Александра Треффер - Aeternum bellum (бесконечная война). Инквиетум. Артефакт. Апокалипсис Страница 7

Когда Вольф поднялся, лицо его было спокойно и жестко. Всю ночь он поддерживал во дворе огонь погребального костра, а наутро о Майделях и их жилище, по воле юного мага, не помнил уже никто».

Конрад еле отошёл от потрясения. Он знал, что в семье Вольфа отсутствовала гармония, но чтобы настолько…

– Зря вы мне это рассказали, Рудольф, – грустно сказал он. – Помня, что в Морсатре когда-то жил страдающий ребёнок, в решающий момент я могу нанести ему недостаточно сильный удар.

– Но ведь тебя, в отличие от него, не ожесточили наказания отца, сынок, – возразил Лёвенштайн. – Ты не стал бесчеловечным из-за того, что тебя избивали в детстве.

– Я лишь приобрёл нечувствительность к физической боли.

Виттельсбах невесело улыбнулся.

– Мой отец имел своё представление о воспитании, но никогда не был бессмысленно жесток. И не убивал жену на глазах собственных детей. А то, что творил Отто Майдель, непростительно…

– Что бы ни делал Отто, путеводным лучиком для Морсатра могла бы стать память об ушедшей. Но он предпочёл забыть её, и даже воспоминания свои запрятал так глубоко в подсознании, что Игорь едва смог их извлечь. Никакими муками в прошлом нельзя оправдать зверства в настоящем. Разве я не прав?

– Наверное, правы, – рассеянно отозвался Конрад.

Он думал о том, как неожиданно Вольф изменился однажды, превратившись из зажатого, постоянно ёжившегося и вздрагивающего мальчишки в красиво подающего себя политика. Теперь Виттельсбах знал причину этой метаморфозы. Если бы в то время друг доверился ему, поделился переживаниями, позволил утешить себя, возможно, мир не страдал бы сейчас. Как и в том случае, если бы сам Конрад оказался чуть проницательнее и задумался об этой перемене.

Маг вспомнил слова Рихарда, сожалевшего, что сын не встал во главе «Серви ноктис». Наконец, он понял его. Тот хотел сказать, что, подчиняясь сильнейшему, Вольф не мог бы столь явно и безнаказанно демонстрировать свою дьявольскую сущность. Но раз всё сложилось так, а не иначе, Виттельсбаху придётся побороть в себе жалость к этому несчастному, искалеченному человеку – бывшему другу во имя многих.

– Скажите, Рудольф, – спросил колдун, – именно этим Вольф в двенадцать лет отличился перед «Серви ноктис»?

– Конечно. Несмотря на то, что Отто был алкоголиком и, по сути, злодеем, семья его считалась светлой. Убив филия, Вольф оказал услугу ночи, а тёмные получили ещё одного адепта. Но это не всё. Ты прекрасно знаешь, что Майдель стратег. Позже он помог русскому дуксу в локальной войне с несколькими опасными для того группировками. Огромное семейство Фёдоровых, связанное родством с графом Храповицким, построившим замок-артефакт в Муромцеве30, пострадало больше других. Жена и двое сыновей Владимира погибли, а сам он – один из немногих выживших.

– Ох!

Виттельсбаху стало понятно, почему маг с таким подозрением отнёсся к нему – пособнику Морсатра при первом знакомстве.

– Слишком много печальных открытий для одного дня, – вздохнул чародей.

И подумал, что было бы неплохо использовать полученную информацию против Майделя, не заметив, что мысленно противопоставил себя стихии тьмы.

Глава V

Пока мучимый ужасными воспоминаниями опекун метался в кресле у камина, его воспитанник развлекался у Эммы Шнайдер. Волшебницы – девочка и её тётя жили в одном из районов Майнца – Бретценхайме в небольшом доме, надёжно скрытом от глаз людей заклинаниями чудаковатой, но рациональной тётушки Урсулы – старой девы, опекающей племянницу после гибели своего брата Стефана и его жены.

Для любопытных глаз строение выглядело обычным пустырём, что приводило к разным, иногда забавным, казусам. Сначала администрацией района долго разыскивались владельцы пустоши, которую хотели выкупить, чтобы построить там гостиницу. Потом, когда хозяев не нашли, была сделана попытка проверить проплешину на соответствие планам, ибо мэр Бретценхайма всё ещё лелеял надежду на заселение необитаемого места парой сотен приносящих доход приезжих.

Но каждый раз, когда исследователи пытались пройти вглубь простирающегося на триста метров пространства, они натыкались на твёрдую преграду, на ощупь похожую на дверь, окно или стену. Наиболее суеверные вскоре зареклись даже появляться на «проклятой» земле, и, в конце концов, законопослушные и мистически настроенные горожане оставили измученное жилище в покое.

