Виталий Вавикин - Техно-Корп. Свободный Токио

Виталий Вавикин

Техно-Корп. Свободный Токио

© Вавикин В. Н., 2015

© ООО «Литературный Совет», 2015

Глава первая. Якудза

Пустошь была абсолютной. Выжженная земля тянулась к горизонту. Профессиональный убийца по имени Семъяза шел уже вторые сутки. Солнце иссушало его покрытую нейронными татуировками кожу, но не могло прогнать ледяной холод наномеча. Другого оружия у якудзы не было. Не было на нем и одежды – она сгорела во время последней стычки. Убийцы клана Гокудо преследовали Семъязу, надеясь, что он приведет их к Шайори. Ничего личного. С кланом Гокудо ничего личного. Они лишь хотели вернуть своему оябуну дочь – Шайори. У девушки не было рук – своих, настоящих рук, хотя имплантаты и выглядели весьма естественно. Отец отсекал дочери кисть за каждое бегство. Семъяза встретил ее в центре реконструкции конечностей. Там же он нанес себе на тело последнюю нейронную татуировку – образ Шайори. Свободное место на теле было лишь на ногах и на шее. Семъяза выбрал шею. Шайори понравилось. Она улыбалась, и Семъязе нравилось смотреть, как светятся ее глаза. Обрубок ее правой руки он мог заставить себя не замечать.

– Если отец узнает, что я встречаюсь с убийцей из клана Тэкия, то отрубленной кистью мне уже не отделаться, – сказала Шайори. – Хотя кистей и так у меня больше нет, – она показала Семъязе свою восстановленную левую руку.

Если не придираться, то реконструкция выглядела реалистично. Выделялся лишь тонкий белый шрам, где живая плоть соединялась с искусственной. Скоро такая же кисть будет красоваться и на правой руке. Врачи, которым платит отец Шайори, Мисору, работают быстро и качественно. Правда, Семъяза так и не увидит этой реконструкции.

Шайори будет ждать его в их тайном месте встречи всю ночь, но Семъяза не придет. Он допустил ошибку и теперь находился в камере, связанный по рукам и ногам. Стоявшие во главе правительства демократические технократы допускали сотрудничество с кланами, которые могли решить практически любую проблему, но иногда, чтобы показать свою власть, технократы требовали от банд жертв для политического кровопролития. Семъяза стал этой жертвой.

Он получил от своего вака-гасира задание, но, когда подобрался к своей жертве достаточно близко, чтобы забрать его жизнь, оказался окруженным силовиками. Семъяза был в своем клане обыкновенным дэката – убийцей, который делает то, что ему прикажут, но шум вокруг его ареста был таким, словно арестовали самого оябуна.

Потом был долгий показательный суд и пыльная дорога в коррекционную тюрьму «Тиктоника». Процедура нейронной интеграции была болезненной, но Семъяза привык к боли, к тому же он знал, что не запомнит эту боль – его бросят в разработанную для исправления реальность, стерев из памяти арест, суд, тюрьму.

По дороге сюда один из силовиков отрезал ему палец на левой руке. Семъяза не знал, зачем он это сделал – якудза не спросил, силовик не ответил. Он завернул отрезанный палец убийцы в платок и убрал в карман.

Начальник «Тиктоники» встретил Семъязу лично, снова неверно истолковав его положение в иерархии клана Тэкия.

– Мы исправим тебя, – пообещал якудзе начальник международной тюрьмы.

Охрана была не на высшем уровне, и Семъяза отметил как минимум три возможности добраться до начальника тюрьмы и забрать его жизнь. Вот только никто не говорил ему, что нужно лишить этого человека жизни.

Семъязу накачали нейронными релаксантами и отправили в сектор коррекции. Последним ярким воспоминанием стал наношприц, проткнувший затылок. Дальше наступила темнота. Машины откорректировали личность, отправив в замкнутый отрезок, где Семъяза должен был проживать момент своего последнего убийства снова и снова, пока не исправится, или пока его общий коэффициент исправления не упадет ниже допустимых отметок. Тогда машины поставят крест на его исправлении и сотрут личность.

Семъяза не знал, сколько циклов он провел в петле несуществующей жизни. Время в этом состоянии было лишь условностью, но все закончилось тем, что машины посчитали его исправленным. Семъяза помнил свое последнее убийство, вернее, свое исправление, когда он отказался от убийства, но вот только почему? Нет, конечно, Семъяза помнил всю ту череду событий, которых никогда не было в жизни, но… В прошлом он встречал и больше трудностей, но это его не останавливало. Сейчас же…

Возможно, ему просто что-то внушили – так решил Семъяза, когда проходил курс реабилитации после процедуры. Но где-то подсознательно он хотел вернуться в свой клан. Тем более что о предательстве он не помнил… Но потом Семъяза получил послание от Шайори.

