Генри Олди - Золотарь, или Просите, и дано будет… Страница 11

Уж больно вонючее говно.

Пацик тебя завалит. Ты хиляк с юзерпиком Чака Нориса.

весело живём, ЫЫЫЫ))))))

Пацифист у себя сказал что пули для Координа не пожалеет.

Ой, какой герой… Обрез могу одолжить)

Готов заменить Пацифиста. Оружие – катаны. Где и когда?

посодют! ейбога посодют! плюньте. аминь.

– Что скажете, Александр Игоревич?

– Нет. Ничего не будет.

– Вы уверены?

– Да.

– Почему?

– Просто так.

Read comments (к записи «Графомунь» в ЖЖ юзера fatmonja):

Им, графоманам, не понять (без шуток: Эдит – конченная графоманка).

Моня-а… нехорошьё-ё…

Я специально уточнил, кого именно назвал графоманами. Тебя в этом списке нет. Но гнать такую пургу могут только люди, цинично надеющиеся занять освободившуюся полянку. Хренушки. Молодые таланты подрастают.

Моня… Ша, Моня! опускать несогласных с твоей точкой зрения («графоманка»)

и охотиться на ведьм («занять делянку») – первый признак фашиста. Я твои «таланты» графоманами не называю. Но и писателями, увы, назвать не могу.

Эдит – графоманка вне зависимости от её как бы взглятов на как бы литературу. Читал – сужу, работо моё такое. И похеру мне, дорогой друг, кого ты считаешь писателями, а кого нет. Не тебе решать.

Монечка, ну уж не тебе-то точно…

А я как бы и не претендую. В отличии от.

О чём с тобой дпльше говорить, если ты пользуешься фашистскими методами…

С разговора не съезжай, не в Раде. Кстати, за обвинения в фашизме я могу и того-с – в лицо ударить. Фильтруй базар.

Ты извини, НО И ТЫ ФИЛЬТРУЙ БАЗАР. А то за обвинения, что я желаю занять чьё-то там место можешь и в репу от меня получить, и не шуточно. А постоянное навешивание оскорбительных ярлыков это метод демагогов и, таки да, фашистов.

– Ваше мнение?

– Есть шанс. Фифти-фифти.

– Почему?

– Не знаю. Пахнет какой-то дрянью.

– Проветрить комнату?

– Не поможет.

Запись в ЖЖ юзера solveig:

Я столкнулась с очередным инет-хамом. Он сделал очень смешное предположение насчет моего места работы. Дескать, туда женщины попадают исключительно через постель. Когда я напомнила, что за базар надо отвечать, он это воспринял как вызов на дуэль и начал хорохориться – типа, ты детка на меня балоны не кати, а то я не делаю различий между мужчиной и женщиной, и типа в случае реальной дуэли набью морду. Я ему сказала, что клала на его угрозы с прибором, и если он такой смелый, ок, давай встретимся в реале. На что компост отказался и начал писать «если уж встретимся, то я тебя незаметно подкараулю, ходи и оглядывайся и чувствуй себя Анной Политковской». Когда я заметила, что не боюсь его ни капли и такой дрисни повидала до кучи, компост начал настаивать: «Нет, все-таки боишься! ну да ладно, я не буду руки марать».

Read comments:

Ты б сама не хамила. У тебя спросили нормально? Нормально ответь. А хамить на базаре торгашкам будешь. если у тебя траблы с воспинанием, то нефик тут это всем демонстрировать, тебе понятно?

Хамить мне первой начала ты. Доброжелательности к тебе у меня нету.

Вот ты и показала всю свою сущность мелкой чмырихи. Сказать нечего, а тявкнуть что-то в ответ гордость требует.

На кой заниматься полосканием грязного белья?

Меня этот козел у себя забанил.

И охота вам с дитем связываться? Ну пошли ему луч геморроя, и забудь.

– Очень плохо. Отвратительно.

– Да? А по мне, ерунда.

– Нет, не ерунда. Не врите мне, Вадим Петрович. Вы же бледный, как смерть. Наверняка читаете это не в первый раз, и все-таки… У меня у самого голова разболелась.

– У вас раньше были такие симптомы? Мигрень?

– Нет. Вы же мне не все показали, да? Это не весь диалог?

– Не нервничайте, Александр Игоревич.

– А вы не врите! Иначе я встану и уйду!

– Ну зачем вы так…

– А вы не делайте из меня идиота!

– Вот, хлебните чайку… Успокойтесь. Хватит для первого раза. Когда чувствительность прогрессирует, реакция становится болезненной. Обычное дело. Надо было ограничиться двумя случаями.

– Извините. Ради бога, извините. Не знаю, что это со мной…

– Зато я знаю. Вы не виноваты. И таки да, как говорил мой дед. Вы правы. Это не весь диалог. Он очень длинный. И закончился очень скверно. Захотите, сами посмотрите в архивах.

