Андрей Посняков - Кремль 2222. Коломна Страница 7

Именно здесь, по сути, посередине Кремля, лучше всего слышались все шепоты ночи. Ветер обычно дул с севера, башни же располагались южнее.

Рат прислушался: вот где-то на болотах, за рекой, истошно вскрикнул кулик. Вслед ему закричала выпь, послышался довольный рык рыси и волчий вой. А чуть к западу, со стороны большого, поросшего редколесьем холма удивительно правильной формы, донеслось кукование кукушки.

Все ночные звуки были обыденными, привычными – не слышалось никаких необычных воплей, ни – зычных возгласов: «Не надоело?!». Так обычно перекрикивались в караулах часовые варваров нео, по дурости забывая, что ночью звук слышен куда дальше, нежели днем. Именно на этом дикари частенько ловились – соберутся напасть, проберутся в сумерках к ближайшему лесу, – а оттуда их уже хорошо слышно. Голосят ведь, чудушки, свое «не надоело-о-о-о» на всю округу.

Правда, нападают они обычно – зимой, в холода. Реки и болота замерзают – любой твари все дороги открыты. Летом же, да и сейчас тоже, никаких дорог нет, одни болотные тропы – проводник Ратибор знал это, как никто другой. Зима – пора для битв, для обороны, лето же создано для того, чтобы спокойно копить силы, строить, собирать урожай. Однако и в теплые времена тоже нужно было держать ухо востро – бывало, пробивалась откуда ни возьмись какая-нибудь бродячая шайка. Нападали на башни, но осаду долго не вели – когда нечего становилось жрать, уходили, несолоно хлебавши.

Чу!

Подойдя сзади, напарник легонько хлопнул товарища по плечу и показал на тот самый холм, где куковала кукушка. Теперь там, хорошо заметная в темноте, горела маленькая красная искорка. Костер?!

– Не думаю, что костер, – поднявшись на смотровую площадку, недоверчиво прошептал старшой – Сгон. – Там же красное Поле, забыли? Оно и сверкает отблесками – вон, лунища-то.

От Сгона как-то странно пахло… синей осокой – росла на болотах такая… как раз у того участка, где корчевали нынче, и росла. Так что ничего удивительного…

Не такой уж и светлой была сейчас луна, но насчет красного Поля Сгон был прав: появиться рядом с ним любому живому существу – верная гибель. Потому и холм этот считался запретным, хотя молодежь, случалось, бегала – уж больно место было красивое, да и цветов там росло немало – девчонкам на венки, на букеты.

Никто и никогда толком не мог объяснить, каким образом возникли Поля Смерти – некие желеобразные сгустки непонятной энергии саженей десять, а бывало и больше, в диаметре, способные передвигаться, охотиться, заманивать жертву и менять свойства попавших в них вещей. Людей они просто жрали, без вариантов – по крайней мере, так, стращая, говорили волхвы. Были белые Поля, были красные… Одно такое, Красное, как раз и обреталось где-то там, на холме.

Да, Сгон прав – наверное, это блестит Поле. Какой же дурень станет жечь там костер? Даже самый тупой дикарь – и то побоится.

Снизу вдруг донесся стук. Совсем обычный, будто кто-то взял и постучался в ворота. Словно с соседней башни за солью пришли, этак по-дружески, запросто.

Караульные с осторожностью посмотрели вниз, и конечно, никого не заметили – темно, до рассвета оставалось часа три, а то и больше.

– Может, горящую тряпицу бросить? – шепотом предложил Ратибор. – Увидим тогда, кто.

Сгон усмехнулся:

– Так лучше тогда просто взять и спросить.

Сказав так, он тут же крикнул во тьму:

– Эй, кто здесь?

Ответом была тишина, и не было слышно ничего подозрительного: никто у подножия башни не шастал, не рычал, когтями ворота не царапал. Но кто-то же постучал! Ведь не может так быть, чтоб всем троим показалось!

Минут пять караульщики молча прислушивались, и, когда совсем уже было решили, что показалось, снова послышалось тихое – тук-тук.

– Может, ветер? – неуверенно предположил Легоша.

Ратибор тихонько засмеялся:

– Ага, ветер. С руками, с ногами…

– Да кто там? – снова рассерженно крикнул старшой.

Он явно нервничал, и можно было понять – почему: старший в карауле должен был принимать решение – ударить ли в колокол, разбудить ли все башни. Стоила ли ситуация того? За ложную тревогу тоже по голове не поглядят, да и насмешек потом не оберешься, а воевода Твердислав триста раз подумает – назначать ли старшим столь нервного и неуверенного в себе ратника.

– Откройте, – снизу, от ворот, донесся вдруг слабый тонкий голос. – Пустите меня… Пожалуйста, пустите… я очень замерз.

– А ты кто вообще-то? – гаркнул Сгон. – Откуда взялся и как сюда пришел?