Девушка узнала о том, что его исправление признано завершенным, и связалась, предложив встретиться, сбежать ото всех. Вначале Семъяза не понимал, почему должен бежать, но потом Шайори рассказала ему о предательстве. Семъяза не смог вспомнить этого, но Шайори он верил. Понимание, что родной клан предал его, принесло опустошение. Он был один. Якудза без семьи… Или же нет? Или же это был просто новый этап в жизни? Теперь его семьей могла стать Шайори.

Место их встречи держалось в тайне. Это была секретная информация в послании, завуалированная ненужными деталями. Разгадка была в голове Семъязы. И чтобы найти ее, ему нужно было вспомнить все, что было у него с Шайори общего. Не только вспомнить, но еще надеяться, что система не удалила из его воспоминаний ничего важного. Иначе он никогда не найдет свою новую семью.

В голове сохранились воспоминания о прошлой жизни; больше: хоть начальник «Тиктоники» – Раф Вэдимас – снова лично встретился с ним и поздравил с исправлением, решив, что это будет хорошим рекламным ходом для его карьеры, Семъяза не чувствовал перемен. Сердце оставалось холодным. Сердце принадлежало убийце. И этот лед не могла растопить даже любовь. Убийца хотел отыскать Шайори не столько ради того, чтобы остаться с ней, сколько ради того, чтобы еще раз столкнуться с членами ее клана, потому что Мисору не будет сидеть сложа руки, пока его дочь бросает тень на семью, вступив в отношения с якудзой из враждебного клана. Семъяза знал, что за ним будут следить. Сообщение Шайори дойдет до ее отца, и он пришлет убийц.

Они пойдут по следу Семъязы, скрываясь до тех пор, пока он не выведет их к Шайори. Тогда они убьют его, а сбежавшую дочь вернут строгому отцу. И на этот раз отсеченными кистями она не отделается. Возможно, Мисору устроит показательное наказание – публично отсечет дочери голову в назидание всему клану. Именно поэтому Семъяза и не мог отступиться. Если он проигнорирует послание Шайори, на ней все равно уже лежит клеймо предателя. И без него ей придется вернуться к отцу. Так что хуже уже не будет.

Жалко, что верный наномеч нельзя вернуть. Он обречен пылиться в отделе улик мертвым нанометаллоломом. Друг. Этот меч был действительно продолжением руки владельца. Он дополнял не только кисть, превращая плоть в сталь, но и подчинялся мысли хозяина. Семъяза не помнил ареста, но люди вокруг, когда система посчитала его исправившимся, шептались, что наномеч якудзы продолжал убивать после того, как хозяина сковали.

Первым пострадал силовик, имевший глупость забрать наномеч у Семъязы. Сталь утратила твердость, изогнулась, почувствовав чужака, и отсекла силовику голову. Вторым пострадавшим стал хранитель отдела улик, забывший по неосторожности проверить работу силового поля, окружавшего меч. Суд ждал, когда привезут главную улику, а хранитель, который должен был доставить наномеч, корчился в луже крови, пытаясь перетянуть отсеченную по локоть правую руку.

Последнее убийство случилось уже в зале суда. Наномеч почувствовал близость своего хозяина, попытался бороться с силовым полем, пленившим жидкую сталь, а когда понял, что терпит поражение, утратил целостность, окатив присутствующих в зале россыпью раскаленной стали, которая несла смерть так же, как пули. Таким был последний подарок старого доброго друга. Люди в зале суда кричали, обливаясь кровью, но ни один из осколков не зацепил Семъязу. Наномеч дал ему последний шанс спастись.

Семъяза слушал рассказы о своей попытке бегства, но не помнил этого – система стерла из головы эти события, чтобы корректировать личность для исправления. После коррекция не проводилась, сочтя полученный коэффициент приемлемым для возвращения в общество. Что ж, так было лучше – Семъяза не помнил боль, которую пережил, когда наномеч прекратил свое существование.

Редко можно встретить такое преданное оружие. Оно принадлежало семье на протяжении многих поколений, сохраняя верность. Другие наномечи, которые получали якудзы, были в чем-то более сложными и современными, но ни один из них не привязывался к своему владельцу, к его родовой линии. Якудза должен был работать с наномечом каждые сутки, держать его, напоминать ему, кто хозяин, иначе оружие забывало о нем.