Екатерина Сереброва - Укротитель. Остановить апокалипсис любой ценой Страница 3

– Каждую неделю здесь, в лесу. Такой навык не прощает простоя.

Миша выбрал обрез, Вальтер, охотничий нож и протянул Паше Макаров.

– Я не стреляю, – отказался Павел. Он-то как раз и зарекся брать оружие.

– Тогда нож, – брат всунул ему в карман плаща складной ножик.

– Давно у тебя все это? Для чего? – не укладывалось в голове, что Миша – простой механик, да еще и погрузившийся в запой, сохранил в себе это странного для гражданского человека увлечение.

– Давненько, – бросил Михаил, укладывая вещи в рюкзак. В неприметном шкафу у него нашлась и одежда, часть которой он также утрамбовал с собой. – Я никому не показывал гараж, но сейчас пришло время. Ну и должен же я был где-то хранить оружие.

С последним утверждением было не поспорить. Наверняка у Миши и лицензии на все не имелось. Доставшееся ему от их папы могло быть зарегистрировано, но все остальное – навряд ли. В данном вопросе Мишка не был щепетилен.

Не прошло и получаса, как они поехали обратно в город.

– Как тебя угораздило купить такую машину?.. – все же спросил Паша.

– И скатиться потом в алкоголики? – хохотнул Миша, уловив посыл Павла. – Жизнь переменчива. Ну и, честно говоря, в дороге или убежище я провожу больше времени, чем дома. Поэтому там такой хаос. Но я приберусь.

– Меня радует, что ты меняешься буквально на глазах.

– О, да я тот еще хамелеон, – отделался шуткой Миша.

В самом деле, было странно, что он резко взялся за ум, начал говорить правильные вещи, строить планы… Вообще не походил на то неадекватное чудище, встретившееся Паше утром.

Чем ближе, однако, они подъезжали к его дому, тем сильнее нарастало волнение Павла. Тугой комок напряжения сжался внутри. Он гнал от себя дурные мысли, но какие-то отголоски сознания сулили беду.

Неудивительно, что в подъезд за Павлом отправился и Миша. Поддержка младшему сейчас не помешает, пусть старший и трусил перед встречей с бывшей женой.

Еще на лестнице Паша почувствовал страх и дурноту. Войдя в квартиру, Паша медленно продвигался к спальне. Ужас нагнетался все сильнее, он был необъясним и неподвластен. Но увиденное напрочь лишило его возможности соображать.

Паша только заглянул в комнату и сразу обнаружил распластавшихся на полу, в лужах крови, мертвых Сашу и Макса. Ее, прекрасную фею с длинными волосами, и мальчика с застывшими безвинными глазами. Александра, вероятно, сжимала ладонь сына – пальцы их были совсем близко. Из грудной клетки обоих торчали стрелы.

Перед глазами Павла все померкло, поплыло и потемнело, он еле расслышал слова Миши:

– Мы будем сражаться, слышишь? Отомстим.

Паша был раздавлен и не хотел верить своим глазам. Перебарывая подкатывающую к горлу тошноту, он отступил назад, в коридор, и сполз по стенке вниз. Стало тяжело дышать. Что, что Павел только что увидел? Какой-то сон-кошмар? Циничный хоррор? Но нет, все, все происходило наяву! Отчаяние накатило на него, и он погрузился в бездну боли, то ли взвыв, то ли закричав.

Паша не помнил, что происходило потом. Разум был мутным, не улавливал никаких влияний извне. Перед глазами застыли его дорогие Сашенька и Максимка. Мертвые, увековеченные в своей молодости. Милая, нежная Саша, только-только проникшаяся к Павлу, и озорник, оживленный пацан, уже называющий его папой. Что с ними стряслось?! Почему?! Как, как такое могло случиться?

Паша слабо уловил, что почему-то снова в гараже. Мишка забрал его к себе, запер, а сам куда-то ушел, прихватив ружье. Павел же до ночи был погружен в бесконечную череду вопросов и воспоминаний, переживая смерть горячо любимых им людей.

2

Наутро голова Миши прояснилась. Он специально переночевал в машине, оставив брата в помещении, чтобы и самому справиться с утратой, и Паше дать возможность погоревать одному. Теперь же он не чувствовал по отношению к умершим Саше и Максиму острой боли, остался лишь осадок. Михаил уже пережил расставание с Александрой и воспринял его тогда хуже, чем смерть. Мише было жаль и ребенка, но им почти и не довелось общаться, сблизиться. Вот Паша… Паша наверняка отдал Александре с ее сыном всю душу. На него вчера страшно было смотреть.

