Сен Весто - ЛУННАЯ ТРОПА. Сказка для всё познавших Страница 13

– Очень прошу, вон там, дорогой, во-он за поворотом дальше много леса, там через час скоро мой дом будет – зайди в гости, очень прошу, дорогой, а-абижюс, если не зайдешь, сразу за горой увидишь…

И я тоже видел степень моих свобод, сказал упрямый голос, каждый раз изыскивая новые резервы в противопоставлении себя здравому смыслу. Холодный нож и в нем – луны восход.

И вот степень всех твоих побед: в полнеба лес и сгоревший мост.

Задрав голову и приоткрыв от задумчивости рот, Штиис смотрел, как стыл прямо над ним далеко в лазурно-синем поднебесье рельефный четкий гранитный обрез скалы.

– Это только так грозно выглядит, – сказал Гонгора, не поднимая головы. – Выберемся. Здесь везде так.

В прежней задумчивости выдвинув бородатый злой подбородок и откинув затылок еще дальше назад, до предела, Штиис не спеша развернул голову под иной угол и, не меняя исходного положения, начал наблюдать не менее рельефный и четкий обрез нависавшей скалы левее. Лоно природы, сказал Штиис. Что говорил Гонгора, он не слышал.

На Кислое озеро с голой песчаной отмелью, заваленное не до конца сгоревшими в атмосфере останками конструкций спутниковых систем, их вывел шум падающей воды. Громыхая камнями и тяжело ворочая бревна, образуя устрашающих размеров заторы из вывороченных с корнем сосен и смывая их, многоголосый сверкавший ручей стоял и сиял водопадами, мчался откуда-то с далекого верха, где потихоньку начинали уже подтаивать ледники. Приосанясь и прикинув расстояние, Гонгора зашвырнул «кошечку» на склоненное у беснующейся воды по другую сторону ручья дерево и обмотал свободный конец троса вокруг ствола старой сосны так, чтобы трос держался, пока на нем был вес. Гонгора придирчиво осмотрел подвесную дорогу, покачал, потом повисел на обеих руках, оставив Штииса держать, пошел распрягать Улисса. Улисс с самого утра уже был сильно не в духе. Близилось время ужина, кастрюлей же еще и не пахло. Ему надоело ходить, ему надоело купаться, ему надоело таскать с места на место баул и горы ему, по-видимому, тоже уже надоели.

Гонгора не скрывал своего беспокойства по поводу повышенной сырости, диких ручьев и каких-то не предусмотренных ни одной топографией болот, он был теперь далеко не так уверен, что они взяли верное направление и вышли, куда нужно. Ручей выглядел неприступным. Без троса преодолеть это препятствие им было не под силу. Улиссу вся эта затея сразу и решительно не понравилась. Он предпринял было попытку открыто протестовать, но, натолкнувшись на бесцеремонное спокойствие и не думавшего уступать Гонгоры, с видом крайнего неудовольствия смирился и только раздраженно урчал и капризно играл бровями, чувствуя прикосновение ремней. По дороге Улисc вел себя безобразно, вертел во все стороны мордой, напряженно суча растопыренными лапами, а на середине пути, неизвестно по какой причине, вдруг разразился громким лаем.

Перебравшись, разобрались с тросом и рюкзаками. Пошли дальше. По побережью дороги не было, отвесные стены вплотную подступали к воде, пришлось снова углубиться во влажные темные неприветливые дебри, то и дело натыкаясь на фрагменты космических модулей. Улиссу эти серые дырчатые куски металла не нравились, и Гонгора обходил их стороной. Началось болото, над которым сплошной непроницаемой сетью сплетались ненавистные заросли колючек. Поминутно проваливаясь по пояс в лениво колыхавшую жухлыми цветочками гнилостную жижу, смрадно булькавшую и не перестававшую смердеть протухшими испарениями, оба, примолкнув, прорубали себе в вечном полумраке дорогу: Гонгора своим тяжелым длинным ножом, Штиис старым остро отточенным охотничьим томагавком. Улисс с трудом ворочался в вонючей жиже, баул с него пришлось снять, содержимое распределить по рюкзакам, и это не составило особой проблемы, из продуктов, что нес на своем горбу Улисс – сохранилось немногим более половины, неприятнее было другое – ветровки и затянутые на лицах капюшоны плохо спасали от сыпавшихся сверху клещей, крохотных, неприметных, тощих и люто голодных. Методично перебирая своими цепкими нескладными лапками, насекомое стремилось как можно глубже забраться под одежду, отыскать там не слишком стесняемое тканью место и накачать плоский рыжий резервуарчик кровью до невероятных размеров. Только пресытившись, тварь позволяла извлечь себя, до того же вытянуть голыми пальцами глубоко засевшего клеща, не оставив что-то от него под кожей, было трудно. Подсолнечное масло, единственное доступное тут средство, не спасало от того, что могло нести в себе насекомое. В густой жирной капле паразит с большой неохотой – оживал, принимался пускать пузыри и омерзительно шевелить членами, через полчаса он легко вынимался, но дело было сделано. Слабо утешало мнение одного лесника, что больной паразит встречается один на тысячу, – неизвестно было, кто производил эти подсчеты. Охотники же говорили, что подхватывать в этих местах горячку не стоило, после нее оставалось только два пути – на тот свет или на инвалидную коляску. Всезнающий Штиис еще прибавил оптимизма, с достоинством отхаркиваясь, он сообщил, что, насколько он вспоминает, среди множества прочих есть такая разновидность энцефалита, при которой глаза напрочь теряют свою подвижность и наступает вечное беспробудно-дремотное томление. Он даже помнил, как эта гадость называлась: экономо. «Надо же, – думал Гонгора, – если мы отсюда когда-нибудь выберемся, если все-таки не утопнем и дойдем, то я не смогу толком себе объяснить, почему не вернулся и пошел через эту грязь. Сколько же еще, наверное, других идиотов с солнечно-голубыми жизнерадостными рюкзаками валяется тут по кустам…» Сегодня весь мир состоял из болота.