Виттельсбах не узнал бы этот дом. В ту страшную ночь, когда он спас Эмму ценой жизни брата, девочку доставили сюда другие. Но Теодорих хорошо знал, как выглядит приветливое строение. Со Шнайдерами он познакомился у родственников по матери – Арнольда и Ольги Рогге, которых, не встречая возражений со стороны опекуна, время от времени навещал. У дяди с тётей росли двое детей – Хельмут и Ирма. Мальчики были ровесниками, а Ирма моложе обоих на шесть лет. И сейчас все четверо отмечали день рождения Эммы.

Несомненно, стоит потратить несколько слов, чтобы описать, как выглядит девочка, вырванная Конрадом из лап смерти. Губы бантиком и вздёрнутый нос придают её лицу детски-наивное выражение, одевается темноволосая и сероглазая Эмма в какие-то жуткие, на взгляд Теодориха, лохмотья, а волосы закручивает в дреды. Но за этим пёстрым фасадом скрываются мощнейший интеллект, острый ум, наблюдательность и огромная сила волшебницы. Эмма пользуется всеми видами изобретений человеческого разума, она самостоятельно освоила компьютер и без проблем выходит в мировую паутину, а в голове держит столько информации о магах и людях, что любой учёный позавидовал бы её эрудиции.

Черноволосый, долговязый и худой Хельмут, в отличие от подруги, едва одолевает азы магического образования. Если в его голубых глазах его порой и светится мысль, то недолго. Обычное наивное их выражение придаёт лицу мальчика с несколько размытыми чертами глуповатый вид.

В этот момент старший Рогге дразнил сестрёнку, а та плакала и дерзила брату. Эмма хихикала над ней вместе с Хельмутом, но Теодориху не нравилось, как друзья обращаются с ребёнком, и он пытался успокоить обе стороны. Ребята поддразнивали и приятеля, обещая парочке скорую свадьбу, но тот оставался серьёзен.

В конце концов, Тео резко сказал, что не одобряет такое отношение к девочке и немедленно заберёт её и уйдёт, если насмешки не прекратятся. После этого заявления товарищи притихли, Ирма забралась к защитнику на колени, а тётя Урсула внесла в комнату огромный торт. Женщина никогда не создавала еду из молекул воздуха, а готовила своими руками, что делало пищу особенно вкусной. Заждавшиеся дети, даже сдержанный Теодорих, жадно набросились на лакомство.

– Эмма, не облизывай руки, – одёрнул мальчик подругу, – это неприлично.

Сам он аккуратно отламывал ложкой небольшие кусочки и клал в рот.

– Так вкуснее, – отозвалась та, обсасывая пальцы, – быстрее и… больше достанется.

Договаривая, она засунула за щеку ещё один огромный кусок с кремом.

– Беба́ фами даянами…

– Что? – не понял подросток.

Прожевав и снова облизав ладони, девчонка повторила:

– Беда, говорю, с вами дворянами и аристократами. Там не сиди, так не ешь, то не носи…

Хельмут рассердился:

– Бестолочь ты, Эмма! Причём тут дворяне? Это общепринятые правила. На тебя смотреть противно.

– И не смотри, – хладнокровно парировала она, – подумаешь, очень нужно.

Теодорих, с минуту понаблюдав за препирающимися друзьями, сообщил девочке:

– Иногда мне хочется дать тебе подзатыльник, как маленькому ребёнку. За непослушание.

– Только попробуй! – окрысилась та.

– Не стану, – вздохнул мальчик. – На женщину я руки не подниму.

– Ну, и правильно, – засмеялась строптивица. – Пошли танцевать.

Но ребята так набили себе животы, что чувствовали себя сонными мухами. Подёргавшись под музыку в одиночку, девочка рассерженно сказала:

– Да ну вас, прямо старички какие-то!

И, сев рядом с мальчиками, завела разговор.

Эмма рассказывала о знакомых ей одногодках из человеческого мира, сравнивая два общества и радуясь, что им – магам не приходится ходить в школы, как людям, и они углублённо изучают лишь то, что может пригодиться в жизни. Постепенно ребята перешли к тонкостям образования магического.

– Вот скажите мне, – спросила Эмма, – зачем нужна эта латынь?

– Как зачем? – растерялся Хельмут. – Для заклинаний.

– Ерунда! – сердито отрезала Эмма. – Смотрите-ка.

Она развела ладони и, направив их на стол, произнесла:

– Brot mit Wurst!31

На столешнице появились бутерброды без тарелки.

– Оп, не учла, – засмеялась девчонка.

Хельмут стоял, разинув рот.

– Но ведь это немецкий, – промямлил он.

– Само собой, – отозвалась подруга. – Вот и скажите, зачем учить латынь, если можно колдовать, используя родной язык?