Сорник - Никого над нами Страница 13

Див выл. Боль в этом вое раздирала кости, щепила их, добираясь до темно-алого мозга, кожа на лысом черепе твари начала лопаться, трещины истекали густой коричневой жижей.

– Ну помогли тебе твои поскребыши?.. - продолжал меж тем хрипеть человек. - Не помогли. И ни в жисть не помогут. Хоть я на них и потратился… - Он потряс опустевшим флаконом. - Так что говори слово.

– А… отпустишь?.. - донеслось до человека в промежутках между взвизгиваниями.

– Отпущу. - Лицо мага дернулось. - Но из этих мест изгоню. Довольно ты тут порезвился. Спрысну тут вот этим… - подрагивающие пальцы выудили из газырей еще один флакон. - Не вернешься. Давай, говори. Крыть тебе больше нечем.

Уродливая башка дива повертелась еще из стороны в сторону. Но внизу трудилась какая-то уж больно едучая магия - и, не выдержав, тварь наконец заорала, засвиристела, завыла на добрый десяток голосов. Непосвященное ухо просто не поняло бы ничего.

– Славно, славно. - Человек перевел дух, кадык дрогнул. - Не соврал… надо же. Ладно. Молодец. - Губы чародея задрожали, растягиваясь в некое подобие ухмылки. Наверное, ему самому она казалась торжествующей.

– А-атпустишь? - с надеждой промямлило существо.

– Угу, - кивнул чародей. Шагнул ближе к диву, левой рукой вытягивая из- газыря новую стеклянницу. - Башку подними. Мне ошейник твой ослабить надо.

Желтолицый с готовностью задрал круглый подбородок, открывая глотку, всю в морщинистых складках, усеянных мелкими шипами.

Правой рукой человек молча врубил широкое лезвие тесака диву под подбородок. Удар получился так себе, боевые искусства среди талантов чародея явно не числились. Клинок рассек гортань и позвоночный столб, острие вышло наружу. Оскалившись волком, человек налег на рукоять, проворачивая оружие в ране.

Див засипел, коричневая кровь вскипела, запузырилась по краям раны, хлынула потоком на жердяную крышу хатки, и ветви мгновенно задымились. Глаза дива вылезли из орбит, челюсть клацнула - последняя судорога мускулов, расположенных не как у человека. Но ни прохрипеть, ни пробулькать, ни прошипеть излюбленное у нечисти предсмертное проклятие он не успел. По круглым глазам кто-то словно мазнул мутью. Башка запрокинулась, жуткая рана открылась, словно рот в последнем отчаянном крике.

Чародей вновь подобрал оброненный раньше череп погубленного болотником ребенка, аккуратно завернул в белый плат и спрятал. Рассовал по вставкам фиалы. Долго и нудно выводил на земле не один, а сразу три концентрических круга - наверное, требовалась нешуточная защита.

Глубоко вдохнул, сорвал перчатки, нервно вытер вспотевшие ладони. Облизнул пересохшие губы. И - точно так же, как див, - загукал, заверещал, завыл, оглашая затопленный лес словом убитого болотника.

Земля затряслась, заходила ходуном, с треском ломались стволы поваленных сосен, точно их крошила невидимая великанская рука. Из бочагов выметнулись бледные головы гидр, шеи мотались из стороны в сторону, белесая плоть лопалась, словно перезревшие дыни, и стражи островка умирали, так и не исполнив свой долг. На месте хатки болотника взвился настоящий смерч, вверх летели дерн, сучья, комки земли, изодранные пласты мха. Тело самого дива распалось серым пеплом, кости и плоть мгновенно истлели, словно пролежав так много даже не дней, а лет.

Чародей скорчился внутри своего защитного круга, невольно нагибая голову и прикрывая руками затылок. Летящие во все стороны сучья с обломками отскакивали от невидимой стены; где-то далеко, на соседней островине за моховым мостом тоскливо взвыл еще какой-то гнусаво-гнусный голос, словно оплакивая смерть собрата.

А когда все стихло, на месте жилища дива осталась широкая яма, настоящая воронка, быстро насасывающая воду. На дне - два цвета: белый и золотой. Белые кости жертв и золото алчно собиравшейся и бесполезно копившейся добычи.

Монеты, круглые и квадратные, с дырочками и восьмиугольником, полумесяцы и связки необработанных мелких самородков. Кубки, небольшие чаши, оправленные в серебро и золото рога, кулоны, цепочки, женские и мужские серьги, и так далее, и тому подобное.

