Сказ о Елизаре, лисе и тёмной ворожбе - Игорь Соловьев Страница 3

Взглянула на него старуха пытливо, остыла, да задумалась.

— Будь по-твоему. Есть у меня для тебя одна служба. Справишься, тогда так и быть, помогу. Недалече отсюда есть лесное озеро. Живёт там русалка, ночами напролёт песни поёт. Да так скверно, что я уже год уснуть не могу, лишь на печи ворочаюсь. Избавься от прокля́той, тогда и поговорим.

Вышел Елизар из избы, пот со лба утёр, шапку надел. Делать нечего, знать придётся ему теперь старухины беды разбирать. Потрепал своего коня по гриве, да отвязывать не стал, озеро-то по словам Яги рядом было. Нашёл тропинку, да по ней прямиком и отправился. Часа не прошло, как свечерело. Кругом ни единой птицы не слышно, лишь ветер деревьями скрипит, да сердито кусты качает. Но понял Елизар, что не один идёт, нет-нет, да порой рыжий мех меж могучих стволов мелькает. Значит не ушла лиса, рядом где-то обретается.

Холодно лесное озеро, ни комаров ни лягушек не слышно, всех ранняя осень прибрала. Сел Елизар в сухую траву, принялся ждать. Едва показался на небе молодой месяц, как всколыхнулась чёрная гладь воды и на торчащий из воды камень выбралась де́вица. Волосы зелёные, глаза тёмные, а кожа белая, будто снег. До пояса человек, а ниже рыбий хвост торчит. Ударила она хвостом по воде три раза, потянулась, а потом затянула неведомую песню:

Ой да море-океан, дали синие,

Принесите моряка, в ночку длинную.

Словно мужа, одарю его ласкою,

Околдую, оплету тиной-ряскою.

Можно рыжего, с ютла́ндского острова,

Можно грека, разодетого — пёстрого,

Мне любого, хоть бы балта, хоть русского,

Аль весёлого, али грустного…

Русалка выводила песню громко, но не мелодично; голос у неё отчего-то был хриплым, словно ворон каркал. Порой девица с мотива сбивалась, слова не дотягивала. Понял Елизар, отчего Яге это пение не нравились. Нелегко было такое целый год выдержать. Поднялся парень из травы, да к озеру пошёл. Увидала его русалка, песню прекратила, во все глаза уставилась.

— Вот так гость ко мне пожаловал! Давно я жду доброго мо́лодца, давно одна тоскую. Уж и не чаяла, что человек в такую глушь забредёт. Будет у нас сегодня веселье!

Поклонился ей Елизар, да вымолвил:

— Здравствуй рыба-де́вица! Поклон тебе от Яги, да просьба. Не дают ей твои песни спать-потчева́ть, не могла бы ты её возраст уважив потише петь?

Рассмеялась русалка, ладонями по хвосту ударила:

— Что мне Яга? Не нравятся ей мои песни, так и пускай! Она лишь на земле хозяйка, а в воде у меня своя воля. Завидует она моей красоте и молодости, оттого и ворчит. То — пустое. Подойди лучше ко мне поближе, дай я на тебя полюбуюсь!

Знал Елизар, что русалки только того и ждут, чтобы человека к воде подманить, да ко дну уволочь, поэтому держался поодаль.

— Любуйся девица, но ближе я и шага не ступлю, наслышан о коварстве вашего племени.

— Да никак ты трусишь, богатырь? Что ж, давай я тебе для храбрости особенную песню исполню.

И запела русалка на иной лад, совсем другим голосом, куда только её хрипота делась?

Черна вода, уста красивы,

Глаза, как звезды холодны,

Ступай навстречу молчаливо,

Вся жизнь былая — только сны.

Отныне, прошлое в пучине,

Нет больше хло́пот и забот,

Теперь лишь я твоя княгиня,

И темень волн — твой небосвод.

Елизар, колдовством очарованный, сперва в оцепенение впал, а потом шагнул было прямо в воду. Но тут раздался лисий лай и морок развеялся. То рыжая подруга, следившая с берега за Елизаром, разогнала русалочьи чары. Очнулся Елизар, едва успел из воды выпрыгнуть.

— Врёшь, девица, напрасно силы тратишь, так мы с тобой вовек не столкуемся!

Русалка лишь головой тряхнула, да посмеялась:

— Да о чем нам с тобой толковать? Мне морское, тебе — мирское. Иди своей дорогой мо́лодец, а я буду дальше петь. Хочешь слушай, хочешь нет, вольному воля. — и затянула хриплым голосом новую песню:

Во хмелю́ ли я была, али юная,

Не гадая полюбила, не думая.

И не ног, не лаптей не жалела я,

К рыбачку на свидания бегала.

Ой ты невод, да сети рыбацкие,

Молодая удаль парня, кабацкая.

Вы опутали мысли все девичьи,

Ключ нашли вы к сердечку, умеючи…

Понял Елизар, что упряма русалка. Да, пожалуй в этом не уступит она самой Яге. "Что ж, супротив твоего упрямства будет тебе моё терпение!" — подумал парень. Сел поодаль, да быстро сладив дудочку из сухого камыша стал девице мелодию подыгрывать. А та бровью не ведёт, знай себе дальше поёт:

Дни идут, ни кольца́, ни признания,

Уж с другой вечерял на свиданиях.

В омут бросилась я, там и сгинула,

А ему хоть бы что, нерадивому.

И теперь в чешую обличенная,

Хочу встретить его, непрощенного.

Увлеку за собой в тьму глуби́нную,

Чтоб вспомнил девицу невинную.

Ой ты невод, да сети рыбацкие,

Молодая удаль парня, кабацкая.

Берегитесь теперь моря синего,

У русалок хвосты, дюже длинные…

Замолчала девица, умолкла и дудочка.

— Чего же ты хочешь за своё молчание? Может я тебе чем помочь смогу? — не отступался Елизар. — Слышу по песням твоим, будто бы о море-океане грустишь; али тесно тебе в здешних водах?

Фыркнула русалка, начала гребнем волосы расчёсывать.

— Да кабы это были воды? Так, водяной шутя наплакал. Но прав ты, молодец, одиноко мне в лесном озере. А покинуть не могу, давно уж запруда бобриная выход в реку перекрыла. Оттого речка сперва обмелела, а потом и вовсе высохла. — тут русалка глазами сверкнула, зубы острые жемчужные показала, — хочешь Яге угодить, наказ её исполнить? Будет тебе дело!