Евгений Пышкин - День Гондваны. Роман-миф Страница 3

Солнечные лучи, едва пробиваясь сквозь листву, переплетались с песней ручья. Казалось, не вода, а свет стекает по выточенному водой желобу. Камень влажно поблескивал.

Здесь всегда приятно отдохнуть. Забыть ненадолго о том, что сопровождало, и будет сопровождать тебя сквозь время. В полдень деревья хранили утреннюю прохладу. Можно присесть на камень, лежащий в тени. Их было много по берегу водоема.

Сатх, прижав колени к груди и обхватив их руками, сидел на камне. Он сосредоточенно всматривался в течение ручья, слушая журчанье, следил за игрой света, и ум Сатха витал где-то. Так проходило каждое утро. Он пытался уловить в этом что-то родное и близкое. Он полагал, тот сон или фантазию о старейшине и двух юношах явью. Да, это было когда-то. С чего такая уверенность? Он бы не ответил на вопрос.

Сатх, сбросив оцепенение, вспомнил, что его ждут дома. Встал и быстро покинул это место. И все ж печально было оставлять озеро, словно бросаешь друга.

Он пробежал узкой тропинкой, петляющей как змея, миновал жесткие заросли тростника. Взобрался на пологий холм, перевел дух и, увидев впереди деревню, снова отправился в путь.

Жители уже проснулись и занимались делами. Сатх прошел огородами, обнесенными низким плетеным забором и оказался на широкой улице.

Он прибежал к дому. Мать уже вышла его встречать.

– Сатх, где ты был? Хотя нет, не говори, я знаю. Ходил на озеро?

– Да, мама.

– И что ты там делал?

– Слушал ручей.

– Да? Что же он говорил тебе?

– Не знаю, мама, но что-то светлое и чистое, интересное.

Новая забава сына понравилась матери. Она, улыбнувшись, спросила:

– Сын, будто нельзя сходить позже на озеро и поболтать с ручьем. Днем, например.

– Нет, мама, именно когда просыпается природа, просыпается и ручей.

– Но ведь он течет всегда, даже ночью.

– Но просыпается его душа только утром.

– Все, заболтал ты меня. Иди. Отец ждет.

Дома сумрачно, но прохладнее. Внутренне убранство не блещет роскошью: темный большой ковер на полу, циновки в человеческий рост – кровати, рядом лежат валики, набитые пухом, в дальнем углу на низком табурете стоит ларь для хранения ценных вещей.

Отец Сатха заканчивал завтракать. Он взглянул на сына.

– Доброе утро, сын. Храни тебя Матерь Мира. Садись. Отведай. Опять был у ручья?

– Доброе утро, отец. Да, у ручья. – Глаза ребенка заблестели.

Сатх сел перед низким столом.

– Что-то ты все в облаках витаешь, и где твою душу Зумифь носит, а? Не знаю, выйдет ли из тебя хороший купец. Сомневаюсь. Твои склонности… Хм… Конечно, нечего пенять на детский возраст. Все такими были: непоседливыми фантазерами. Но подумалось, если б дали боги родиться тебе в духовной касте, то твои увлечения, я не только о ручье говорю, пригодились бы в будущем.

– Отец, а разве нельзя, когда я стану взрослым, перейти в другую касту?

– Почему нельзя, можно. – Но на лице мужчины появилась настороженность. – Возраст здесь не причем. Чтобы оказаться в духовной касте, нужен большой труд, а не только твое хотение или сиюминутный каприз. Впрочем, переход в любую касту всегда труд. Я хочу сказать, что духовное делание – самый сложный путь для человека. Это сродни походу в неизведанное. Велико дело земледельца. Он любит свою землю, он знает, как вырастить большой урожай, но это известно всем давно, ибо из поколения в поколение передаются секреты возделывания земель. Не надо думать об этом. Лишь люби Мать-Землю. Сохраняй плодородие ее тела. Сколько забрал, столько и верни. Так в любом деле. Но труд в духовной касте имеет иную природу. Ты не идешь проторенными тропами, нужно самому пережить мудрость прошлого. Когда ж закончишь питаться ею, то отдавать плоды начнешь не сразу, а через много-много лет, ближе к концу. Я не знаю, Сатх, понимаешь ли ты сейчас мои слова, но обязательно их запомни. Будешь ли в духовной касте, не будешь – не важно. Осознаешь когда-нибудь. Как ты говоришь? «Когда стану взрослым»? Вот тогда и придет понимание.

– Почему, отец, мне все ясно.

Отец добродушно прищурился и, сердечно посмотрев на сына, добавил:

– Не отвлекайся. Ешь.

Дальше они завтракали в молчании.

В голове Сатха закружились разрозненные мысли о ручье, о странном видении, что возникло из ниоткуда. Позже он вновь улучил время, чтобы побывать на озере.

Что-то тянуло его к этому месту, хотелось опять погрузиться в сказочный мир, слушать журчание ручья, шелест листьев и пение птиц. Он порой ловил себя на мысли: «Вроде, знакомое место. Может, в одной из предыдущих жизней я жил неподалеку?» И все-таки это казалось невероятным. Сатх видел ручей раньше? Ему еще мало лет, и кроме дома и окрестностей он ничего не знал, ну, еще видел не раз городскую площадь, когда ходил с отцом на рынок торговать рыбой. И все. Но почему озеро и ручей возбуждали щемящее чувство потерянного рая?

