Сергей Матвеев - Битва за Смоленск Страница 12

— Мамай, он первый день в игре, — пояснил Витя.

— Не думаю, что до такого дошло. Хотя я бы не удивился, — задумчиво сказал Добрыня.

— Наместник — это хозяин ратуши, — нехотя сказал Мамай.

— В смысле, князь? — не понял я.

— В смысле, смотрящий по Смоленску, — пробасил Персиваль.

— Это представитель администрации игры, — сказал Мамай.

— Официально — это посол Синекриона, — поднял вверх палец Добрыня.

— Ага, а Синекрион — это что? Это и есть администрация, — возразил Витя.

— Ну, по официальной версии — нет, — Мамай заглянул в кружку, потряс её и задрал высоко вверх, привлекая внимание официантки.

— Мало ли что по официальной версии! — протянул Витя.

— А что этот посол делает? — спросил я.

Добрыня вздохнул:

— Это долгая история. Расскажешь, Мамай?

— Если мне пива ещё принесут, тогда, может, расскажу.

— Будет тебе пиво! — улыбнулся Добрыня.

В это время как раз подоспела девушка с тяжёлым подносом. Поставив его на край стола, она сгрузила тарелки с головокружительно пахнущими жареными цыплятами и высокие кружки с пивом.

Витя передал мне мою порцию.

— И мне ещё кружечку, красавица, — попросил Мамай.

— Сейчас принесу, — кивнула девушка.

— И мне тогда ещё одну, — решился Персиваль.

— И мне, — добавил Добрыня и пояснил: — Разговор у нас будет долгий.

Вообще-то это абсурд — кушать и пить в виртуале. Сытее от этого не станешь, и пьянее тоже. Только расход средств, хотя и необходимый: о своём персе нужно заботиться, иначе здоровье начнёт уменьшаться, выносливость падать и так далее. Но на самом деле происходило что-то непонятное: человек реально пьянел, и насыщался. Там, в реале, тоже. Пусть лишь немного. Но всё же. Нет, не физически, конечно. Это всё игра нейронов мозга или каких-то там рецепторов, не знаю, не моя это область. Но факт в том, что мозг принимает эту еду и напитки, уменьшая у реального тела чувство голода и жажды. Вызывает из памяти привычную реакцию на то или иное блюдо или напиток. Полезно ли это? Не думаю. Но это никого не останавливает. А особенно это не останавливает тех, кто в реале страдает диабетом или язвой желудка, в общем, тем, кто вынужден сидеть в реале на строгой диете. В виртуале такие люди отводят душу, и для них, а также для всех остальных, к услугам всегда достаточно виртуальных ресторанов, таверн, пиццерий и даже пельменных. Вне зависимости от конкретной игры.

Я осмотрелся в поисках столовых приборов, ничего такого на столе не нашёл и, вздохнув, стал аккуратно руками отвинчивать ножку цыплёнка.

Мамай некоторое время понаблюдал за мной с задумчивым видом, а потом начал рассказывать:

— Короче, все в нашей игре поделено на королевства. Или княжества. Цель игры — создать государство. Это в идеале. Если ты этого хочешь. Витя, вот, к примеру, к этому не стремится.

— Нас и тут неплохо кормят, — с улыбкой подтвердил Витя.

— Ну вот. Когда ты создаёшь государство, оно получает свою территорию, начальную. Это зависит от сделанного взноса. В реальных деньгах. Или в игровых, разницы нет. Ты знал, что игровые деньги привязаны к настоящим?

Я отрицательно помотал головой.

— Сто наших ЭСЕРов равны одному нереалу, — сказал Добрыня.

— А десять нереалов — это один доллар, — подтвердил Мамай.

— А почему вы всё через нереалы считаете? Это что вообще за деньги?

— Вот! — торжественно сказал Мамай. — Человек зрит в корень. Нереалы — это деньги Синекриона.

— Ну и что?

— А то, что в игре все расчёты и вся торговля между государствами в них ведутся. Все цены привязаны к нему. И даже смоленские рубли мы сами не можем печатать. Нам их выдают, в зависимости от того, сколько наша экономика нереалов заработала. Для этого с первого дня Синекрионом в ратуше создан госбанк Смоленска. Скажем, продали мы амуниции на пару тысяч нереалов — госбанк Смоленска их готов забрать и по курсу рубли напечатает на эту сумму.

— А куда нереалы деваются? В банке лежат? — не понял я.

— Их Синекрион забирает, а взамен выдаёт так называемые долговые расписки своего правительства, по ним небольшой процент потом, якобы, выплачивается.

— То есть мы продали живой товар за границу, выручили валюту, получили от госбанка за неё рубли. Потом потратили их на зарплаты дружине, нереалы ушли в бумаги, и ничего вообще не осталось — ни товара, ни рублей? А если мы больше рублей хотим напечатать?

