Михаил Шелков - Проект «Калевала». Книга 2. Клад Степана Разина Страница 9

Дзержинский вошёл в свой кабинет, первым делом зажёг примус и поставил на него чайник. Очень хотелось согреться. Не снимая шинели, он опустился на потёртое кресло и задумался.

Утром в Кремле состоялась встреча с Троцким. Тот пригласил Дзержинского сам. Не вызвал, а письменно пригласил для разговора. «…Для важного и очень деликатного разговора», – говорилось в послании. Дзержинский уважал Троцкого и разделял многие его взгляды, однако о цели приглашения совершенно не догадывался.

– Товарищ Дзержинский! – поприветствовал его Троцкий в своём кабинете, уютном и тёплом, не в пример кабинетам на Лубянке.

– Товарищ Троцкий, здравствуйте! – Дзержинский протянул руку, – Вас можно поздравить? Красная Армия на всех фронтах теснит врага!

– Давайте без формальностей, Феликс Эдмундович. И вас я также могу поздравить, успехи не пришли бы к нашей армии на фронте без активных действий ВЧК.

– Мы делаем свою работу, Лев Давидович.

– И это замечательно! А какой свою работу вы видите сейчас? – вопрос был довольно странен.

– Продолжение дела революции и борьба с контрой… – ответил Дзержинский, немного смутившись.

– О, да… Сплошным безумием революция кажется тем, кого она отметает и низвергает. А потому контра цепляется всеми силами за спасительные островки… Которые мы должны топить!

– Мы это и делаем. У вас есть замечания по работе ВЧК?

– Нет-нет! Что вы! Да вы с мороза, – внезапно отошёл от темы Троцкий, – А я даже не предложил ничего выпить.

– Стакан горячего чаю будет как нельзя кстати.

– Чаю? Зачем же? Есть прекрасный коньяк. Французский, прошлого века.

– Лев Давидович, вы… – Дзержинский медлил, передумал высказывать свою мысль вслух.

– Нет, как могли подумать! Это не аристократические замашки! – Троцкий сам догадался о том, что хотел сказать его собеседник, – Лишь небольшой трофей из царских запасников.

– Предпочитаю разделять голодные времена с народом, за который мы сражались.

– Я тоже, Феликс Эдмундович, я тоже. Но не народ страдал за нас, а мы за него. За ваше будущее счастье кто-нибудь провёл десяток лет в тюрьмах? Нет! А вы провели! И я провёл! Потому и вам, и мне сейчас дозволительно выпить коньяку. К тому же он не сворован, не куплен на народные деньги, а изъят у нашего общего врага! А народ своего дождётся! Ведь ещё немного и он также будет пить коньяк, есть трюфеля и икру. Всё будет, Феликс Эдмундович, всё будет! Мы на верном пути… Пейте!

Троцкий разлил коньяк по двум стаканам и подал один Дзержинскому.

– Скажите честно, – опять начал Троцкий, – Только честно! Я не проверяю вас, не хочу очернить, просто интересно знать правду… Вы скучаете по своей юности? Вы же были дворянином? Каково это?

– С семнадцати лет я состоял в тайных обществах, а в двадцать получил первый срок. О какой юности может идти речь?

– А о детстве?

О детстве Дзержинский хотел вспоминать ещё меньше. Хотел его забыть, выбросить из памяти. Стиснув зубы он почти со злобой ответил:

– Когда мне было пять лет, мой отец умер от туберкулёза. Он лежал на своей кровати в белых простынях, на которых застывали тёмные брызги его крови… Когда мне было десять мы с братьями и сёстрами играли всяческими предметами в заброшенном кабинете отца. Среди них было ружьё. Все годы после смети отца оно оставалось заряженным. Из него я случайно убил свою сестру… Вот два моих самых ярких впечатления о детстве! Продолжать?

– Возможно, это и хорошо…

– Что хорошо? – циничность Троцкого прибавила Дзержинскому злости, он залпом выпил коньяк.

– Что ваше детство и юность прошли именно так! Вы с ранних лет узнали, что такое боль, что такое кровь. Теперь, в самый ответственный момент, вы не дрогнете. А иной дрогнет…

– Погодите! Но ведь ещё я и был счастлив!.. – Дзержинский сам не понимал, зачем начал это говорить, но слишком его возмутил тон Троцкого, – Я знал любовь!

– О… А вот любовь это плохо!

– Плохо? Любовь – творец всего доброго, возвышенного, сильного, теплого и светлого, – спокойствие постепенно возвращалось.

Троцкий приподнял свои очки и посмотрел Дзержинскому в глаза.

– Поразительно слышать от вас такие вещи! Будто беседую не с народным комиссаром, а с христианским проповедником!

