Даниил Кучер - Ход черных Страница 8

– Это Ад?

– Типа того. Выходи, располагайся. – Я позволил себе улыбнуться, и открыв дверь, вежливо подал руку. – Местами здесь вполне прилично.

Жженый гравий застонал под ногами. Мы остановились около двухэтажного дома на углу улицы. Если не задаваться вопросом, как эти дома ухитряются сохранять деревянные части после бензиновых дождей, то можно найти в этих покореженных развалинах некую красоту. Желтое, черное и багровое. Пожелтевшие стены, обуглившиеся края ставен и дверных косяков, и черные облака на багровом небе. Небо… Я с некоторых пор не смотрю на него, хоть и могу. Она тоже пока может, но еще не знает какая это честь. Ее каблуки скрипят по обожженному паркету, как карандаш по пенопласту. Рука с сомнением замирает над грязным поручнем. Я достаю ключ и открываю одну из квартир на втором этаже. И да, в этом тоже есть смысл. Внутри – две комнаты, обставленные вполне по-домашнему. Конечно, она не видит всего, но это и не нужно. Я достаю из серванта бутылку и два бокала. И вот мы сидим в приятной тишине, попивая коньяк в комнате с видом на Преисподнюю…

– Что происходит? Кто ты такой?

– Ты понимаешь, что я буду тебе врать?

– Конечно. Это не проблема. Ложь, как правило, информативнее правды. Правда – это просто факт. А ложь, – она прищурилась, – это факт, плюс страх этого факта, плюс причины этого страха, плюс способ выражения, предел этого страха, и еще куча всякого. Так что ври, не стесняйся. Я люблю книжки с картинками.

– Меня зовут Бина. Так меня назвал отец. Настоящий. Я родился шестнадцать лет назад, вырос в семье в Краснодаре. Когда мне было тринадцать, погибли мои биологические родители. Вернее, их убил один здешний мерзавец. Демон. Тот самый монстр, которого ты сегодня видела. С тех пор я поступил на работу… сюда. Нет, месть не причем. По большому счету, он для них же лучше сделал. Я находил их здесь и убедился в этом. Сейчас я, как бы это без пафоса сказать, на службе сил Зла. Это, разумеется, шутка, но доля шутки в ней есть. Ты не сможешь все это понять, поэтому я буду обобщать. Есть некий порядок вещей за пределами обычного человеческого понимания, и я за этим порядком слежу. Это место – часть такого порядка. Мы сейчас здесь, потому что мне надо подумать и решить, что с вами делать. Это требует времени. А тут время идет медленнее, чем на земле. На самом деле – я довольно крупно вляпался. Решился на некий рискованный проект, и он провалился. Сейчас нужно срочно придумать, как минимизировать возможный ущерб, который будет нанесен моей ошибкой. И лучший для меня вариант – тот, когда ты убиваешь того типа, который к тебе подсел. Собственно, так и должно было случиться. Он после беседы с тобой должен был пойти и повеситься. И ты все сделала, чтобы так и было. Но тут вмешался Саммаэль, и все пошло прахом…

– Там была куча трупов…

– Плевать совершенно. Их убил он, а значит, это меня не касается. Значит, имел право. Он не стал бы совершать таких ошибок, особенно передо мной. Важно не то, кого он убил, а то, кого нет. Оставил в живых и тебя и его. Его – понятно. Хотел меня подставить. А вот ты… Он, разумеется, знал о тебе. Но если Саммаэль был в курсе моих планов, то логичнее было бы отправить тебя сюда самоходом. Не мог этого сделать?.. Не проверить…

Я до сих пор не сумел понять ее спокойствия. Она не была психопаткой, но я не видел страха в ее глазах. А она – в моих. Мы оба были лишены своего главного преимущества, были безоружны друг перед другом.

Дождь по плитеИ роса на ресницахСтруны водыПенье синицы

Закатразбудит проспавший рассветИ день оглядитсяНо нас уже нет

И шаг за шагомПо землеКак призрак в собственной судьбеЯ вновь бреду сквозь этот дождь

Нас сумрак дней развел давноЛишь тени наши заодноВ проклятье жажды юности артериальнойИ наших жертв судьба печальна

ПоверьЯ не ищу прощенья днейИ не прошу, чтобы забылаЯ лишь молю тебяНе крастьСвоих цветовС моей могилы

Глава 5. Мельница. Далет. Кедр

– … А откуда тогда? В чем корень зла? В страхе?

