Евгений Горский - Лабиринт. Сюрреалистичная повесть Страница 3

Женщина отчаянно зевает с утомлённым видом, продолжая двигаться, как в замедленной киносъёмке. Дама садится на корточки, что-то разглядывая на полу под неумолкающий свист и улюлюканье зрителей с пивными кружками в руках, поправляет сползающие трусики, пока, наконец, кто-то не приносит стул, и женщина облегчённо садится, потирая ноги.

Усталую труженицу сменяет бомжеватого вида мужчина в фуражке с лакированным козырьком. Худая шея обмотана толстым шарфом, концы которого болтаются в районе колен.

Мужчина начинает петь, как человек, недавно выучивший слова. Ему приносят микрофон, и мужчина долго стоит с задумчивым видом, о чём-то размышляя. Хриплый голос дребезжит, и микрофон разносит по залу глухое сопение.

– Уютное местечко, не правда ли?

Татуированный человек с интересом смотрит на меня.

– Я у вас спички покупал.

Он достаёт коробок с надписью «Трюизм».

– Да, – вынужден я констатировать очевидный факт. – Были такие…

– Вы мне счёт выписали и накладную. Сходил, оплатил в кассу, а потом на складе получил, правда, пришлось в очереди постоять немного.

– Честно говоря, не помню, – наморщил я лоб. – Много людей приходит: кто за спичками, кто за мылом, кто за туалетной бумагой…

В это время на сцене появляется второй участник, и персонажи исполняют дуэтом песню, где можно услышать часто повторяющиеся слова: река… любовь…

– О чём они поют? – заинтересовано говорит мужчина. – О любви к реке?

– Думаю, речь идёт о реке любви. Возможно, несчастной, – добавляю, глядя на унылые лица, которые уже просто бормочут что-то.

Кто-то из посетителей догадался поднести артистам кружку пива, и, быстро опорожнив сосуд, они с новой силой продолжают хриплое исполнение шлягера.

Хмельной дуэт сменяет женщина с печальным лицом. Высокий разрез длинного платья оголяет ноги в ажурных чулках. Изящная шляпка с пушистым пером, тонкие перчатки.

Грустно взглянув в зал, она что-то тихо шепчет в микрофон. Пьяный посетитель ломится, чтобы засунуть бумажные купюры в женские чулки, и та охотно подставляет ноги. Руки тянутся со всех сторон, возникает потасовка. Лёгкий мордобой стремительно превращается в классическую драку, и в воздухе начинают летать посторонние предметы.

Я с трудом уклоняюсь от мелькнувшего рядом стакана. Рядом пробегает супермен, пытаясь на ходу ударить мужчину, но тот вовремя нагибается, и человек летит в обратную сторону. По столу проезжает тело, оставляя за собой кровавый след из разбитого носа, и я вынужден немного отстраниться, чтобы длинные туфли не порвали одежду.

Чьи-то руки хватают меня за волосы и тащат назад, однако мужчина вовремя пресекает подобную самодеятельность мощным ударом. Голова свободна, и я снова занимаю вакантное место за столом.

Битва постепенно затихает, сил больше нет. Усталые участники с трудом расходятся по местам, слышатся удовлетворённые стоны.

– Нормально провели время, – мужчина прикладывает ложку к опухшему глазу. – Кай Калиосто.

Мы осторожно пробираемся среди отдыхающих на полу посетителей. Вслед за нами тянутся к выходу уцелевшие гладиаторы. Кто-то не может идти сам, и его ведут под руки случайные друзья. Спотыкаясь, они падают, но, с трудом поднявшись, упрямо продолжают движение.

– Быстро, – встречает нас швейцар. – Как отдохнули?

– Неплохо, – протягивает мужчина чаевые. – У вас не найдётся очков, Янус?

– Конечно, как всегда.

Швейцар достаёт из коробочки металлическую оправу с тёмными стёклами.

– Подарок от заведения! – раздаёт он всем пострадавшим средство прикрытия. – Приходите ещё.

Люди в чёрных очках медленно расходятся, постепенно растворяясь среди прохожих, скрываясь в узких переулках и подъездах домов, просто пропадая среди кустов ближайшего парка.

Мы подходим к высокому дому из стекла и бетона. Удобный лифт возносит под крышу небоскрёба, и длинный коридор заканчивается железными дверьми с красивой ручкой из стали.

– Кира?

Я удивлённо смотрел на девушку. Эта была квартира, куда мы пришли из клуба.

Кира подошла к прозрачной стене, пристально вглядываясь в черноту ночи, заполненную разноцветными гирляндами огоньков городских трасс. Внизу раскинулся огромный город, переливающийся всеми цветами радуги.

