Олег Кулагин - Дип-склероз (сборник) Страница 16

Падла хмурится, нервно поправляя очки:

— Видимо, придется идти сдаваться. Они вот-вот двинут легкую пехоту и тогда выбраться из мясорубки будет намного труднее.

— К тем… или к этим?

— Лучше к римлянам. Про них я хоть что-то знаю, — бормочет Череп.

— Пошли, — не тратя времени, командует бородач. Встаем и, стараясь не делать резких движений, под пристальными взглядами римских лучников приближаемся к первым шеренгам боевого построения легионов.

— Стоять! — свирепо ревет какой-то коренастый центурион. — Вы что, латинского языка не понимаете?! Я сказал, стоять, придурки! Или мои ребята сделают из вас гусей на вертеле!

— Да стоим, стоим, — цедит сквозь зубы Жирдяй. — Надо же, оказывается, в Древнем Риме тоже были прапорщики…

— Вы кто такие?

— Простые римские крестьяне, — бесхитростно улыбается Падла. — Волею богов, застигнутые в районе боевых действий.

— И чем же вы занимались в такое время? — с подозрением таращится на нас центурион.

— Чем, чем… — шепчет бородач. — Откуда я знаю чем? — Он с надеждой оглядывается на Черепа. Но тот безмолвен.

— Стеклотару собирали, — выпаливает Дос. Уж лучше бы он молчал!

Римлянин хмурится и рука его выразительно постукивает по рукоятке висящего на перевязи меча.

— А сдается мне, что вы — пунические лазутчики!

Падла ненатурально смеется:

— Ну что вы… Как можно. Вы не проводите нас к начальству?

— Сперва, если вы действительно римские граждане, отвечайте: через сколько лет после освобождения Рима доблестный Камилл разбил при Аниене подлые галльские банды?

Опять старая шарманка! И какие они тут все недоверчивые. В конце концов, что странного, если измученные гнетом рабовладельцев крестьяне решили немного поискать стеклотары… в чистом поле.

Все наши взгляды устремлены на Черепа. Он как раз делает странные движения руками, будто листает книгу. Похоже, вышел из глубины и пытается найти ответ в учебниках. Только это у него не очень получается.

— Нет здесь никакой Аниены! — тихонько шепчет он Падле.;

Пауза явно затягивается. Центурион лениво почесывает подбородок и берется за рукоять гладиуса. В какой-то книжке я читал, что сталь у римлян была не очень и, скажем, против приличных средневековых панцирей римские мечи были бы просто бесполезны. Хотя, конечно, рубить безоружного можно даже таким дрянным мечом из дрянной стали…

Эх, доспехи рыцаря сейчас бы нам пригодились. И чего я до сих пор не завел их в своем виртуальном гардеробе? Вернусь, обязательно заведу. А пока не отказался бы и от рессоры трактора «Беларусь»… Что делать-то?

— А вы не подскажете, какой сейчас год до нашей эры? — вдруг выпаливает Череп.

Обалдевший центурион хлопает глазами.

Громила пожимает плечами: дескать, дальнейшие разговоры все равно бесполезны. Пока римлянин не вышел из ступора, мы торопливо спускаемся вниз по склону.

Проблему мы не решили — так, слегка оттянули развязку. На пару минут. Или даже меньше.

— Бар-ра! — раскатисто проносится боевой клич над римскими легионами. С враждебной стороны тоже что-то кричат. Будто две волны начинают двигаться навстречу друг другу. Легкая пехота идет в атаку.

Падаем на землю. Летят стрелы. Пока только над головами.

— Справа приближается отряд, сударь, — мрачно бормочет Жирдяй.

— Сколько человек, сударь? — хмуро отзывается Дос.

— Тысяч пять. И слева тоже не меньше…

— А сколько у нас шпаг? — вопрошает Дос.

— Ноль. И мушкетов — тоже ноль. И даже ни одного пулемета системы «Максим».

— Это хорошо, сударь, — вздыхает Дос. — Значит, умрем героями.

Падла поправляет очки. Выглядит он не особо подавленным. Скорее — озабоченным. Значит, в запасе что-то есть, что-то должно быть. Чего он тянет? Самое время пускать в ход это секретное оружие. Самое время. Иначе будет поздно.

Стрелы свистят все ближе.

Глубина-глубина, отдохни без меня…

Картинка неплохо прорисована. Стрелы — как настоящие. Почти. Настоящую я бы вряд ли поймал. И даже пробовать не стал бы. А эти… Раз. Два. И три.

Пока что успеваю. Пока что в нас в общем-то особо и не целятся… Вс-с, вс-с, вс-с — просвистело рядом — надо же и звук совсем натуральный! Эти мимо. Одну — ловко отбил ногой. Хоп, хоп, хоп! Пару штук, вытанцовывая над товарищами, я поймал. Последняя — намертво пригвоздила штанину Доса к земле. В одиночку уже не справляюсь.