– Было б что смотреть… Чай, не рублевская "Троица".

– Пойдемте, Александр Игоревич. Я вас познакомлю с нашими. Отдохнете, развеетесь. С тестами на сегодня хватит.

– В каком смысле: на сегодня? Вы расчитываете, что я к вам приду и завтра?

– Обсудим это позже…

Квартира оказалась крупногабаритной. Свернув по коридору (Золотарь сперва думал – к кухне!), Чистильщиков остановился у металлического шеста. Концами шест уходил в пол и потолок. У такого "фаллоса" в барах танцуют стриптизерши. Наклонившись, Чистильщиков без труда откинул крышку люка, которого Золотарь сперва не заметил. В люке имелась боковая прорезь, так что шест остался на месте. Стало видно, что он уходит вниз, в недра квартиры на восьмом этаже.

– Так быстрее, – извиняющимся тоном произнес Чистильщиков. – И привычней. Вот ключи, Александр Игоревич. Запрете за собой входную дверь и спуститесь по лестнице. Я открою вам изнутри.

– Спортсмен? – буркнул Золотарь. – Борец? Боксер?

– Пятиборец. Мастер спорта.

Безумие происходящего захватило Золотаря. Он превратился в мальчишку, которого старший приятель ловит на "слабо". Значит, пятиборец? А мы – канцелярские крысы?

– Спускайтесь. Я за вами.

Чистильщиков без возражений кивнул. Казалось, он ждал такого ответа. Когда его крупная фигура исчезла в люке, Золотарь обеими руками взялся за шест и стал совершать спуск. В последний раз он лазил в школе по канату, под хохот сверстников и мрачное сопение физрука.

– Отлично! – одобрил Чистильщиков, поджидавший его. – Прошу вас!

Золотарь вошел в зал, оборудованный, судя по планировке, из двух комнат – и в лоб ему прилетел метательный нож. Ну ладно, не в лоб – в мишень, висевшую на стене. И не так близко от головы, как померещилось вначале.

– Блин! – выругался чудовищно толстый парень, сидевший за столом у окна. – Вадим Петрович, этот западлист Нюрка опять на форуме провоцирует. Вонь – на всю ивановскую! У меня аж зубы разболелись. Глушить?

И засадил в мишень второй нож.

4

Из земли торчат темные пальцы. Тянутся к небу, раскрываются ажурной финифтью. Ломкая чернота ветвей. Тонкая белая кайма. Мириады блесток слепят глаза. Щурюсь, улыбаясь.

Красиво.

Это наверху. А под ногами хлюпает овсяная каша. Обычная история: глянешь в небо – дух захватывает. Опустишь взгляд на грешную землю – плюнуть хочется. Может, стоит чаще смотреть в небо? Галок ловить?

Чтобы меньше плеваться ядом.

Приду домой, позвоню в больницу. Как там Антошка? Если к нему пускают – ноги в руки, и вперед! Мандаринов куплю. Сын их любит, может килограммами лопать…

На скамейке у подъезда кукует мужичок. Поднял воротник, зябко кутается в рябенькое кашне. Короткие, нервные затяжки. Сигарета отчаянно дымит… Ба! Да это же капитан Заусенец!

Замерз, хорек? А надо вовремя на звонки отвечать!

– Добрый день.

Когда капитан встает со скамейки, мне чудится тихий хруст. Словно Заусенец успел примерзнуть и теперь с усилием отдирает себя от стылых досок. Надо же – руку протягивает. В первый раз побрезговал…

Очень хотелось сделать вид, что не заметил протянутой ладони. Но проклятая интеллигентность – говорят, это она развалила СССР – победила.

– Здравствуйте. Меня ждете?

– Вас. Нам нужно поговорить.

– Что ж вы трубку-то не берете? Я вам – и на служебный, и на мобильный…

– Виноват, Александр Игоревич.

И так покаянно разводит руками, что мне сразу делается неловко.

– В кабинете меня редко застать можно. Волка ноги кормят. А мобилу я разбил.

– Каким это образом?

"Да не образом, а подсвечником!" – всплывает в голове фраза из старого анекдота. Ну что тебе за дело, Золотарь, как капитан телефон разбил? Бандитская пуля сразила мобилу! Сейчас он тебя пошлет, и будет прав.

– Дурацкая история… – Заусенец роется в карманах, достает мятую пачку "Бонда". Протягивает мне, но я отрицательно мотаю головой. – Повадился к нам один деятель на соседку жаловаться. Каждый день ходит. Причем всякий раз ухитряется меня на месте застать. Достал, зараза!.. Я в него первым, что под руку попалось, запустил. Оказалось – мобила. Жалко, не попал. Телефон вдребезги, а этот орет: я на вас жаловаться буду! И бегом на выход… Одна радость: больше не заявится.

Он покачался с пятки на носок, глядя в сторону.

– Но я хотел поговорить с вами совсем о другом.