Послышался громкий звонок в дверь. Я оглянулся, и в этот момент пространство начало скручиваться в гигантскую воронку. Меня стало неудержимо затягивать внутрь, всё перемешалось: небо, земля, дома, огни…

Глава третья

Кто-то негромко храпел. Я нехотя открыл глаза, постепенно привыкая к лёгкому полумраку. На улице был день, но лучи света с трудом пробивались через плотные шторы небольшой комнаты. Моё тело лежало на кровати рядом с шикарной женщиной.

Я осторожно приподнялся, пытаясь рассмотреть лицо, и обессилено рухнул на подушку. Это была Эльвира Плетьевна! Женская рука потянулась к моим ногам, и я поспешно откатился к стене. Эльвира Плетьевна нехотя повернулась.

– Пациент, вас разве уже выписали?!

– Разумеется, – буркнул я, созерцая около своего носа большую грудь.

Женщина скептически оглядела меня.

– Ну, что же, приступим к процедурам.

– У меня нет сил, – честно признался я. – Извините.

– Это поправимо, – бодро произнесла Эльвира Плетьевна и потянулась к висевшему на стене дорогому хлысту с перламутровой ручкой. В тонкий жгут были вплетены серебряные нити. – Сейчас поднимем ваш потенциал.

Я быстро скатился с кровати, стараясь держаться в отдалении от искусно мелькающей плётки. Похоже, женщина изучала восточные техники единоборств.

– Пациент, что с вами? – разочарованно произнесла Эльвира Плетьевна. – Немедленно ложитесь обратно, мы ещё не закончили процедуры…

– Мне необходим перерыв для поднятия формы.

– Пациент, – нравоучительно сказала Эльвира Плетьевна. – Читайте Фрийда!

Я невольно взглянул на свои голые ноги.

– Готовьтесь к поднятию потенциала, а я пока ванну приму, – улыбнулась женщина и, покачивая бёдрами, скрылась за дверьми.

Я облегчённо выдохнул и начал искать свои вещи, однако, кроме нижнего белья, ничего больше не было. Что же делать?

В стенном шкафчике висела чья-то одежда. Выхода нет, и я лихорадочно стал одеваться в узкое пальто, одновременно, пытаясь засунуть ноги в дорогие туфли. На голове с трудом разместилась модная шляпа, и я поспешно вышел из квартиры, пока не оказался в переулке между домами.

– Егор?

У подъезда стоял Калиосто.

– Ты же должен принимать процедуры!

– Откуда вы знаете?

Кай улыбнулся с довольным видом.

– Так мы же и направили тебя к специалисту высшей категории. Эльвира Плетьевна изучала экзистенциальные нюансы в заснеженных хижинах и на горячих пляжах с лучшими мастерами своего дела. Разве не понравилось?

– Терпимо, – не стал я вдаваться в подробности. – Просто решил прогуляться…

Помещение, куда мы пришли после длительных блужданий кривыми улочками старого города, не отличалось особым изяществом. Скорее оно напоминало минимализм в его крайнем проявлении: посередине большой комнаты одиноко стоял деревянный стул. На фоне свободного пространства он выглядел редкой экзотикой, ведь это был единственный предмет мебели.

Я непринуждённо разместился на простейшей конструкции, однако Калиосто показал на массивную дверь в стене. Мы перебрались в другую комнату, неплохо обставленную мебелью прошлого века. На столике с резными ножками возвышалась кофе-машина, стояли миниатюрные чашки, в стеклянной вазочке лежали конфеты и какие-то загадочные сладости.

Не успели мы разместиться в удобных креслах, как в комнату вошёл мужчина в шёлковом халате и домашних тапочках. В руке у него была бутылочка коньяка. Подойдя к старому патефону с большой трубой, он бережно поставил виниловый диск, и через минуту мы услышали глухое шипение. Хриплый голос монотонно пел о чём-то на неизвестном языке.

Мужчина налил коньяка в стеклянный напёрсток.

– Юллий Цезарович.

Подойдя к машине, он начал варить кофе.

– Жизнь даёт каждому то, в чём он нуждается.

Подобное утверждение вызвало у меня сомнение.

– А если это человеку не нужно?

– Разум не в состоянии охватить весь замысел жизни, – вздохнул мужчина. Это типичные игры ума, такова его природа. Развитие разума не предполагает завершённости. Даже, если дать вам всё, что хотите, создать идеальные условия, через некоторое время вы почувствуете недостаточность. Неудовлетворённый ум снова заставит вас страдать.

– Мы можем контролировать его.

Юллий Цезарович задумчиво посмотрел на рюмку с коньяком.

– Статус хозяина и вынуждает страдать, подтверждая, тем самым, право собственности на мысли.

– Но почему я должен испытывать эти чувства?

– Разумно, – сказал мужчина. – Действительно, зачем нам этот геморрой…