– В детстве я хотел стать ксёндзом8.

– Но выбрали путь революции!

– Выбрал.

– А я никогда никого не любил. И не собираюсь… Это отвлекает.

– Как вы хотите построить новое государство без любви? В чём тогда будут заключаться его идеалы? – встреча с Тро7цким обернулась не рабочим разговором, а обменом откровениями.

– В порядке, Феликс Эдмундович, только в порядке!

– Что вы понимаете под порядком?

– То же, что и вы. Мы освободили народ от тиранов, но без порядка народ не выживет… Мы выполняем его волю, но иногда должны и подталкивать его на нужный путь…

– Если вы о методах, то здесь я буду солидарен. Там, где пролетариат применил массовый террор, мы не встречаем предательства.

– Вот! – Троцкий воодушевился, – Вот! Вы поразительный человек! Вы говорите это сразу после того, как утверждаете, что любовь – это творец возвышенного.

– Что же… Вот так и выходит. Зачем вы меня пригласили? – Дзержинскому больше не хотелось делать откровенных признаний.

– Хотел попросить помочь разгадать одну загадку…

– Какую же?

– Вот! – Троцкий открыл ящик и аккуратно подал Дзержинскому старинное письмо под толстым стеклом, охраняющим его целостность.

Дзержинский напряг глаза, но ничего не понял.

– Лев Давидович, я не понимаю по-старославянски.

– Да что вы, здесь всё просто! От царя Алексея Михайловича донскому атаману Корниле Яковлеву. Фрол Разин, брат Степана Разина показал о месте нахождения некого клада, на реке Растеряевке в двух верстах от станицы Букановской в некоем Бесовом Логове. Атаману поручается этот тайник отыскать.

– В чём здесь загадка? И какое это отношение имеет к нашей деятельности?

– Прямое, Феликс Эдмундович! Прямое отношение к контрреволюционной деятельности! Царские тайники вообще хранят множество полезной информации.

– Увы, я с ними не сталкивался.

– Теперь столкнулись! Я не зря пригласил вас. Я думаю, что одному мне будет справиться сложнее…

– Хорошо, я вас слушаю.

– Итак, загадка! Дата этого документа – тысяча шестьсот семьдесят шестой год, тридцатое января – дата смерти царя Алексея Михайловича.

– Я не силён в датах и плохо знаю историю русских царей.

– Это, кстати, чести вам не делает, Феликс Эдмундович, своего врага нужно знать! Знать ровно так, как мы его ненавидим!

– Хорошо, оставим это. Изложите, пожалуйста, суть.

– Царь издал указ в день своей смерти, это первое! Второе – письмо в итоге так и не дошло до атамана, а было спрятано в царских архивах! Третье – об этом тайнике Разина упоминается только через пять лет после его казни. Четвёртое – этим архивом с того времени так никто и не заинтересовался. После Алексея Михайловича в Русском царстве господствовала недолгая смута, а потом на троне утвердился Пётр Первый, начавший проводить свои реформы. Затем столица была перенесена в Петроград, тогда ещё Петербург… Архив оказался заброшен. Я взялся за его изучение совсем недавно… И вообще я думаю, что нам стоит изучить его вместе.

– Зачем?

– Чтобы творить историю, Феликс Эмундович! История вообще вещь неоднозначная. Но мы способны её менять… В подобных архивах не должно оставаться документов, которые могут показать наших врагов в благополучном свете. Ведь если…

– …если архивы окажутся у элементов контры… – поймал мысль Дзержинский.

– …да, перестраховка нам не помешает! Особенно в такой шаткой ситуации, как сейчас.

– Как раз сейчас ситуация нормализуется.

– Не совсем, она остаётся опасной.

– Хорошо, я могу отчасти согласиться с вами, но всё же, что вы от меня хотите именно сейчас?

– Чтобы ВЧК взяла под контроль это дело с тайником Разина!

– Вы уверены? Это ли сейчас главное?

– Это чрезвычайно важно! Вы знаете, что о Разине до сих пор поют песни? Крестьяне, рабочие.

– Да, вероятно…

– Вот! А когда на востоке Колчак, на севере Юденич, а на юге Врангель, нам очень, очень важно поскорее возвести среди народа этот благородный образ первого на Руси революционера!

– Я могу не слишком хорошо ориентироваться в вопросах идеологической борьбы, но вашим словам доверяю.

– Это прекрасная идеологическая борьба, Феликс Эдмундович! Будьте уверены! Разин – донской казак, восставший против царя. А кто, как не казачество, доставляет нам сейчас наибольшие проблемы! Так значит, нам настало время писать новую историю! В которой народ, в том числе и сами казаки, должны увидеть противостояние казачества и царской власти.