Апокалипсис или нет, а необходимость бороться, искать причину несчастий мобилизовали Мишу. Ольчановский-старший почувствовал в себе силы и что-то сверх того, убеждающего Михаила в том, что это именно его задача. И с другой стороны, помощь Паши была важна. Борьба могла вернуть им утраченное единство, семью. Да и подобная цель была хорошей мотивацией, чтобы поскорее прийти в норму и справиться с эмоциями. Мише труднее было видеть мучения Павла, нежели переживать за себя. И это мешало сосредоточиться.

Михаил с опаской заглянул в гараж. Он не умел утешать и до сих пор помнил слезы двенадцатилетнего Пашки, когда Миша в свои семнадцать подбирал слова, чтобы сообщить о гибели родителей. Ему и самому было безумно непросто справляться, но малой должен был узнать от него, нежели от посторонних. Так и сейчас, Михаил тоже пережил потерю, но она однозначно хуже сказалась на Паше.

К счастью, младший пробудился и не выглядел окончательно потерянным. Лицо его было по-прежнему скорбящим и несчастным, но в меру. На задумавшего самоубийство Пашка тоже похож не был.

– За гаражом есть рукомойник, – обронил Миша, чувствуя себя неловко в собственном убежище. – А в холодильнике закуски.

– Спасибо, я все нашел, – кивнул Паша. Он чинно сидел на диване, копаясь в телефоне, рядом была аккуратно сложена постель. Что ж, по крайней мере, брат ее расстилал.

– Расскажи все, что знаешь об Апокалипсисе, – попросил Миша, решив, что пришел черед. – В чем суть? – устроился он напротив него, на стуле.

Павел странно посмотрел на брата, словно не расслышал или не понял, а может, и все сразу. Михаил не торопил его.

– Все начинается с семи печатей, – медленно проговорил Паша. Он просто долго вспоминал. – Агнец Божий снимает одну за одной. Первые четыре – всадники на конях. Первый – Завоеватель с луком, о котором я говорил вчера, второй – Война с мечом, третий – Голод с мерой, последний – Смерть с косой. Подробностей я не помню.

– Да и этого сполна хватает. Есть план, как остановить его?

– И не представляю. Их не уговоришь, – и тут Пашу как вырубило. Он замолк, уставившись в одну точку перед собой, а потом запричитал: – Я должен был предвидеть… Был же знак у дома, почему я не понял?

– Пашка, не загоняй себя, не дай себе сдаться! Мы выстоим и выясним, что происходит, обещаю.

Паша и на секунду не взглянул на брата. Он пребывал в особом трансе и был глух.

Только сейчас Миша услышал, что радио трещало фоном. Восприимчивое ухо Михаила уловило знакомый голос, объявляющий погоду. Он прибавил звук.

– Засуха в одних районах и грозы, молнии со снегом – в других. И это в мае, – подытожил Миша. – Готов согласиться, разумного объяснения нет. Слушай, мне кажется, стоит поискать этого радиоведущего. У него побольше информации.

– Да… – рассеянно кивал Паша.

Нет, Пашка мог застопориться и, кто знает, ждать ли следующего удара, и когда. Потому как младший Ольчановский был уязвим, как никогда.

Мишка резко поднялся, добрался до сейфа и извлек оттуда винтовку с патронами. Он повел за собой и Пашу. Лицо у брата было каменным: что на охоту, что на эшафот – ему было без разницы, куда идти. Михаил оставил Павла отрешенно стоять у стенки гаража, а сам торопливо расставил банки на заранее приготовленном бревне, где он и сам тренировался не раз.

– Бери и стреляй, – скомандовал Миша, вручая Пашке винтовку.

Паша потерялся во времени и пространстве, поэтому вообще не понял, что ему делать. Михаил настойчиво повторил свой приказ, и Павел невольно подчинился, принимая в руки оружие. Кое-как наведя прицел, он нашел через него мишень и выстрелил.

Перед Пашей проявился образ отца, его голос прозвучал в голове: «бери и стреляй» – на охоте папа повторял эту фразу постоянно.

Они с Мишкой потеряли обоих родителей разом, когда Паше было двенадцать, а старшему – почти восемнадцать. Мише удалось добиться опеки над младшим, и какое-то время он успешно справлялся с ролью: устроился на работу, научился варить простенькую еду. К ним порой приходила и двоюродная тетка. Жили братья дружно и мирно, пока у Миши не начались проблемы с законом. Мелкие стычки и серьезные драки, кража еды для них двоих и, кто бы мог подумать, музыкальных дисков для себя – все это не позволило удержать опеку, и Пашку передали к тетке.

Павел набрал воздуха в грудь и совершил пять выстрелов подряд. Две банки покачнулись – он прогрессировал.

Тем не менее, оглядываясь назад, несмотря на все обиды и непонимания, Паша не хотел лишаться братской опоры. Он ничего бы не поменял, за исключением гибели родителей. Пашка много злился на Мишу за его взрывной характер, но, в конце концов, ближе у него никого не было – это было ясно с самого начала.