Путь. Книга третья - Анюта Соколова Страница 6

что избалованная, вздорная девица ему не пара. Что единственная девочка в семье из сплошных мужчин – прадед, дед, отец и брат – привыкла ощущать себя королевой. Что королевой! Эльги у меня не настолько капризна и привередлива. Чёрт! Да я сам намекал Олину, что честолюбивая дочь Кушэра в последнюю очередь удовольствуется скромной долей жены Наблюдателя в Артреске!

Моё угрюмое молчание весьма красноречиво.

– Синеглазый, ты только меня не выдавай! Олин уже и так, и сяк… Малика ему всю душу вымотала. Требует домой возвратиться.

Очень мило! Сын Зиера стал Наблюдателем не по воле короля. Он упросил, умолил Аргена о назначении ещё до моего рождения. Олин влюблён в Артреск, дышит суровой романтикой мира воинов, мечом владеет не хуже меня… В Саор он не вернётся.

– Мар, не хочу показаться тебе чёрствым. Но слишком жива в памяти фраза, которой меня заставили заткнуться! Что не мне рассуждать о неподходящей любви!

Честно – от Вызова Олина тогда спасло только присутствие Дэрэка. Ласковые руки моего принца удержали меня от необдуманного поступка.

– Он раскаялся тысячу раз. И именно потому, что тогда оскорбил тебя, сейчас боится признаться. Джэд, там не просто семейные дрязги. Олин подозревает, что Малика начала пользоваться магией Саора, вмешиваясь в события на Артреске.

И почему я не удивлён?! Создатель! Импульсивная, вздорная, самоуверенная девчонка заскучала без всеобщего преклонения и обожания. Бесконечно любящий муж ей, разумеется, не преграда. К тому же Малика намного сильнее Олина.

Внутри у меня заворочалась, чуя недоброе, магия. Извини, родная. Нежные объятия и мягкая постель опять откладываются на неопределённый срок. Не пытайся меня переубедить, что день ничего не изменит – миллион раз я утверждался в обратном. Узнал – иди, не тяни. Час промедления зачастую стоит кому-то жизни.

– Тогда – до встречи. Веки, отцу-то про Обряд скажи! Переживает ведь.

Прыжок. Сразу в дом Наблюдателя. Гоню мысль, что Артреск, самый любимый мною мир, я вижу крайне редко. Лишь дома́ Олина, Реса, Керуна, Шела… До очередного турнира месяцев восемь, а Мэль со Стэном уже начали прозрачно намекать, что хорошо бы проверить, чему мой зять научится за год. И Дэрэк шептал, что хочет любоваться на меня в поединке… и после – просто хочет…

В комнате Олин один. Тем лучше. Сидит сжавшись, уронив голову на руки. Его поза – открытая боль. Если бы даже Марен ничего не сказал бы, я и то насторожился бы, столько тоски в стиснутых сильных пальцах.

Воин, победитель турнира, участник настоящих сражений. Когда-то Тор рассказывал мне о его похождениях – ту часть, что оставалась тайной для Саора. Наверно, тогда я и увлёкся холодным оружием – как любой тринадцатилетний мальчишка. Осуществить мечты я смог только спустя пару лет, уже с браслетами на запястьях… Как выразительно смотрел на них Раниринен, мой первый учитель! Ух!

Олин же при нашей первой встрече ожерелье смерил долгим оценивающим взглядом – вместе со мной, долговязым и наглым, явившимся напомнить сыну Зиера Закон Маржэна, который все Наблюдатели не нарушали, конечно, но… скажем так, вольно излагали. И, пользуясь своими способностями, с наслаждением варились в кухне событий иных миров, лезли в политику, экономику, во́йны. Арген был к подобному слишком снисходительным. По-моему, ему было просто плевать на всё, что происходит за Мостом. А мне – не было. И второй Закон Маржэна я уважал не в пример больше. Единственное, на что у меня хватило ума, – я отправился к Олину без сопровождения, не ставя в известность Совет и искренне надеясь, что мы разберёмся без лишнего шума.

Разобрались… В честном поединке по законам Артреска. Раны Наблюдателя я залечил, собственные затянулись сами, потом мы до вечера учили друг друга особым, любимым приёмам боя, затем всю ночь провели с сослуживцами Олина, пили местное вино, горланили песни… Утром мы расстались друзьями. Я убедился, что ничего по-настоящему незаконного сын Зиера не делает, он – что новый король Саора, способен постоять за себя без Стражей, Совета и церемониального меча.

