Надежда Черпинская - И в сумерках придёт рассвет. Роман-фэнтези Страница 6

– И так, – провозгласил он, и голос его был звонким, как ручей, и удивительно глубоким одновременно, – твой гимн во славу прекрасной Элинэли был услышан всем лесом, надеюсь, птицы донесут его и до её нежных ушей.

– О, я надеюсь на это ещё больше! – смеясь, заметил Эктавиан. – Но, если труды мои пропали понапрасну, не беда! У меня ещё будет возможность спеть ей не одну ночную серенаду!

Настроение у эльфов было отличное, и они проворно шагали лесными тропами, весело болтая.

– Глаза твои, друг Эктавиан, так и лучатся счастьем, и это наполняет моё сердце радостью! – воскликнул Лиарин.

– Ещё бы, – отозвался другой эльф, – ведь скоро красавица Элинэль, самая неотразимая дева Элтлантиса, дочь Великого князя Элирана, станет моей женой на всю долгую вечность! Однако я был бы ещё более счастлив, – продолжил Эктавиан, – если бы глаза моего лучшего друга тоже светились любовью и счастьем! Конечно, Элинэль краше всех в нашем лесу, да и во всём Светлом краю, но светозарная её сестра Лиадран ничем не хуже, чего ты тянешь? Все давно ждут вашей свадьбы!

– Вот именно: все ждут, – Лиарин как-то сразу помрачнел, – а я не жду! Я знаю, Эктавиан, что Лиадран очень красива и не прочь стать мне женой, но я ведь не виноват, что мы с детства были неразлучны: ты, я и дочери Элирана. Мы и сейчас добрые друзья, но сердце моё молчит, когда она рядом. Да и в том, что она любит меня, я сомневаюсь – просто она привыкла к мысли, что я принадлежу ей. Ведь так ей твердили с рождения.

– Сердце его молчит! – передразнил Эктавиан. – Как оно может молчать рядом с такой красавицей, не понимаю?! Люди говорят: «Сердце эльфа жаркий уголёк, но он заключён в кристалл льда, и лёд этот никогда не тает!» Наверное, это про тебя – Сердце-Ледышка, и даром, что зовут тебя Лиарин – «сердце, сияющее светом»!

– Любовь – сделала тебя ненормальным! – заметил Лиарин, нисколько не обижаясь на слова друга.

А Эктавиан снова запел свою песенку:

– Как прекрасен день свежестью своей!

– Ты не забыл – мы охраняем границы, – напомнил ему Лиарин, – а ты своими песнями предупреждаешь врагов о нашем приближении за версту.

– Так пусть бегут, пока можно! – крикнул Эктавиан и легко взбежал на холмик, поросший мокрой от росы серебристой полынью. – Как чиста вода хрустального ручья!

– Стой!!! – веско бросил Лиарин. Беззаботность исчезла с его лица. Он напрягся, словно растворяясь в воздухе и весь обращаясь в слух. Он учуял что-то иным, доступным лишь эльфам зрением, и теперь пытался выяснить причину беспокойства.

– Там! На юго-западе, двое! Идут вдоль реки у Ивовой Границы! Но я не чувствую зла… – добавил он.

Эктавиан сбежал с холма, так же лёгко, как минуту назад поднимался на него, и тоже прислушался. Напряжённое его лицо вновь осветила беззаботная улыбка:

– Ах, да это они!

– Кто они? – не понял Лиарин.

– Разве я не говорил тебе о них? – удивился Эктавиан. – Девчонки из деревни у Сосновой горки.

– Девчонки? Люди?! – изумился младший эльф. – Что они здесь делают? Люди из деревни не ходят в Элтлантис!

– Они ходят, – просто сказал Эктавиан. Ему нравилось, что он мог поведать то, о чём его друг даже не подозревал. – Я не говорил тебе? Они часто приходят к нам, но всегда бродят только по окраинам и ведут себя осторожно, не причиняя вреда лесу. Потому я счёл, что нет ничего страшного в их присутствии. Думаю, князь Элиран, тоже знает о них, хоть я и не говорил, но он всё знает и чувствует…

– Как это странно! – промолвил Лиарин, изумлённо глядя на юго-запад, словно мог увидеть сквозь лес двух девушек, бредущих по ручью. – Кто они?

– Одну зовут Джайна, – оживился Эктавиан, – что значит «цвет розы» или «красная, как роза». И это воистину так, у неё такие огненно-рыжие волосы, что ярче и не придумаешь! А другую зовут Марой, что значит «надежда», по-нашему Эрсель. Впрочем, у неё есть и второе имя Джалина – «королевская роза». У той волосы каштановые, длинные и тоже отливают медью. Они совсем юные! И очень милые! Но с эльфийками, конечно, не сравнятся! Мара Джалина – сирота, а Джайна – её сестрица. Как я понял, Мара здесь недавно. Но дружба их связывает с рыжеволосой не меньшая, чем нас с тобой.

– Друг Эктавиан, да ты просто кладезь знаний о людях! – воскликнул поражённый Лиарин. – Только откуда ты всё это знаешь?

– Да я уже не раз встречал их! Однажды я долго за ними наблюдал у Лилейной заводи, пока они ни заметили меня и ни подняли визг.

– Заметили тебя, когда ты сам этого не желал?! – поразился в очередной раз Лиарин.

