отторгающим плоть (пока не слишком успешно).

– Я опасен для мира… – повторил Ареллаган глухим злобным голосом. – Моя природа неестественна… да кому какая разница, кто я?! Если я есть на этом свете, почему мне нельзя даже шагу на волю ступить?

Бэарсэй скосила на него усталый глаз и удобнее разлеглась на кровати.

– Разве это столь важно? По-моему, хорошо, что мы там провисели всего шесть часов, а не целый день.

– А Керенай и Аинда все эти шесть часов смеялись над нами, – оскорблённо потянув носом прохладный липкий воздух, добавил Ареллаган. – Я видел, как у них дрожали губы…

– Может, им просто было больно, – отмахнулась Бэарсэй, – их тоже здорово разукрасили; хоть это утешает, – и она широко зевнула, потягиваясь.

Несколько мгновений они лежали неподвижно каждый на своей постели, озадаченно изучая низкий сырой потолок над собой и плавая в водовороте собственных мыслей. Вдруг тишину нарушил странный вопрос Бэарсэй:

– Слушай, Ареллаган…

– Да? – безрадостно откликнулся тот, поморщившись от звука собственного имени.

– Ты никогда себя не спрашивал, почему нам не удаётся уснуть, даже если очень хочется? Я вообще не помню, чтобы ты когда-нибудь спал, или я… Точно так же с едой. Даже духи вокруг что-то едят, а мы – нет… должна быть какая-то причина, посмотри в своих книжках: вдруг…

Ареллаган отвернулся от сестры и уткнулся носом в холодную стену. Сам факт того, что Бэарсэй заинтересовалась хоть чем-то, помимо себя, был удивителен, но не настолько, чтобы выдернуть его из апатии. Он равнодушно ответил:

– Спроси у кого-нибудь другого.

– Они скажут, это потому, что у нас природа неестественная, – смешно копируя Великого Духа, отозвалась Бэарсэй.

– Ну вот и я скажу то же самое, – огрызнулся Ареллаган, – ведь это правда.

* * *

Четыре месяца прошли в молчаливой изоляции от общества. Ни мать, ни отец не разговаривали с ними и наказывали, если они пытались поговорить друг с другом. Именно в это время Ареллаган, доведённый одиночеством до отчаяния, научился вторгаться в чужие мысли и научил этому же Бэарсэй. Великому Демону и Мередит, конечно, было невдомёк, отчего их беспокойные дети присмирели. Ареллаган и Бэарсэй были сочтены успокоившимися и наказанными в достаточной мере, а потому на исходе четвёртого месяца мать пришла к ним в комнату и с порога объявила:

– Ареллаган, я за тобой.

– Да, госпожа матушка? – покорно спросил Ареллаган, спрыгивая с постели.