Владимир Абрамов - Мир усталого света Страница 6

И реки обагрились кровью, а горы содрогнулись от ненависти. Душераздирающие вопли, нечленораздельные стоны и злобные проклятия огласили долины. Великая река Рудра вышла из берегов от крови, а трупы убитых на поле брани некому было убирать. Таяли ряды людей, а карликов все прибывало. Стойко сражались люди, но были уже обречены…

…И тут на поле боя появился величественный всадник на белом коне. В чертах лица его или фигуры не было, казалось, ничего выдающегося, но был он в своем неистовом гневе и безумной отваге настолько прекрасен, что подобен только самому себе. Как бог смерти Яма ринулся он на врагов. И сокрушал их своим огненным мечом, и воспрянули люди духом, и с новой силой разгорелась битва. И перестало вдруг расти вражеское войско. Сражение уже не могло идти долго. Начался разгром. Скоро все было кончено. Из-за туч вышло яркое солнце и своим желтым светом сделало поле битвы оранжевым. Но победителей не было. Черты убитых карликов разглаживались, укрупнялись. Они превращались в людей. С ужасом узнавали в них уцелевшие своих пропавших родных и близких. А Белый всадник отпустил коня, сел под деревом на возвышении. Последний раз окинул он поле битвы спокойным угасающим взором и умер.

…Так записано было в Книге Судеб. Зловещая четырехликая богиня Кали сделает так, что глупость, зависть и злоба наполнят воздух и заразят людей. И спрячет свои чудесные побеги в землю священная Мандрагора, а корень ее вылезет наружу, обернувшись страшным Альрауном. И даст то начало отвратительному племени карликов-оборотней. Завладеют они Книгой Судеб и начнут стирать ее волшебные знаки, а взамен записывать туда своими каракулями имена людей, которые будут тогда в полной их власти. И будут оборотни непобедимы, пока жив Альраун. Много будет крови и слез. Но родится тот, кто положит конец мерзости и погибнет. Рано забудет себя, долго будет скитаться по свету. Нигде не найдет он покоя. Но встретит странник великого лекаря и примет из рук его шесть волшебных апельсинов. Вспомнит тогда себя и вернется домой. Без жалости уничтожит он злобного Альрауна, хотя будет знать, что погибнет, отравленный его ядом. Но останутся в земле добрые семена великой Мандрагоры. Может быть, они принесут еще обильные плоды.

… В сказочной стране Филистинии жил веселый народ – филистинляне…

Четыре стороны света

Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла.

За тридевять земель, в некотором царстве – тридесятом государстве жили-были царь с царицей. И был у них единственный сын – Иван-царевич. Когда исполнилось ему шестнадцать лет, отправился он путешествовать. Долго ли, коротко ли бродил Иван по белу свету, но попал он в дремучий лес, куда ни зверь не забежит, ни птица не залетит. Вдруг случилось диво дивное: все вокруг озарилось ослепительно белым сиянием, а перед Иваном, откуда не возьмись, стоит избушка на курьих ножках, к лесу – задом, к нему – передом. Зашел Иван – у печи сидит баба Яга – Костяная Нога. – Куды путь держишь, касатик? – спрашивает. – Дело пытаешь, аль от дела лытаешь?… – Я – Иван, царский сын, по белу свету хожу, на людей посмотреть, да себя показать, – подбоченился Иван. – А ты, старая хрычовка, прежде чем добра молодца пытать, баньку б истопила да хлебом-солью накормила… – Будь по-твоему, царевич, – ухмыльнулась старуха, а потом баньку истопила, Ивана пирогами накормила да спать уложила. А утром, ни свет-ни заря, кликнула-свистнула лешего лохматого и говорит Ивану:

– Дам я тебе, Ваня, провожатого, выведет он тебя к вещему Латырь-камню. Идут от него четыре дороги. Первая дорога – гладкая да ровная, любому путнику по ней идти легко и приятно. Ведет она в счастливую страну, в которой люди все живут мирно и спокойно, ибо обладают они нравом тихим и кротким. Управляет ими добрый царь, которому помогают двенадцать мудрых советников. Женишься ты там на пригожей царевне и будешь жить долго и счастливо. Вторая дорога – тоже гладкая да ровная, но ведет она в несчастную страну. Люди, бедные и богатые, живут там плохо, потому что кто-то украл у них будущее, да черти всюду суют носы, и оттого там нравы – ужасные. И в этой стране ждет тебя, Ваня, свадьба с царевной, и будешь ты там царем. Но царевна окажется ведьмой, превратит она тебя в дракона шестиглавого, и погибнешь вскоре смертью лютою. Третья дорога – извилистая да с колдобинами, стерегут на ней путника трудности и опасности, но ведет она в ту же счастливую страну, что и первая. А четвертая – дорога – извилистая и опасная – ведет в ту же несчастную страну, что и вторая. Леший косоглазый покажет тебе, как распознать дороги, да и ступай себе на все четыре стороны.