— Невозможно. Госбанк не разрешит.

— А ты неплохо в этой теме разбираешься, — заметил я, запивая цыплёнка вкусным холодным пивом.

— Ну так! — пробасил Персиваль. — Он же экономику заканчивал.

— Было дело, — согласился Мамай. — Но вообще-то здесь не в чем разбираться, всё на поверхности лежит.

— Ну а при чём тут нереалы? При чём здесь вообще деньги? — по-прежнему не понимал я.

— Как при чём? — удивился Мамай. — При всём! Хочешь королевство создать — неси денежку. И немалую. Хочешь дома построить — плати. Дружину нанять — опять плати. Игра у нас военно-экономическая, ты на главной странице разве не читал?

Он подвинулся в сторону, давая возможность подбежавшей официантке поставить на стол три кружки пива. Потом она быстро собрала пустые, и снова исчезла.

— Вот. А наместник — сидит на этих деньгах, и является лицом неприкосновенным, — Мамай с наслаждением отпил пива. — Фактически, он теневая власть в княжестве, потому что без него тут ничего не строится, не крутится и не работает. Он тут банк, монетный двор и надсмотрщик в одном лице. А князь Андрей у него вот где сидит!

Мамай с силой сжал кулак и продемонстрировал его мне, а потом Вите.

Я тщательно вытер руки о лежащее на столе несвежее полотенце и спросил:

— Так а почему всё-таки ратуша ему принадлежит? Я думал, ратуша — это княжеская резиденция.

— Князь во дворце живёт, — пояснил Витя. — Хотя ты прав, он, по идее, в ратуше должен быть. Центральный вход с колоннами — для него. Только он сказал, «в казённом доме не останусь», и построил себе дворец.

— Не дворец, так, усадьба, — поправил Добрыня. — Но мы её дворцом называем. Из уважения.

— Ну а как оказалось, что ратуша принадлежит Наместнику? — упорствовал я.

— Ратуша принадлежит администрации игры, — сказал Мамай. — Это первое, что появляется, когда ты создаёшь королевство. Центр всего. Из неё потом всё строится. Но сначала ты встречаешь Наместника, полномочного посла республики Синекрион.

— Толкиена читал? — спросил Добрыня. — Так это типа Мордора.

— Ну, не всё так плохо, — возразил Мамай. — По крайней мере, официально. В Синекрионе — республика, одна из немногих в игре. Они парламент избирают, а руководит всем президент.

— А почему их посол в Смоленске деньгами распоряжается? — спросил я. — Кто ему дал такое право?

Персиваль фыркнул, и пена с его кружки попала мне в глаз.

— Сами себе и дали, никого не спрашивали, — серьёзно сказал Мамай. — У них банки, фонды, им вся Нереалия принадлежит. Это их игра. Собственная.

Голова у меня начала кружиться. То ли от выпитого пива, то ли от обилия информации. Полная картина пока не складывалась. Ну, в игре есть деньги. От них вертится всё остальное. Хорошо. Потом ещё ратуши — как центр каждого королевства. От них всё начинается, а командуют в них Наместники. Ратуша принадлежит администрации, а управляет ей — посланец Синекриона. Следовательно, Синекрион — это королевство, специально созданное администрацией для того, чтобы игра функционировала. То есть республика, а не королевство. Ну и что? Кто хозяин игры — тот и решает, что в ней, да как.

— Я всё-таки не понимаю, — сказал я. — В чём, собственно, проблема? Ну, даже учитывая всё, что ты сейчас рассказал.

— Нет проблемы, — улыбнулся Добрыня. — Кто сказал, что проблема? Ты просил про Наместника рассказать.

— А проблема в том, — сказал уже изрядно опьяневший Мамай, глядя мне в глаза, — что нам врут. В главном врут. Это не игра для нас. Это мы для них. Сидят они сейчас где-нибудь на тропических островах в индийском океане, загорают на своей яхте, коктейли пьют. А мы вкалываем на них. Эта игра — огромная машина для зарабатывания денег, Алекс. И мы в ней — бесправные виртуальные винтики.

Я помолчал. Для одного дня информации уже явно было больше, чем достаточно.

— И всё же, — сказал я. — Что тебя так волнует? Всё в мире создано для зарабатывания денег, что здесь нового-то?

— Меня лично волнует, — вмешался Добрыня, — что я деньги князю сдавал. Когда мы на княжество скидывались. И думали тогда, что самостоятельными будем, независимыми. Что не придётся больше на кого-то спину гнуть.

— Они ещё до Смоленска вместе играли, — пояснил мне Витя. — С князем Андреем. Он тогда просто рыцарем был, как и они.

— А знаешь, сколько мы ишачили, чтобы денег скопить? — спросил Мамай.

— Нет.