Фантастический Калейдоскоп: Механическая осень - Дарья Странник Страница 12

Густели фиолетовые сумерки. Над головой помаргивал навигационный фонарь. Синеватым полумесяцем плыла Караппа, одна из двух местных лун. Темнела уходящая в сторону тропка. Там, в её конце, на выровненной площадке, был похоронен Вальковский.

Храпнёв не ожидал увидеть Вику в это время, но совсем не удивился, когда обнаружил маленький силуэт, сидящий на скамейке перед сложенной из камней могилой.

— Привет, — сказал Храпнёв.

— Да, — тихо ответила Вика.

— Что ты здесь делаешь?

— Ду.

— Ждёшь?

Храпнёв сел рядом, но оставил сантиметров десять пустого пространства. Ветер теребил, загибал светлые Викины волоски.

Караппа сделалась ярче. От камней, от щита, защищающего площадку от наносов, пролегли синие тени.

— Чего ждёшь? — спросил Храпнёв.

Девочка пожала плечами.

— Он умер, — сказал Храпнёв. — Мумифицировался. Он лежит на глубине полутора метров, мёртвый.

— Ду, — повторила Вика.

— Почему он решил повеситься? — наклонился Храпнёв. — Ты открылась ему? Ты что-то сказала ему?

Вика повернула голову. Тёмные, совершенно без белка глаза уставились на Храпнёва. Он сдавил её плечико ладонью.

— Кто вы?

— Бёнок! — вскинула свободную руку Вика.

Четыре пальчика и один наполовину сформировавшийся.

— Нет, — оскалился Храпнёв, — это я уже слышал. Скажи мне правду. Кто вы? Какого чёрта вы…

Вика захныкала.

— Ойно!

— Ах, и это вы знаете! Знаете, что такое больно, — Храпнёва затрясло. — А нам каково здесь — знаете?

Он сдавил плечо девочки сильнее.

— Мы! Ничего! Не можем! Мы — никто, нигде… Неудавшиеся колонисты, команда потерянных людей.

— Ойно-ойно-ойно! — заверещала Вика, вырываясь.

— Разве?

Храпнёв усилил нажим. Плоть потекла сквозь пальцы, будто пластилин. Передавленная, упала под скамейку рука.

— Ядя Сей! Не надо!

Кто-то напрыгнул на него сбоку.

— Да кто тут ещё? — Храпнёв поймал и швырнул маленькую фигурку на землю, чувствуя себя Гулливером среди лилипутов.

— Ай!

Фигурка упала головой на камни могилы. Раздался глухой звук.

— Лисс?

Девочка не шевелилась. Свет Караппы превратил белое в горошек платье в тёмно-синее. Храпнёв похолодел, внезапно осознав, что сотворил нечто страшное. Нет, он совсем не хотел. Но убил. Убил?

— Лисс!

Храпнёв поднялся, но подойти почему-то не смог. Внутри всё сжалось. Вика хныкала, отклонившись от него на боковую перекладину.

— Лисс.

Кто-то толкнул Храпнёва обратно на скамейку, долговязой тенью метнувшись к лежащей девочке.

— Вот ты дурак!

Тень присела на корточки и склонилась над Лисс.

— Я не хотел, — выдавил Храпнёв.

— Ну да!

Человек обхватил голову лежащей девочки ладонями. Возможно, он, как скульптор из глины, наново формировал череп. Храпнёв не видел со спины. Он с замиранием ждал, что получится в итоге. Чувство вины превратило его лицо в жуткую, перекошенную маску.

— Что там? — спросил он.

— Нормально.

Человек не обернулся. Вика, спрыгнув со скамейки, подошла к нему, легла на широкую спину, обняв одной рукой.

— Где ты ручку потеряла? — ласково спросил человек.

— Это я, — хрипло сказал Храпнёв.

— Понятно.

Человек вздохнул, потом неуловимым движением поднял и поставил Лисс на ноги.

— Ну-ка, — он щёлкнул девочку по носу.

Лисс распахнула глаза.