– Во лжи. Страх испытывают все люди без исключения. Но не все позволяют ему овладеть собой. А ложь – это главное свидетельство победы страха над тобой. Если боишься, но говоришь правду – значит, ты уже почти выбрался из его плена. Боишься и врешь – проиграл.

– По-твоему, если человек всегда говорит правду, то он – супергерой? Но таких, также как и супергероев – не существует.

– Он намного круче. Если человек все время говорит правду – он постиг Мир. Как ты и сказал, таким по земле ходить не нужно, у них места поинтереснее есть. Но Зло, которое ты упомянул, именно в этом. Ведь Зло неискоренимо. Оно не для того, чтобы его искоренили, создавалось. Оно касается тебя постоянно. И только от тебя зависит – останется на тебе след, или нет…

На несколько секунд Мастер словно забыл о собеседнике и, затянувшись невероятно крепким дымом, отпил еще один кусочек сладкой пустоты. Его глаза будто впитали в себя и то, и другое – в них кинолентой промелькнуло бездонно-черное ночное небо, и латунная луна, и облака, смешавшие в себе и небо и луну. Он медленно поднял взгляд, и собеседник понял, что в глубине глазниц Мастера всего лишь отразилась его пряжка. Пришлось долго ждать, прежде чем облака покинули его легкие со словами:

– Ложь – и есть этот самый след…

Nd2 Nbd7

Лампа на столе у секретарши дрогнула. Раздалось мелодичное «дзинь» колокольчика на входной двери. Шарканье вытираемых о темно-зеленый половичок ног. Владимир Александрович говорил, что половичок должен быть обязательно темно-зеленым.

«…Клиент попадает под терапию с момента, когда делает шаг через порог нашей клиники. Всё, начиная от направления его взгляда, до течения его мыслей становится нашей ответственностью. Вот – ручка входной двери. Клиент посмотрит на нее. Потом коснется рукой. Если она будет обыкновенной, дешевой – он подумает: «Ну вот, тут все так же, как везде. Чуда не случится…». Если она будет массивной и золоченной – решит, что мы пытаемся выглядеть лучше, чем есть. Наши клиенты, как правило, хорошо разбираются в способах производить впечатление. Поэтому – ручка деревянная. Как и дверь. Массив, но без финтифлюшек. Тяжесть, легко и бесшумно поворачивающаяся на петлях. Петель не видно. И он ощущает, что попал в место, где умеют легко управляться с тяжелым. Это то, что ему нужно. У него груз на душе. Он не знает, как его нести. А тут – раз, и все. Легкость. Поэтому – климат-контроллер с анализом содержания кислорода и ионизаторы. Он заходит, делает вдох. И дышать становится легче. На улице – гарь, злость, горечь. А здесь – свежий воздух, и стена с живыми фотообоями… Лазурь, океан, тенистая зелень. Но не слишком – только одна стена. Это не турагентство. Взгляд скользнет по ней, и остановится на стойке администратора в дальней части комнаты. Тут его охватит неловкость. Такие люди, как наши клиенты, привыкли управлять ситуацией, и не любят тех моментов, когда не знают, что нужно делать. Они привыкли решать все с наскока. А тут – вошел, и нужно идти еще. Но нам необходимо деликатно поставить их в ведомое положение. И вот – половичок. Темно-зеленый. Лежит так, что обойти или перешагнуть неудобно, а не вытереть ноги – значит показать невежливость. И клиент с облегчением – ведь теперь понятно, что нужно делать – символичными движениями вытирает и без того чистые ноги. А заодно он получает удобную возможность привыкнуть к комнате, сориентироваться, подобрать выражения. И только после этого, не ранее, вы, Наталья, поднимаете на него глаза, улыбаетесь и говорите…».

– Добрый вечер, Джонатан! Мы вас ждем. Позвольте, я вас провожу.

Было довольно поздно. Врач и пациент сидели друг напротив друга. Массивные удобные кресла. Одинаковые. Клиент не должен иметь лишних поводов для противопоставления себя своему врачу. Владимир Александрович использовал только этот термин. «Врач». Ни каких «психологов» или «психиатров». Первые ассоциируются с некомпетентными шарлатанами (и не зря), вторые – заставляют пациента чувствовать себя сумасшедшим. «Доктор» – вызывает образ Пилюлькина, и пахнет белым халатом. Только «Врач».

Владимир Александрович не брал авансов. И ни какой почасовой оплаты. «Оставьте это программистам „1С“ и проституткам» – смеялся он в аккуратную седую бороду. Только результат. Причем он ни когда не говорил с клиентами о деньгах. Для этого существовала Наталья. Он говорил с пациентами только о них. Он был лучшим, и знал это. Так же, как и они.