– Вот именно! – с восторгом подтвердил Эктавиан. – А знаешь, они мне нравятся, хоть и люди! Рыжая – такая бойкая, озорная, а Мара, конечно, не столь яркая, но в ней есть что-то такое… величественное… и загадочное. Она не похожа на простую крестьянку. Я слышал о ней много странного, когда они болтали между собой: родные девушки погибли в огне, она едва выжила и позабыла своё прошлое. Девчонки подозревают, что они не сёстры, а Эрсель прячут здесь от слуг Катараса. У неё ещё след от ожога на груди, как роза. Странные девочки… Но эльфы им по душе! А Эрсель знает такие легенды о Звёздном Народе, что и я был не прочь послушать. О светлой Лианэли, например! Чудные девушки, дивные! – закончил он.

– Ну, Эктавиан, ты не перестаёшь меня удивлять! – Лиарин изумлённо приподнял левую бровь. – Пожалуй, Элинэль нужно лучше приглядывать за тобой, а то в один прекрасный день ты можешь сбежать от неё к какой-нибудь рыжей девчонке или деревенской сказочнице, рассказывающей эльфийские предания! Надо же! Даже «розу» на груди успел рассмотреть!

– Ну-ну, – предостерёг Эктавиан, – полегче с такими пророчествами! Не ровен час, сам в такую историю влипнешь! К тому же, ты ведь знаешь, друг мой Лиарин – я предан Элинэли, а любовь эльфа – это навсегда!

– Ладно, идём! Пройдёмся на юг, раз здесь всё тихо! – решил Лиарин.

– А не хочешь взглянуть на них? – вкрадчиво спросил Эктавиан.

Лиарин поглядел на юго-запад… Он колебался лишь минуту, но всё-таки колебался (эльфы – крайне любопытный народ).

– Нет, не хочу! Идём! – решил он, наконец, и зашагал вверх по тропе.

Эктавиан двинулся следом. Через минуту молчания он тихо сказал:

– А глаза у неё серые, стальные, и лишь когда солнце касается их своим золотым лучом, загораются ярким голубым светом…

– Чьи глаза? – не понял Лиарин.

– Глаза Мары Джалины Эрсель, – ответил Эктавиан.

Лиарин неожиданно засмеялся звонко и весело:

– Они околдовали тебя, эти девчонки! Может, твой гимн любви посвящается вовсе не Элинэли?

– Ну-ну! – наигранно рассердился Эктавиан. – Над моей любовью к Элинэль шутить не смей!

И он снова запел, вскоре ему вторил и Лиарин:

Как прекрасен дождь свежестью своей!..

В это лето Маре исполнилось восемнадцать лет, хотя она и не помнила об этом, и день рождения праздновала вместе с Джайной зимой. В этот июльский день всё было как обычно: Мара взяла корзину из ивовых прутьев и отправилась в лес собирать ранние грибы – сосновки. Сегодня Джайне нашлась работа в огороде, и Маре было как-то не по себе без своей вечной спутницы. Дороги привели её к ивовой арке, и она с минуту смотрела на неё, борясь с почти непреодолимым желанием войти. Грусть и тревога лежали у неё на сердце, а эта дверь в светлую Эльфийскую Долину казалась спасением от всех бед и невзгод. И вдруг Маре почудилось, что её окликнул по имени голос Джайны. Девушка оглянулась – в пустом лесу некому было звать её, но голос, казалось, прозвучал прямо в её голове. И Маре вдруг захотелось вернуться домой, причём так сильно, как только что хотелось уйти в Долину эльфов. Она развернулась и пошла обратно, сначала медленно, потом быстрее, и, наконец, она уже бежала, словно боялась куда-то опоздать. Но она опоздала…

Она поняла это, добежав до окраины леса. Взору девушки открылась поистине ужасающая картина разрушения. Поселение казалось перевернутым вверх дном: распахнутые, сорванные с петель двери, сломанные заборы, несколько домов полыхали, и огонь быстро поглощал их обгоревшие остовы. И всюду, куда ни глянь, изувеченные, залитые кровью тела людей: её знакомых, соседей, друзей, и лишь три чужака в чёрной форме и стальных кольчугах. Пламя охватило дома Раренов, Налтов и Хакли, и чёрный зловещий дым расползался по деревне. Большая рыжая собака жалобно скулила, зализывая израненный бок. Мара ступала как в кошмарном сне по этой жуткой деревне, где не осталось ни одной живой души. Она машинально зажимала себе рот ладонью, чтобы не закричать, не зарыдать в голос, но слёзы струились по лицу. Наконец, она достигла дома дядюшки Бата. У ворот лежал труп ещё одного воина в чёрном.

– Каран Гелан! – прошептала Мара в ужасе. – Они искали меня!

В следующий миг она уже не смогла сдержаться и зарыдала. Дядя Бат был пришпилен длинным копьём к стене сарая. Его простая льняная рубаха побагровела от крови. Тётя Мирна лежала на пороге дома, невидящим взором глядя в небеса – из груди её торчало три стрелы. Мара упала подле неё на колени, целуя мёртвое лицо, закрыла её светлые глаза и оглянулась, всматриваясь в полумрак дома. Она не смогла подняться с колен, когда увидела рыжее пламя волос Джайны, сияющих в углу возле очага. Ползком Мара добралась до названной сестры, положила её голову на свои колени, вырвала кинжал из её сердца и долго рыдала, перебирая ласково огненные пряди. Однажды она уже потеряла всё, пусть она и не помнила, как это случилось, пусть магия и вырвала из её памяти осколки прошлых дней, заключив её душу в зачарованную ловушку небытия, но боль всё равно не отпускала её. Теперь она вновь лишилась самого дорогого, и причиной сего были два слова: Каран Гелан – проклятие, разрушившее её жизнь.