Надежда Черпинская - Песнь Серебряного моря. Роман-фэнтези Страница 9

– Истина в твоих устах, – так же тихо ответил владыка эльфов. – Идём в Белый Дворец! Нам о многом нужно поговорить, но, прежде всего твоя рана.

Литей всё ещё не остыл от внезапной вспышки ревности, он ещё чувствовал, как бурлит в жилах закипевшая кровь, и гнев ищет выхода, и именно в этот момент эльфийский князь, наконец, обратил на него внимание. Улыбнулся, как показалось Литею, чуть насмешливо и спросил у Мары:

– А это, что за юный рыцарь? Представь своего спутника, королева Мара!

Гнев схлынул, как не бывало, уступив место растерянности. Литей лихорадочно соображал, как же ему лучше поприветствовать Великого князя.

А Мара сказала с улыбкой:

– Это мой верный рыцарь и воспитанник, принц Дарген Литей Ринай, будущий наместник Брелистона, а если на то будет воля Небес, правитель всей Земли Орлов и Остена. А это – Великий князь Эктавиан!

Прозвучало это как-то глупо и напыщенно, особенно по сравнению с титулом Эктавиана, упомянутым как бы вскользь.

– Орлёнок из Даргкара, – улыбнулся верховный эльф. – Добро пожаловать в Княжество эльфов, юноша!

– Моё почтение и пожелание всех благ Вам, Владыка Эктавиан! – учтиво поклонился Литей. – Для меня честь – знакомство с Вами, то есть, конечно, мы уже были знакомы… давно… (так мне сказала моя королева). Но это ведь так давно было – восемнадцать лет назад! Разумеется, я уже позабыл как…

Слова застыли на языке Литея. Улыбка угасла на лице Эктавиана, печалью повеяло от него, столь сильной, что её можно было почувствовать кожей, и даже в лесу стало вдруг как-то темнее. По гневно сверкнувшим глазам Мары Литей понял, что ляпнул что-то совсем-совсем не подходящее. Он уже и сам сообразил что, но было поздно…

– Не так уж давно, юноша… – тихо молвил Великий князь, глядя куда-то в пустоту. – Я вот тебя прекрасно помню, но ты был так мал… Разумеется, ты всё забыл! Восемнадцать лет, да восемнадцать – так мало, будто только вчера… – задумчиво добавил князь.

– Пойдём во дворец! – вмешалась королева, беря его под руку и возвращая обратно в реальность, и добавила, как бы извиняясь: – Я очень устала в дороге.

– Да, конечно, – приободрился князь. – Фангир, позаботься о лошадях! Распряги и отпусти, только вели не убегать далеко! Элтлантис изменился с тех пор, как Алана была здесь последний раз, а Эллил и вовсе в Эльфийской Долине впервые. Камаэ, Эрсель! Камаэ, ланхо!13 – добавил он и пошёл к дворцу вместе с королевой.

Литей стоял на месте, не зная, что делать. Мара обернулась на ходу:

– Литей, ну, что же ты стоишь, идём!

Дарген поплёлся следом, проклиная себя за бестактность. Если бы он не был так погружен в свои мысли, то, наверное, удивился бы тому, что эльфийский князь знает кличку его лошади, а ещё сообразил бы, что сказанное им слово «ланхо» относилось к самому Литею, и тогда он непременно бы разобиделся на то, что его посмели назвать «мальчишкой», но мысли Литея были далеко. Он был готов убить себя за то, что нехотя напомнил князю Эктавиану о гибели его жены, и поклялся себе больше не допускать подобного и вести себя так, как полагается истинному принцу.

Убранство Белого Дворца было так же изящно и нереально, как и всё в Княжестве эльфов. Мара опустилась в резное белое кресло, откинулась назад, наконец, расслабившись. Литей гадал, из чего сделана эта мебель. Похоже было на белый камень, устеленный необычным серебристо-голубым мхом, сухим и мягким, как хороший мех. Осторожно присев, на скамью рядом с королевой Литей убедился, что его догадка, видимо, верна.

– Как здорово! – мечтательно протянула Мара. – Будто домой вернулась после долгих-долгих скитаний.

– Так и есть, – спокойно молвил князь, наливая два бокала из хрустального кувшина. Жидкость была прозрачной, как вода. – Это и есть твой дом, Эрсель! Здесь, светлая моя, тебе всегда рады, особенно я!

Эльф подал один бокал королеве, а другой Литею. Это и впрямь оказалась вода, но только какая-то удивительная на вкус, и от неё тотчас стало радостно, спокойно, и усталость ушла в один миг.

– Рады ли? – усмехнулась Мара Джалина. – Твой народ по-прежнему зовёт меня «элналан»14, а ведь уже сколько лет прошло.

– Это без злого умысла, только, чтобы подчеркнуть твою исключительность, моя дорогая! – парировал Эктавиан. – Это твой дом, и земля Элтлантиса давно ждёт твоего возвращения, и возвращения Лиарина и Киралейна! Неужели вы ещё недостаточно сделали для людей?! Пора возвращаться, заблудшие дети!