Мужчина даже не посмотрел на сокровище - немалое, чтобы вывезти всю эту груду, потребовалось бы пять или даже шесть вьючных лошадей. С большим бережением достал из-за пазухи оплетенную бутылочку на серебряной массивной цепи. Долго бормотал, ворожил, водил руками над разверстым золотым зевом; лес оцепенел, ветер умер, застыла вода, словно скованная льдом посреди летнего тепла; и над золотом, над монетами, браслетками, фибулами, налобниками, бляхами, колечками - начал медленно подниматься легкий туман. Мало-помалу он стягивался в одну точку, густел, складываясь в подобие гротескной фигурки размером с мизинец. Стала заметна круглая голова, выпученные непропорционально большие глаза…

Крошечный призрак убитого дива медленно плыл по воздуху к поджидавшему его чародею, отчаянно размахивая руками и ногами, разевая пасть в беззвучном вопле - однако дара речи он был лишен.

Маг откупорил бутылочку, и продолжавшего отчаянно, но неслышимо вопить призрака тотчас втянуло внутрь. Чародей мгновенно заткнул горлышко пробкой. Торопливо накинул цепочку на шею, лихорадочно, словно кто-то мог увидеть и отобрать, запихал скляницу под одежду, ближе к телу. И не оглядываясь пошел прочь. Из всех богатств болотного дива он взял с собой один только детский череп.

– Ну что, получилось, сочинитель? - пробормотал человек сам себе под нос - Получилось, получилось. Чуть небу душу не отдал, но получилось. Кой-чего еще помнишь, щелкопер, бумагомарака…

…Вымершая топь осталась позади. Чародей выбрался на сухой, поросший мачтовыми соснами увал. Смрад болота, уродливые мертвые стволы - все за спиной. Здесь воздух пронзали солнечные копья, звенели насекомые, без устали трудились муравьи, пламенели шляпки сыроежек, и белки гонялись друг за другом по широким верховым путям в сплетающихся кронах.

Чародей обессиленно замер, опустившись - почти что рухнув - у корней вознесшейся чуть ли не к самому небу сосны. Содрал промокший плащ, швырнул в сторону, не потрудившись даже разложить для просушки. Лицо мага казалось болезненно-бледным, под глазами легли синюшные тени. Веки смежились.

– Ким! Ким, брат-в-духе, очнись!

Над магом нависла широкая грудь кентавра.

– Ты зачем меня пугаешь? - напустился он на человека. - Нельзя меня так пугать! Мы, кентавры, существа с обостренными чувствами, при виде брата-в-духе, пребывающего без сознания, у меня…

– Давай выбираться отсюда, - перебил кентавра человек по имени Ким, но тот даже не думал останавливаться.

– У меня случилась заледенел ость мыслей и чувств, я испытал великий страх, нарушивший мои размышления, а размышлял я, должен тебе сказать, как раз о роли одеяния в образе жизни моих сородичей и пришел к выводу, что…

– Давай выбираться. - Маг едва смог выговорить эти слова.

Кентавр с недовольной миной опустился на колени, не переставая бормотать:

– …Что одежда есть отражение внутреннего содержания, кое у нас, кентавров, следует за путями ветров и вод, и не остается в покое, и потому, дабы соответствовать…

– И споспешествовать. - Человек не без труда забрался в седло. - Поторопись, брат, очень тебя прошу.

– А, гм, что мне за это будет? - Кентавр потрусил вперед, искательно глядя на седока.

– Если удачно продадим балладу об этом диве, то новый камзол. - По лицу человека невозможно было понять, лжет он или говорит правду.

– С эвбейским кружевом? - немедленно поинтересовался кентавр, несколько ускоряя бег. - Надо непременно с эвбейским, у анфельских примитивное плетение, а мода…

– С эвбейским кружевом и оторочкой из меха яху. - Наездник слабо улыбнулся.

– Да, да, совершенно верно, - зачастил кентавр, оборачиваясь и невольно замедляя бег, - оторочка придаст завершенность всему ансамблю. Тона окраса следует выдержать…

– Скачи, - несколько более резко бросил человек. - Пожалуйста.

– Ну вот, уж и слова сказать нельзя! - обиделся кентавр. - Рот затыкают, обрывают…

Правда, поскакал он быстро. Так быстро, что лес словно рушился за их спинами.

– Но, брат-в-духе, почему ты говорил о продаже баллады? Разве у болотника не нашлось золота?

– Конечно, нашлось. Однако я слишком хорошо помню истории тех, кто польстился на это золото. Настоящие охотники за нечистью: ловкие, умелые и упорные. Мечом могли разрубить муху в полете. Шестеро купились на богатство и все погибли, не пережив дива и на девять недель. Погибали нелепо: трезвенник вдруг напивался допьяна и тонул в канаве, где воды по пояс; домосед вдруг отправлялся в странствие и попадал в ураган; третий утонул на попавшем в шторм корабле; четвертый оступился на дороге и его переехала повозка, груженная камнями; пятый… пятый, примерный семьянин, если не ошибаюсь, тоже ни с того ни с сего потащился в бордель, где подхватил дурную болезнь, от которой и скончался; шестой женился, на третий день после свадьбы застал жену в постели с разносчиком лепешек, зарубил обоих, после чего покончил с собой. И все они, все как один забрали золото болотника.