Болоту, казалось, не будет предела, оно по частям было извлечено из какого-то одного ночного кошмара, с частями тщательно подобранными и выверенными. Не подготовь Штиис и Гонгора предусмотрительно длинные шесты и не возьми Гонгора Лиса на поводок, маленькая экспедиция уже могла бы бесследно исчезнуть в трясине. Сил двигаться вперед больше не оставалось, не покидала всевозрастающая уверенность, что следующий шаг – последний, остатки прежнего энтузиазма ушли вместе с клещами, которых Штиис с Гонгорой достали друг у друга из заляпанных грязью и тиной лбов, соображалось с трудом. В набитой огромными, пустыми и безвкусными мыслями голове что-то бухало и беспрерывно гудело, перед глазами все время держался, бродил какой-то цветной тяжелый туман. «Скажи мне еще раз, зачем я пошел на эту работу», – немного рассеянным голосом занятого делом спасателя, свисающего вниз головой на высоте двадцатипятиэтажного дома, попросил Штиис, не оборачиваясь. Гонгора сплюнул и поднял глаза на проваливающийся в рваный разлив черной воды рюкзак, бывший некогда изумрудным по краям и лимонно-желтым сверху. «Новые ощущения. Через неделю у тебя откажет зрение. Потом руки и ноги. Подкорковые ганглии с белым мозговым веществом начнут необратимо разрушаться, и ты станешь способным на непредсказуемые действия. Станет совсем хорошо, когда тебя под конец потянет на летаргический сон…»

Штиис, обходя торчавший из воды полусгнивший куст, перехватил в руке удобнее шест и взял правее. «Да, это именно то, что я хотел услышать, – пробормотал он. – Ты уверен, что мы не ходим кругами? Я уже видел где-то этот куст». Гонгора, сгибаясь пополам и восстанавливая дыхание, поддел на плече пальцем лямку. «По-моему тоже, – ответил он. – При таком давлении я ни в чем не могу быть до конца уверенным. Но Улисс должен вывести. Если ты перестанешь путаться у него под ногами». Сейчас хорошо думалось о сухом спальнике. О теплом, уютном, невообразимо мягком и гостеприимном, словно тапочки на верблюжьем меху после внеочередного сеанса ледяного душа. Сильно утешала мысль, что в насквозь промокшем рюкзаке спальник, меховая куртка со штанами и кое-чем другим, склонным к нежелательному увлажнению, предусмотрительно упаковано в непромокаемый чехол. Они выбрались на относительно сухой твердый пятачок, за которым шла сушь: первым Лис, с трудом узнаваемый под слоем грязи, энергично встряхнувшись и далеко вокруг себя разбрызгав благоухающую воду и тину, за ним Гонгора и мотавший как лошадь головой Штиис. Никогда бы не подумал, что в горах бывают болота, пробормотал он, немного отдышавшись, и принялся со стонами разоблачаться.

Короткая передышка была неизбежна. Расстегнувшись, освободились от ноши, разделись, выжали все, что выжималось. Самым тщательным образом осмотрели, вывернули и вытряхнули ветровки. Облачились. Штиис, закрыв глаза, привалился спиной к стволу дерева и на какое-то время выключился. Гонгора, стараясь не обращать внимания на омерзительно липшую ко всему телу одежду, подумал, что перед переходом следовало нанести на щеки и лоб глиной параллельные полосы, чтоб не липли комары. Тогда его вид был бы достойным остаться в кадре, правдиво напоминая пренебрежением к внешним неудобствам многоопытного лесовика-рейнджера в очередной заброске. Рейнджер проходил во влажных лесах Южной Америки испытание на выживаемость. С собой было, как обычно, разрешено взять лишь его старый неразлучный талисман, добрый боевой нож, однако вечный кочевник намеревался здесь не только выжить, но и оправдать возложенные руководством надежды. Гонгора, прищурясь, еще какое-то время приглядывался к неподвижным теням за нагромождениями сучьев, камней и поваленных деревьев, откуда нисходил шум ручья. Он с каким-то новым чувством размышлял, как бы повели себя сейчас те же подозрительные тени, окажись у него в руках длинный, едва ли не в рост человека тугой увесистый лук и аккуратно оперенная серым гусиным пером метровая стрела с чуть приржавленным металлическим наконечником, остро и грубо заточенным на самодельном станке.