Эльф заговорил по-эльфийски, и Мара также отвечала ему. Литей пытался понять, о чём речь, но разобрал лишь несколько раз повторяющиеся имена Лиарин, Киралейн, да словечко «ланхо», излюбленное королевой, и ещё «мангар» – «рыцарь». Причём голоса беседующих, казалось, лишились дружелюбия.

– Говори на всеобщем наречии, Эктавиан! Литей не понимает эльфийский, – вдруг холодно сказала королева.

– Не знает эльфийский, с детства живя среди эльфов? – подивился правитель, то ли искренне, то ли наигранно. Он повернулся к Литею: – Я спросил твою госпожу, почему не приехали князь Лиарин и король? Она ответила, что их вот уже два месяца нет в Ринайграде. И, как я понимаю, они сейчас пытаются спасти от беспорядков твои владения, принц, о которых сам ты пока позаботиться не в состоянии. Я побранил Эрсель за то, что она рискует жизнью, путешествуя одна. Но она сказала: «Я не одна пришла к тебе». Тогда я сказал, что ты – просто мальчишка, юный и неопытный, ты пока ещё не рыцарь. Но она возразила и сказала, что среди рыцарей Лейндейла не найти более верного, преданного и отважного, чем ты. Я верю ей, хоть и допускаю, что она преувеличивает. Среди воинов из рода Ринай не бывает трусов и подлецов. И всё же госпожа твоя весьма неосмотрительна!

Литей молчал. Он попросту не знал, что сказать. Ему следовало смертельно оскорбиться. Наверное, он так бы и сделал, если бы не этот эльфийский князь, а кто-то в Ринайграде обозвал его «мальчишкой» и говорил о нем столь непочтительно. Он даже вызвал бы этого наглеца на рыцарский поединок. Но сейчас он чувствовал, что у этого эльфа, древнего и вечно юного, есть все основания называть его так, более того, в конечном итоге, слова его звучали как похвала. И Литей не нашёл достойного ответа. Глаза Мары сверкали недовольно. Она хотела, чтобы Эктавиан говорил на лейндейльском наречии, но переводить уже сказанное на взгляд королевы было незачем.

– Ты напрасно беспокоишься, Эктавиан! – молвила вновь Мара, стремясь замять неприятный разговор. – Меня сопровождал отряд воинов – лучших в Ринайграде, под предводительством Лонгира. Ты ведь встречался с ним?

– Да, он дважды приезжал с посланием от Лиарина. Славный воин, честный и преданный тебе безгранично. И всё-таки он не уберёг тебя! Ладно, займёмся, наконец, твоей раной!

Эктавиан подошёл ближе, опустился на колени рядом с Марой и расцепил пряжку её серого плаща. В руке его появился тонкий стилет. Он срезал повязку с плеча королевы и осторожно потянул рукав вниз. Голубая материя, залитая бурыми пятнами крови, медленно сползла с плеча, открывая миру белоснежную кожу. Литей вновь ощутил вспышку ревности. Что-то непозволительное чудилось ему во всем происходящем. Слишком близко наклонился эльф к королеве, слишком смело касался её плеча.

«Если так дальше пойдёт, он её сейчас на моих глазах поцелует. Наглец! Вот если бы тут был князь Лиарин! Он бы ему показал! Да только и я не потерплю!» Литей заёрзал на скамье, не находя себе места от внезапно нахлынувшей злости и ревности. Мара поняла его по-своему.

– Не беспокойся, миэ белаэ ланхо, всё будет хорошо!

Королева тихо застонала, из рваной раны опять хлынула кровь. На миг Литей забыл о гневе, сердце его сжалось, и слёзы вступили на глазах, словно он чувствовал всю боль своей госпожи. Эльф коснулся раны рукой и шепнул что-то по-эльфийски. Кровь остановилась. И Литей вздохнул облегчённо, но в следующий миг по жилам его вновь пронёсся огонь возмущения. Окровавленная рука эльфа самым бесстыдным образом легла на обнажённое плечо Мары, другой он приобнял её за шею, заглянул ей прямо в глаза. Литей вскочил, гневные слова были готовы сорваться с языка, но выдавил он только невнятный звук.

В тишине сдержанный голос Великого князя прокатился как раскат грома:

– Сядь! – велел он, не поворачивая головы.

Литей хотел возмутиться, но в следующий миг безвольно опустился в кресло и замер, боясь пошевелиться.

– Сядь, молчи и не мешай мне, мальчик!

И он остался сидеть на месте (гнев и ревность схлынули, и даже стало как-то совестно). Литей вдруг понял, что эльф прочёл его мысли и угадал чувства, и совесть заела его ещё сильнее. Ведь хотел вести себя как истинный принц, а сам своими глупыми подозрениями и хозяина дворца оскорбил, и свою госпожу тоже. Что он теперь подумает о неблагодарном госте! Позор и невоспитанность принца бросает тень на честь всего Королевского Дома Ринай.