Храпнёву показалось вдруг, что над ней вздулся тёмно-синий прозрачный купол, развернулся в острые крылья, но быстро скомкался и опал под мягкими пассами рук. Впрочем, возможно, это всего лишь проплыла подсвеченная луной дымка.

— Ну, вот, — все так же сидя, человек одернул платьице, повернул к себе голову Лисс левым боком, что-то рассматривая. — Простишь, дядю Алексея?

— Не надо, — сказал Храпнёв.

Но Лисс кивнула.

— Ащу!

— Молодец.

— Ядя Сей.

Храпнёв не знал, как ему реагировать. Когда пятилетнее, шестилетнее существо приблизилось к нему с полными слёз глазами, он просто распахнул руки, и Лисс ткнулась в него.

Как игрушка, у которой кончился завод.

— Ядя Сей.

— Прости.

Храпнёв приподнял и посадил её на колено, осторожно притянул к себе голову, коснулся губами коротких рыжих волос.

— Прости, пожалуйста. Я сорвался.

— Нова добрый? — спросила Лисс, накрыв тёплой ладошкой его щёку.

— Да.

— Незя так — ллой.

— Я знаю, — сказал Храпнёв.

Лисс совсем не дышала, но он подумал, что этому можно научить. Это просто. Это надо дышать рядом. Впереди скрипнули камешки, и Храпнёв поднял глаза.

— Ну, мы пойдём, — сказал человек.

Вика сидела на сгибе его руки и обнимала за шею. В глазах её сияла Караппа.

— Ты всё-таки жив, — сказал Храпнёв.

— Нет, — качнул головой Вальковский, — это, скорее, посмертие, другая форма жизни. Понимаешь, я ни черта не понял. Мы вообще мало что понимаем, да? Мой поступок… Моя смерть — это оттого, что я всё неправильно… Нет, так не объяснить. Мы здесь можем достичь реального бессмертия.

— Ты уверен?

Вальковский кивнул.

Он был чёрный и синий, в чёрных рубашке, брюках и с синим носом, но всё же он был Вальковский. Женька. Не сон.

Или это я его сейчас создал, подумал Храпнёв, прижимая к себе Лисс.

— Понимаешь, в чём дело, — сказал Вальковский, — это простая истина. Всё есть любовь. Лёшка, нас просто пытаются научить этому.

— А мы, типа, тупые.

— А мы дети, Лёшка. Вроде бы взрослые, но ни черта и ни в чём не смыслим. Как ты. Как я. Как Барабанов. И если бы Вика не любила меня, я бы умер на самом деле.

— А дальше? — спросил Храпнёв.

— Не понял, — сказал Вальковский.

— Что дальше? Научимся мы любить, и что? Что там — дальше?

Вальковский улыбнулся.

— Весь космос.

Он повернулся и понёс Вику в синие сумерки, за щиты, прочь от станции, от могилы.

— Весь космос, — эхом повторил Храпнёв, глядя, как мёртвый-не мёртвый Вальковский с Викой медленно исчезают, сходя вниз по насыпи.

Странно, подумалось ему. Мы что, получается, не любили до этого? Я разве Дашку не люблю? Люблю. И что мне какой-то космос?

От станции светили фонарём. Наверное, Рогов.

Храпнёв посмотрел на Лисс. Девочка спала, свернувшись калачиком на руках. Ему очень хотелось, чтобы ей снились добрые звери и люди. И чудеса. Но он был почти уверен, что она притворяется.

— Кто мы? Дети, — прошептал Храпнёв.

И побрёл навстречу беспокойному свету.

Андроид Рублёв

Валерий Камардин

Вечером к нему пришло ясное осознание — он скоро умрёт.

Власти опять продлили срок эксплуатации старых моделей. Год его выпуска под программу реновации не попадает, а полной пересадки теперь и вовсе не дождаться. Такого подлого удара от судьбы он не ожидал: в льготной очереди оставалось подождать буквально полгода!

Но теперь ты официально бодр и полон сил. И всем вокруг плевать на то, что твои шарниры скрипят, что при долгой ходьбе в грудине начинает что-то противно колотиться изнутри. Да и манипуляторы вечно трясутся, мелкая моторика уже не твой конёк… Ну, куда сунешься