Череп подключился — и вовремя. Перехватил стрелу, готовую вонзиться в мое плечо. Чертов дип-склероз, раньше я бы и сам все это проделал одной левой! О, кажется, ситуация осложнилась. Тот мордатый центурион что-то закричал, указывая своим лучникам в нашу сторону.

Интересно, надолго нас хватит? Эх, мне бы сейчас хотя бы десятую долю прежних способностей! Я бы им устроил гибель Помпеи!

Проклятие, новая неприятность! С противоположной стороны тоже начали метить в нашу группу. С кем они, гады, воюют — с римлянами или с нами?! Что-то прокричали. Кажется, спрашивают: сколько веков назад был основан Кар-Хадашт. Ну а если человек слыхом не слыхивал про этот ихний Кар-Хадашт — так что убивать его за это?!

Похоже, комедия близится к концу. Какой смысл пытаться отбивать и ловить стрелы, если сейчас по сотне лучников с каждой стороны возьмут нас на прицел?

— Вика, deep… — было бы нечестно бросать товарищей в такую минуту.

— Спартак все равно чемпион, рабовладельцы проклятые! — орет Дос. Кажется, он уже созрел для того, чтобы встать во весь рост и рвануть рубаху на груди.

Финита…

Оглушительный грохот, вспышка света сзади. Оборачиваюсь. Шагах в пяти от нас — нечто совершенно несуразное и начисто выпадающее из эпохи античности. Туалетная кабинка, поперек дверцы которой масляной краской неряшливо выведено: «Не работает!» В следующую секунду дверца распахивается и наружу выглядывает сияющий Маньяк:

— Карета подана, господа!

Едва начавшееся сражение захлебывается и замирает. И римляне, и их враги стоят как вкопанные и таращатся на неслыханное явление. Возникшее в громе и молнии сооружение — не иначе, как колесница богов! Воспользовавшись этой заминкой, вскакиваем с травы и во всю прыть мчимся в сторону гостеприимно открытой кабинки.

Втискиваемся внутрь. Падла нещадно утрамбовывает нас до состояния килек в томате и, наконец, входит последним.

И уже в тот самый момент, когда дверца готова закрыться за ним, знакомый центурион орет что-то воинственное и угрожающе машет мечом… Надо же, какое неуважительное отношение к посланцам самого Юпитера. Наверное, он — атеист.

Десятка три лучников повинуются зловредному римскому «прапорщику» и целая туча стрел с омерзительным свистом мчится в нашу сторону…

Только и Падла не робкого десятка. Перед тем как захлопнуть дверь, бородач напоследок скручивает здоровенный кукиш и в двух словах высказывает свое мнение о центурионе в частности и о римской цивилизации в целом. За считанные мгновения он успевает обогатить античность сразу несколькими свежими понятиями.

Долей секунды спустя стрелы барабанят по уже закрытой дверце, а Маньяк, стоящий на «толчке», дергает за цепочку. Хлипкая на вид кабинка выдерживает обстрел, вода с шумом проносится из бачка вниз — и прощай Древний Рим!

— Скажу не кривя душой, — весело щурится Падла. — Шурик, сегодня ты вовремя!

— Я всегда вовремя! — горделиво ухмыляется Маньяк.

— Куда сейчас? — спрашиваю я.

— Как это куда? Ты разве забыл — нас приглашали в гости!

Кабинка начинает трястись мелкой дрожью словно в лихорадке. Что-то громыхает по стенкам. Но Шурка невозмутимо спокоен. Нас начинает раскачивать и довольно сильно, словно на палубе утлого катерка в шторм. Продолжается это минут пять, не меньше.

— Ребята, я, конечно, извиняюсь, но, по-моему, у меня сейчас начнется морская болезнь, — шепчет бледнеющий до нежно-розового оттенка Жирдяй.

— Не вздумай! — показывает ему кулак Маньяк.

К счастью, болтанка почти стихает, но сероватая мгла над нашими головами по-прежнему не проясняется. Сколько еще торчать в этой пропахшей хлоркой кабинке? Шурка снова перегнул с реализмом. Это у него просто какая-то профессиональная болезнь — перетаскивать в глубину предметы целиком, во всей их неприглядной правдоподобности.

Чего стоило обложить стены кабинки, скажем, нежно-розовым, приятным кафелем? А сантехнические аксессуары сделать безупречно отполированными, сверкающими никелем и фаянсом? Ведь это было бы намного проще, чем старательно прорисовать ржавчину на сливном бачке, трещины в унитазе, да еще и не забыть добавить процарапанные рукой какого-то восторженного юноши нецензурные надписи и рисунки на стенках и дверце! И именно благодаря всему этому чертовому реализму, услужливое подсознание шибает в нос испарениями хлорки и еще кое-чем, а не, скажем, приятным фиалковым ароматом.