Крис Сэкнуссемм - Зейнсвилл Страница 11

— Эй, чувак, — крикнула Чистотцу Давай-Давай. — Знаешь, мать твою, сейчас самое время!

Голос донесся к нему будто сквозь облако огня. Он не видел, как исчезли деньги, он ощущал только вес оглушенного ребенка у себя на коленях и запах страха собак. А затем за спиной вновь загудела турбина «роя», и он поймал себя на том, что поет…

Как летучая мышь из Ада,Кроме тьмы, ничего не надоКак она, поутру улечу без следаЯ исчезну, растворюсь без следа.[27]

Слушая гудение турбины, Давай-Давай приготовилась: сейчас разорвет на части. Но когда собаки не разлетелись в кровавые клочья, а ее саму не пронзила боль, она обернулась через плечо и увидела: стена шрапнели гонится за санями, но никак не поспевает. Понемногу злобное облако потеряло скорость и попадало безобидными конфетти, по которым пронеслись, не веря своим глазам, люди-скелеты. «Срань господня!» — подумала Давай-Давай.

— Круто, чувак… А еще что-нибудь умеешь?

Сквозь кислотный туман Чистотец поглядел на ребенка у себя на руках. Потом его вдруг захлестнуло страдание. На глазах у потрясенной Давай-Давай спина седока вспыхнула огнем (девушка поскорей залила его из мини-огнетушителя, который всегда носила с собой), но сперва ее прошил ужасный жар. Потом необъяснимая прохлада. Она оглянулась посмотреть, насколько близки преследователи, и тут все фигуры утратили вещественность. Они уже не были раскрашены под скелеты, они сами стали скелетами. Их машины словно бы превращались в окаменелости и распадались в пыль, их тела блекли в бестелесные татуировки, исчезавшие как завиток дыма из дула старинного пистолета, оставляя — словно подношения варваров — мусор пирсинга.

А собаки все тянули упряжку, и никакого уханья очередей или выстрелов за спиной — и так до самой Сорок второй улицы. Ни одна банда их не подстерегала: ни Мужчины-Гиены, ни Девки-Кураре. Стояла жутковатая тишина, нарушаемая лишь шумом одинокого мотоцикла. К тому времени, когда они прибыли к своей цели, очнулся Гермес. На голове у него вздулась большая шишка, но, когда он выбирался из коляски, Давай-Давай не заметила у него ни серьезного кровотечения, ни колотых ран. Еще удивительнее было то, что на пальто Чистотца даже подпалин не осталось.

— Как это тебе удалось? — спросила она, но Чистотец не ответил.

«Галлюцинации, мать твою», — подумала Давай-Давай. Но приближающийся байк был вполне реальным. На нем — Дюймовочка с застрявшей в шлеме взрывчатой стрелкой из духового ружья и с раной на ноге от тридцать второго калибра, кровавой розой расцветающей на завязанном наспех бинте.

— Куда они подевались? Где эти сукины дети?!

Выкарабкавшись из коляски, Чистотец рухнул наземь.

— Вот черт! — выплюнула Дюймовочка. — Сам он недотянет. Взваливай его на себя. Надень очки. Все подумают, он под кайфом.

Наверх они поднялись в проулке возле Восьмой авеню. Если не считать Форта Торо, Давай-Давай не бывала на поверхности с тех пор, как ее приютили сатьяграхи, но тем не менее безошибочно потащила Чистотца мимо складных столов китайских закусочных в здание автовокзала. Глаза у него вылезали из орбит за малахитовыми стеклами в очках Дюймовочки.

— Шестой терминал, — сказала она, глянув на табло. — Отходит через две минуты.

Найдя билет Чистотца, она отдала его Дюймовочке для сканирования, а после затолкала назад в карман пальто. К тому времени Чистотец уже пришел в себя.

В толчее балинезийских танцовщиц и сдавленных цыпочек Чистотец отвернулся. Мимо важной походкой прошла эйдолон Тринидад Слейд, гипермодель почти семифутового роста — голая, но с оцелотом на поводке, — она рекламировала духи «Разврат». Шагнув прямо сквозь нее, он забрался в автобус, ностальгично оформленный под пятидесятые годы. Пройдя в хвост, он нашел последнее свободное сиденье.

— Добро пожаловать на «Грейхаунд Америка»! — объявил автобус. — Сегодня наш маршрут будет проходить по Северному Коридору Автоматической Навигации. Пожалуйста, примите к сведению, что в целях вашей безопасности главный салон контролируют видеокамеры, а в туалетах установлены сенсоры. А теперь откиньтесь на спинки сидений, расслабьтесь… «Грейхаунд» отправляется!

Чистотец почувствовал, как завибрировал двигатель, когда управляемый через спутник автобус неспешно покатил к выходу. Потом он увидел фигурку: маленького негритенка с призрачно бледным лицом. Мальчик поднял руку, а за спиной у него вспыхнули колоссальные эйдолоны Таймс-сквера, осыпая его статикой и проливным дождем пустой информации, известной как «хромовый шум».