Олин редко появлялся в Саоре, лишь затем, чтобы навестить мать и сестру. О том, что он собирается пройти Обряд, я услышал от него полгода назад. Мог бы и не говорить – одобрения Правителей личная жизнь Наблюдателей не требует. Однако, сказал… как и то, что родные резко против. Если сын Зиера ожидал от меня поддержки – то просчитался. Уж на что я расположен к Кушэру, и то в компании его доченьки готов сбежать через минуту. Дальше случилось то, о чём напомнил Марен. Я попытался Олина предостеречь, он прозрачно намекнул на мои пристрастия… Мы расстались злые и больше не виделись.

Сейчас я больше всего хочу, чтобы слухи не оправдались. Пусть Олина мучает что-нибудь совершенно иное, нежели сознание непоправимой ошибки. Но остаточный магический фон говорит сам за себя. Заклинания Подчинения, Трансформации, Переноса… Те, которым не место в доме рядового Наблюдателя и на которые сам он не способен. Я негромко кашляю. Сын Зиера поднимает голову и глядит на меня, не меняя положения:

– Я всё ждал, когда ты придёшь…

Странно, что у столь разных людей один и тот же взгляд. У Мариэль, прощавшейся со мной на Маринике. У исследователя Паджера, потерявшего Ролланну. У Дирана, уходящего из моей спальни. Сознание того, что ты теряешь цель и опору в жизни.

– Олин, есть возможность наказать её, не оповещая Совет?

Да простят меня мои же Советники. Но если есть хоть малейший шанс не отправлять Малику в изгнание – я им воспользуюсь. Запру в Саоре, приставлю охрану…

– Нет, Джэд. Она убийца.

Мне очень хочется завыть – от бессилия и обиды.

– Синеглазый, я ей всё прощал. Ей было скучно – мы таскались в столицу. Малика кружила головы царскому окружению – я терпел стиснув зубы. Понемногу вплетала магию – не остановил вовремя… Она начала играть с человеческими чувствами – и заигралась. Вляпалась в историю, сопротивлялась и превысила меры защиты… Но не это главное! Она… мне изменяла. Я слабый маг, ты же знаешь. Пока Малика скрывала, ни о чём не догадывался. Только тут всё выплыло на поверхность… Джэд, что мне делать?! Ты заберёшь её? Осудишь? Джэд, сжалься! Я понимаю, это Закон… Но хоть что-то! Можно, я уйду в изгнание вместе с ней?!

– Мы поговорим об этом перед Советом, обещаю. Где она?

– В столице… наверно.

– Можешь её позвать? Не говоря, что я здесь. Не хочу… лишних жертв.

Олин кивает, но медлит. Не вставая заглядывает мне в глаза:

– Спасибо, Джэд.

– За что?!

– Не добиваешь – «я же тебя предупреждал», «думать надо было головой»…

– В Саоре ещё наслушаешься.

Наблюдатель тоскливо усмехается:

– О да… Сестрёнка мне всё припомнит… Синеглазый, я не шучу насчёт изгнания.

– Я знаю. И тоже искренне постараюсь учесть этот вариант… Олин, мне жаль.

Понятно, почему он тянет. Что сделал бы я на его месте? Схватил бы свою глупую половинку в охапку, рванулся бы через миры?..

Зачем гадать… Семнадцать лет назад я был почти в такой же ситуации. Когда душа рвалась к любимому и изгнанному. Сколько мы прожили друг без друга? Неделю? А если больше – месяц, год? Малике за убийство светит пожизненное наказание… Я – разделил бы его с Дэрэком? Даже если бы он не платил мне взаимностью?

Да.

– Олин… Существует поправка Гэдэи к Закону Алхэна об убийстве разумных, по которой при добровольном раскаянии возможно смягчение наказания преступнику. Ты в состоянии повлиять на дочь Кушэра? Объяснить ей положение? Если вы завтра с утра явитесь в Орж и предстанете перед Советом, я вправе настаивать на снисхождении. А у вас будет эта ночь всё выяснить между собой.

Как у Малики – оценить глубину самоотверженности сына Зиера. Слава Создателю, расплывчатой формулировке Закона Алхэна и милосердию королевы Гэдэи. Ну, и ещё раз Тору, заставившему меня выучить все, даже самые забытые и нераспространённые, примечания к Законам.

– Джэд… Ты это серьёзно?!

Нет, юмор у меня такой, королевский!

– Олин, я всё прекрасно понимаю. Даже то, что тебе хочется взять Малику за руку и удрать куда-нибудь за Лирли. Но и ты знаешь, что я вас там найду. Отыщу в любом мире! И на снисходительность мою можешь тогда не рассчитывать! А так… Совет всё выслушает. Если у дочери Кушэра хватит мужества во всём признаться и привести факты в своё оправдание, изгнание не станет пожизненным. Лет тридцать максимум. Сколько тебе