Сатх различил звук шагов. Кто-то ступал осторожно. Песок тихо хрустел. Он обернулся и увидел девочку, подошедшую к озеру. Она, словно не замечая его, зачерпнула воды, поставила кувшин на плечо и вдруг бросила веселый взгляд на Сатха.

– Здравствуй, – прозвенел ее голос серебряным колокольчиком.

– Здравствуй, – осторожно произнес он, разглядывая незнакомку.

Она улыбнулась.

– Меня зовут Мирна, а тебя?

– Сатх.

– Это хорошо. – И Мирна ушла, растворилась будто видение.

Сатх припомнил ее движения. Они оказались скупыми, но ловкими и быстрыми. В памяти запечатлелось все как в тумане. Вот Мирна наклоняется к глади, ее лицо отражается на зыбкой поверхности и тут же исчезает в ряби, зачерпывает воды, ставит кувшин на плечо – все движения наполнены красотой. Они плавны. Короткое мгновение встречи длится и длится, и вновь начинается сызнова, повторяется как загадочный сон.

И, конечно, мать не могла не заметить странную задумчивость сына, когда тот вернулся домой с озера.

– Сатх, о чем ты думаешь?

– Я на озере видел девочку. Она пришла за водой. Ее зовут Мирна.

– Мирна? Уж не та ли… – теперь задумалась мать.

– Кто она?

– Возможно, дочь куратора Амата Нея. Ней – древний род. Помнишь, я тебе рассказывала историю объединения Гондваны? Прапрадед Мирны – куратор, что служил при Дионе, последнем властителе западной части страны. Затем восток и запад стали единым целым. Но почему, Сатх, ты задумчив? Она тебе понравилась?

– Не знаю. Я…

Сатх смутился. Он не нашел нужных слов. Понравилась ли она? Привлекла внимание – да, но ему представилось, что Мирна – краешек дивного мира, сладкий ломтик странного воспоминания о потерянном рае. Еще один эпизод той забытой жизни. Среди пения птиц, шелеста листвы и голоса воды она словно явилась из тех загадочных мест.

Но задумчивость Стаха развеяли друзья. Они вернули его к действительности. Астар, Зарэт и Ригз пришли и позвали с собой.

Отец, вернувшись, спросил:

– Руи, где сын?

– Ушел с друзьями, Вирн. Знаешь, Сатх видел Мирну.

– Дочь куратора Ган-Дион-Тира? – Руи кивнула. – Неудивительно. Их дом, насколько мне известно, неподалеку. – Вирн сосредоточено посмотрел в глаза жены и улыбнулся. – И что он сказал о ней?

– В том-то и дело, что ничего определенного. Он после встречи с ней сам не свой. Задумчив. Может, он влюбился?

– В таком возрасте? Нет, просто Мирна ему понравилась и все.

– Уверен? – и в голосе Руи прозвучали те ноты, которые мог понять только Вирн, ибо это касалось его прошлого. Он впервые увидел Руи в детстве. Затем были встречи и расставания, но петляющие дороги судьбы не захотели окончательно расходиться. Они настойчиво смыкались, чтобы однажды переплестись.

Не нужно было объяснений. Вирн понял без слов намек Руи. Но теперь ему показалось на мгновение, что прошлое воскресло опять. История повторяется. На этот раз с Сатхом.

На следующий день отец и сын пришли к морю. Рыбацкая лодка и сети уже ждали их, и водная стихия приветствовала. Бескрайний простор духов Лиму раскинулся перед ними. Синее море, пронизанное лучами солнца, убегало к горизонту, где сливалось с небом, и оно казалось продолжением водной глади. Не ясно было: лазурный ли купол проливался на землю, или море стремилось ввысь?

Вирн взял с собой несколько помощников – наемных рабов, и все вместе, отчалив, проплыли по знакомым местам, а, вернувшись, Сатх, увидев друзей, отпросился у отца. Отец лишь сказал: «Хорошо, иди, но не забывай, завтра идем на рынок».

– Привет, Сатх, – сказал Астар. – Мы тут одну игру придумали. «Последний бой» называется.

– Я не люблю войну, – ответил Сатх.

– Ну, это не об этом. Это я так назвал, просто. Мы решили разыграть последние дни двух царств.

И Астар рассказал о театрализованном представлении, что видел в столице. Там на арене юноши и девушки танцевали переодетые в богов и людей. Казалось, боги были незаметны. В цветном кружении жесты их и перемещения терялись средь мистического пляса жизни, но Хаос, Матерь Мира и духи с ними незримо присутствовали в театре мистерий. Они всегда рядом. Люди не слышали и не видели их, но чувствовали сердцем и разумом. Танец без слов, лишь жесты: мягкие и плавные, жесткие и резкие – все они выражали эмоции и указывали на чьей стороне персонажи. Ломаные движения рук и резкие выпады корпуса, будто тело пыталось пробиться сквозь невидимую сеть, опутавшую духов – это служители Хаоса. Свободные и непринужденные – духи Матери Мира.