– Я – Колко, отец мой торговец, маркитант. На нас напали нео, ограбили, убили… я бежал… и вот. Идти больше не могу – помогите!

Снизу донесся жалобный плач.

– Пацан, – Ратибор покачал головой. – Судя по голосу – малолетка. Маркитант, говорит… И как только в трясине не сгинул? Ой, не нравится мне все это!

– И мне не нравится, – поддержал приятеля увалень. – Это что же он – больше двадцати верст прошел? Да еще болотами?

– В колокол бить предлагаете? – старшой сглотнул слюну. – А коли и правда – пацан?

Все мысли Сгона сейчас читались Ратом запросто: старший караульщик просто боялся насмешек, вот и осторожничал, сомневался. С другой стороны – и правильно – мало ли что? По «наставлению» караульной службы вообще не полагалось никому постороннему ворота открывать, а уж утром разводящий решил бы.

Вспомнив, Сгон просиял лицом, не хуже уныло блестевшего над Маринкиной башнею месяца: вот, оказывается, бывает и от «наставления» польза.

Свесившись с башни, десятник громко прокричал:

– До рассвета жди. Там посмотрим.

Вновь послышались рыдания…

– Мне б попить… ну, пожалуйста… помру ведь…

– Может, флягу ему бросить? – Легоша потянулся к поясу.

– Не жалко фляги? – тут же хмыкнул Сгон.

– Жалко. Так и парня этого жалко.

– Ну… тогда на веревке баклажку спусти…

И то дело.

Связав тоненькую бечевку из валявшихся в углу обрывков (ими обычно перевязывали пучки стрел), Легоша опустил вниз личную фляжку с водой, просунув ее через ограждавшую всю караульную (или колокольную) площадку надежную кованую решетку. Дождался, когда неведомый отрок напьется и потянул веревку обратно… только…

Никто даже понять толком ничего не успел.

Вместо фляжки на конце бечевы оказалась вдруг бурая болотная гадюка! Отвратительная ядовитая тварь, блестящая кожа которой сверкнула рыжим огнем в свете горящей внизу, в каморке отдыхающей смены, свечки.

Не эта б оставленная – забытая – свечка, так и не увидели бы гадину, не сообразили.

– Змея!!! – истошно закричав, Легоша бросил гадюку на пол и тотчас же раздавил ее сапожищем.

– Будите всех! – бросившись к колоколу, быстро распорядился Сгон.

Басовитый колокольный гул разбудил все башни – от Пятницких ворот до Маринкиной. За зубцами, в бойницах, вспыхнули факелы, на боевых площадках забегали воины…

– О, Великий Био! Это еще что?

Бросив колокольные веревки, Сгон посмотрел в ночь… вдруг взорвавшуюся сотней огней. Они были внизу и у Пятницкой башни – многочисленные бегающие светлячки, – факелы в мощных волосатых лапах.

– Дикари! Нео!

Ратибор бросился к крепостной пищали, торопливо забивая в ствол картуз с порохом, пыж, свинцовое ядро-пулю. Пищали на звоннице не держали заряженными, опасаясь, что отсыреет порох. Впрочем, не так уж и много времени занял у Рата сей процесс – где-то с минуту. Рука набита, чего уж там.

Просунувшись сквозь прутья решетки, огнестрел рыгнул пламенем в сторону скопища бегающих светлячков. Послышались вопли боли и ужаса.

– Ага-а-а!!! – радостно закричал Ратибор. – Есть! Вот вам! Что скажешь, Легош?

Он обернулся за шомполом и протиркой, и едва не наступил на лежащего увальня…

– Легош! – Рат бросился другу на грудь. – Легош-ша!

– Мертв он давно, – безразлично откликнулся Сгон. – Гадина все же успела его цапнуть. Сам знаешь, противоядия от яда болотной гадюки нет.

Ратибор знал – сам проводник, часто бывал в болотах… Знал, но… Но почему все так? Так погано, гнусно… Эх, Легоша, Легоша…

С башен раздались пищальные выстрелы, тут же громыхнули и пушки.

– Так их! Так!

Никакого огнестрельного оружия у нападавших, скорее всего, не имелось, а если и имелось, то крайне мало. Наверное, не разжились в достаточной мере порохом, иначе б действовали напролом, давно б рванули ворота. Не хитрили бы, не стучались, не просили жалобно о помощи.

Некогда было горевать-печалиться. Нужно вести бой, показать этим свирепым уродам!

Резко долбанул выстрел, за ним – сразу – еще один: молодые караульщики Тимоха и Крот – тоже делали свое дело. Правда, палили, похоже, в белый свет – как в копеечку, зато с каким азартом.

Недобро усмехнувшись, Рат зарядил пищаль и принялся увлеченно выцеливать светлячков… Вот здесь вот… вот как раз…