Тут баба Яга захохотала дико и исчезла, как сквозь землю провалилась, вместе со своею избушкой. А Иван-царевич благополучно добрался до бел-горюч камня Алатыря, хотя его спутник странный, похожий на Лихо одноглазое, по пути так и норовил свалиться в каждую яму и стукнуться лбом о всякое встречное дерево, так что Иван начал было побаиваться – уж не слепой ли тот вовсе. – Теперь, царевич, – пробормотал леший, не переставая кривляться, – встань возле вещего камня, закрой глаза, представь страну и дорогу по сердцу, да и ступай вокруг, пока не очутишься пути избранном.

Сделал Иван-царевич все как положено, да и пошел по правильной дороге в счастливую страну. На седьмой день впереди показался город. К его удивлению, Ивана там ждали. Оказалось, что единственная царская дочь-красавица – на выданье, да только о нем и думает. А царь с царицей, только Ивана увидели, так и предложили ему руку дочери своей и полцарства впридачу. Свадьбу назначили завтра, а Ивана поселили в царском дворце белокаменном с крышей из чистого золота.

Ночью Ивану не спалось. Откуда-то снизу доносился неясный шум, и Иван встал и спустился в парадный зал. Там было полно гостей, которые чинно сидели вокруг полукруглого возвышения в западной части зала и что-то бубнили, отчего и стоял ровный негромкий гул. Подойдя ближе, Иван разглядел нечто вроде красного амвона перед золотыми вратами. У подножья бил тонкий прозрачный источник, а от него через весь зал протекал мутный, грязный ручей. На амвоне стоял сам царь и что-то говорил, опираясь на аналой. Что именно – Иван разобрать не мог, хотя отдельные слова были слышны отчетливо. Теперь Иван стал присматриваться к собравшимся и обомлел: зал был полон привидений, а поближе к царю сидели упыри и вурдалаки. Время от времени некоторые призраки выражали свое одобрение, солидно звеня цепями, кто-то по знаку царя вставал, подходил к источнику пить, потом садился на место. Вдруг один из них споткнулся и упал, да так неловко, что голова его отвалилась и покатилась прямо к ногам Ивана. Но голова почему-то нисколько не была удручена этим. Она нахально подмигивала Ивану, строила причудливые рожи. А тот онемел от ужаса и стоял, как вкопанный, не в силах оторвать от нее взгляда. Это была его, Ивана-царевича, голова.

Из глубин памяти всплыла мерзкая старуха. Она кривлялась и отвратительным голосом повторяла: – Помни, Ваня! Это заклинание действует только раз в жизни! Не продешеви! – А губы уже бессознательно и исступленно повторяли заклятие старой колдуньи. И вдруг… точно пелена спала с глаз.

Он сидел на полу посреди ярко освещенного зала и глупо озирался по сторонам. Было полно гостей. Играла музыка. И вокруг – такие милые лица, такие заботливые. – Какое счастье, что мне все почудилось! Какое счастье! – думал Иван. – Мне стало плохо? Как внезапно! – Да, так неожиданно! – щебетала царица, – мы все так испугались! Лучше бы тебе, царевич, отдохнуть с дороги. Завтра-то оно – больно суетливо будет. Царевича проводили в спальню, и он спокойно уснул. А назавтра сыграли веселую свадьбу Ивана-царевича с красавицей-царевной. И пир был горой, а кто там был – мед-пиво пил. А молодые стали жить-поживать, да добра наживать…

Искушение прекрасной Селены

Видела дом, далекий от солнца, на берегу Мертвых, дверью на север; падали капли яда сквозь дымник, из змей живых сплетен этот дом.

В старинном селе Кучугуры, на берегу Азовского моря, когда-то жила молодая вдова по имени Селена. Детей у нее не было, денег – тоже. Жизнь ее протекала уныло и безрадостно, хотя была она еще молода и красива, а постоянная бледность делала ее лицо особенно выразительным. Ни каждодневные заботы о хлебе насущном, ни беспрестанные ухаживания поклонников, ни даже окружающая синева неба и моря, – не могли развеять ее обычного состояния возбуждения и тоски. Правда, многие считали ее ненормальной. Выйдет, бывало, в тихую погоду к вечернему морю, встанет на берегу и будто забудется. Зовут ее, окликают в это время – не отвечает. Смотрит неподвижно куда-то вдаль и молчит. Молчит долго, а потом вдруг начинает напевать что-то странное – протяжное, непонятное, – жуть берет. Потом прервется на пол-слове – очнулась, стало быть, – оглянется по сторонам, смутится и бежит домой.