Часть 2

ВЫСЕКИ ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ

Безумие единиц — исключение, а безумие целых групп, партий, народов, эпох — правило.

Глава 1

Квакерский штат

Город подрагивает как мираж… каждый небоскреб — циклон… бесконечно кружащий, но совершенно неподвижный… а в центре спиралей… светящиеся лифты просверкивают со скоростью мысли…

Он проснулся на сиденье кресла «Грейхаунда», спешащего через темноту в предутренние часы. Голову словно бы недавно обрили. Кажется, кто-то упомянул Вифлеем. Потом женщина заговорила про Питтсбург.

Проверив карманы, он нашел билет «Америкэн сафари» на имя Элайджи Чистотца, чистый листок бумаги, шарик из слоновой кости и ком светлых волос. Денег нет, но есть сумка с провизией и бутылка с какой-то жидкостью. Волосы похожи на волоски у него на руках, но как они попали в карман? Шарик из слоновой кости и листок так же пусты, как его память. Смяв листок, он заткнул его между сидений. Если не считать города циклонов из сна, на ум приходила лишь серебряная ложка со штампом Панамериканской выставки в Буффало в девятьсот первом. «Наверное, мне дали какой-то наркотик», — решил он и снова осмотрел пропуск. На обороте — карта, но без солидного куска Калифорнии, зато есть девиз «Америка — не страна, а судьба!». Ниже кто-то поставил звездочку возле Питтсбурга, а над точкой возле Амарилло нацарапал «Дастдевил, Техас». И еще нелепое место под названием Лос-Вегас, судя по всему, на новом Западном побережье. Нет, почерк, кажется, не его. Он попытался вспомнить, не связывает ли его что-нибудь с этими названиями, но ничего не всплыло. Помимо циклонов и ложки появился лишь образ мальчика, согнувшегося над унитазом. Мальчик обнажен, горят свечи. Потом он увидел, как луч фонарика шарит по стальным койкам. От этих картин горло сдавило страхом и отвращением. «Что если я совершил ужасное преступление? Как можно всю жизнь прожить с таким дурацким именем, как Элайджа Чистотец, и ничего про это не помнить?» Он уставился за бронированное стекло, пытаясь отыскать смысл в происходящем.

Над трассой громоздились гигантские эйдолоны — голограммы размером со здание, трехмерные, но прозрачные. «Безумие», — подумал он, глядя, как высоченный шотландец грозит задрать килт, а после с похотливой ухмылкой машет вслед автобусу. Как люди с таким живут? Судя по поведению остальных пассажиров, эти персонажи были раздражающей, но принимаемой как должное частью медиа-пространства и казались нелепыми, поскольку, невзирая на чудовищные пропорции, словно бы сливались с ландшафтом. Чего не скажешь про голоса и образы у него в голове… Обрывки музыки, боль… клочья снов. Иногда из дымки возникал невероятно сложный образ — будто целую стену математических формул ужали до единого иероглифа… Но потом вдруг — пф-ф-ф! — он развеивался как облачко.

Чистотец сосредоточился на своем окружении, пытаясь найти хотя бы что-то знакомое, но увидел лишь беспрестанное мерцание рекламы «Вигвам джекпот» и пульсирующую вывеску, объявлявшую, что до самого большого в мире «У Хауарда Джонсона»[28] две минуты езды. Там, где когда-то пейзаж портили сталелитейные заводы и угольные шахты, а до того зеленели могучие леса, сейчас протянулась размазанная полоса строений-сосулек: бистро, казино, лагеря беженцев, привилегированные поселки за забором на замке и «Пристанища во времени», куда люди приезжали, чтобы жить по законам технологии и морали былых эпох.

Сразу за «УХД» начался проливной дождь, и автобус сбросил скорость.

Через проход две девахи с бритыми скальпами и татуировками-циферблатами показывали на него пальцем. Чистотцу показалось, что они слушали его, пока он спал. «Интересно, что я говорил?»

В Харрисбурге автобус надолго задержали на пропускном пункте (и когда же это возникли пропускные пункты?). Табло-квазар за окном рекламировало местный тир и открытие нового «Бейби-ритуала», а рядом стоял старомодный щит, пустой, если не считать слов…

Все, что надеешься сохранить в дороге,

Нужно растерять по пути.

Его сознание взорвалось статикой… Возникли слова… «Добро пожаловать в Алхимический каньон, Само-Дакота». Чистотец моргнул, и щит исчез, будто его и не было вовсе. Что это значит? Вонючка Юла… М-да, имя еще более странное, чем Элайджа Чистотец. И что такое Алхимический каньон? И где находится Само-Дакота? Начало жечь спину. «Когда прибудем в Питтсбург, найду врача, — пообещал он самому себе. — Обязательно надо сходить к врачу».