Алан Фостер - Програмерзость Страница 17

— Тут имело место умерщвление, — указал Карденас.

Пэнгборн закатил глаза.

— Обыкновенное убийство из мести. Ничего неординарного. Судя по подробностям в досье на этого покойного Андерсона-Бруммеля, сомневаюсь, что соче-в-гранде[36] понесло такую уж большую утрату. С этим делом справится и кто-нибудь другой. Отправляйся в Санхуану, пораскапывай с недельку для «Макровенди», проведи некоторое время на пляже, миреясь с чиками. — Он заговорщицки понизил голос. — В бухгалтерии есть место для движения. Думаю, мы сможем устроить тебя в «Коронадо». А что до этой заурядной злополучности… — он указал на мерцавший внутри призрака файл только-для-чтения — …то я брошу на него Гонсалеса или Ратленда.

Карденасу не хотелось спорить с Пэнгборном. Капитан был одним из немногих в департаменте, кто почти понимал, на что похоже бытие интуита. Почти.

— Мне действительно хочется довести это дело до конца, Шон. Как старший инспектор я могу козить некоторое влияние.

— Полагаю, именно это и происходит, когда люди начинают стареть. — опечалился Пэнгборн. — Они тогда начинают страдать от приступов безумия; сперва слабых, постепенно развивающихся в помешательства, которые в конечном итоге начинают затуманивать им рассудок. — Он откинулся в кресле, которое оценивающе вздохнуло. — Либо дело в этом, либо ты проявляешь больше, чем типичное упрямство. Но впрочем, ты ведь знаешь, что я просто ругаю тебя и намерен предоставить тебе барахтаться в той грязи, которую ты сам выберешь. Не так ли?

— Конечно, знаю, — усмехнулся Карденас. И он не лгал.

Когда Пэнгборн поднялся с кресла, инспектор встал вместе с ним. Двое старших офицеров полиции прогулялись до двери в кабинет капитана.

— Прослужив в полиции тридцать лет, я усвоил две вещи. — Пэнгборн тронул себя за искусственное ухо, у которого протез не вполне сросся с изначальным хрящом. — Не пытайся взывать к здравому смыслу того, кто специализируется на остроумии, и никогда не играй в покер с интуитом. — Он положил руку на плечо инспектора. — Окажи мне одну услугу, ладно? Закончи это как можно быстрее и постарайся не дать себя распылить по ходу дела.

Карденас подошел достаточно близко к двери, чтобы та среагировала на его присутствие, опознала инспектора и открылась.

— Постараюсь. Смерть всегда осложняет расследование.

— Не говоря уж о том, что добавляет возни с бумагами. — Пэнгборн отпустил его притворно-раздосадованным взмахом руки. — А в Санхуану отправлю Гонсалеса. Он может прихватить с собой свою новобрачную. Поселю их на несколько дней в «Коронадо», он с меня иконы писать будет. — Тон его сделался более серьезным. — Береги себя, Анхель. Обычные наемные головорезы меня не тревожат. Но прочитанное об этом Моккеркине — настораживает.

— Меня тоже. Спасибо, Шон.

Покидая этаж с кабинетом капитана, Карденас не испытывал никакого торжества. Только спокойное удовлетворение от того, что ему будет позволено продолжать заниматься той задачей, которую он сам перед собой поставил. Он чувствовал, что обязан это сделать ради Хаяки. Чувствовал, что это нужно для него самого. И по какой-то неопределенной причине он считал себя обязанным сделать это ради кое-кого, с кем пока еще не встречался.

Ради двенадцатилетней девочки по имени Катла Моккеркин.

Чем больше он узнавал о Моке, тем меньше ему нравился этот субъект. Имеющуюся информацию приходилось добывать из недр центрального севамериканского ящика макросье. В популярных СМИ не проскакивало почти ничего. Клеатор Моккеркин явно был одним из коварно-умных антиобов, что не испытывали ни потребности, ни желания видеть свой снимок мелькающим в вечерней передаче. Он ценил анонимность не меньше, чем могущество.

А могуществом он обладал немалым. За следующую пару дней Карденас связал с Моком финансовые звенья полусотни линий, опоясывающих весь земной шар. Вдобавок к незаконной торговле оружием во впечатляющих масштабах Моккеркин извлекал доход из торговли запрещенными лекарствами, сифонил кранч, добывал и продавал виды, занесенные в Красную книгу, а также запрещенные «вафли» и молли. Этот доход пополнялся деньгами с более заурядной деятельности, вроде вымогательства и похищения людей. Из этих денег не нашлось бы ни гроша честных, но все они были шикарно отмыты, и крутилось их достаточно много, чтобы ввести в искушение даже сведущего подчиненного вроде покойного Уэйна Бруммеля, которому уж точно следовало б знать, что к ним лучше не прикасаться.

Этот Мок был педантично разнообразным фелеоном. Самый настоящий вердад скверный чингарун. Если его приспешники настигнут сбежавших Сурци и Катлу раньше властей, то, как знал Карденас, результатом будет отнюдь не ожесточенный спор, за которым последует ряд согласованных визитов к брачному консультанту. Насчет дочери инспектор ничего предположить не мог, но он серьезно сомневался что Сурци хорошо спится в эти последние дни.

После долгих часов, проведенных за просмотром инфы, он расслаблялся, прогуливаясь ночью по улицам Полосы, зыркая темными глазами из стороны в сторону и сбрасывая прогулкой накопившуюся за день энергию. Он не обращал особого внимания на броские выставки, на сверкающие муниципальные произведения искусства или на назойливых рекламов. Его интересовали люди; суетящиеся обитатели Полосы во всей их многообразной, колоритной этничности, попурри из разных цветов, размеров и форм. В этом коммерческом центре западного полушария случайный слушатель мог шнекнуть якк на нескольких десятках языков и диалектов, от азеров до зулусов, вдобавок к преобладавшим испанскому и английскому. А в основе всего этого лежал, подобно ряду разговорных пружинных матрасов, провинциальный суржик Полосы — нервное отрывистое гибридное арго, известное под названием испангон, испано-английский жаргон.

Карденас мог волубать с самыми лучшими из них. Его беглое владение речью любых групп часто удивляло нинлоков и пожирателей тины, с которыми ему нередко приходилось иметь дело. Чего он не мог произнести, то подразумевал — одна из выгод пребывания в интуитах.

Почему он не поймал Пэнгборна на его предложении? Ведь пляжи Санхуаны он любил ничуть не меньше любого другого туземца. Капитан был совершенно прав, говоря, что с делом странной цепочки Андерсон-Бруммель-Моккеркин могли разобраться и младшие инспектора. Уж не был ли Карденас и вправду этаким тайным мазохистом, как подозревали некоторые из его более молодых коллег? Ведь он не добивался какого-то повышения. За последние пять лет он отказался от полудюжины более высокооплачиваемых (и куда менее рискованных) административных постов.

Сегуро[37] разумеется, он любил Полосу, с ее шумом, своеобразием, сюрпризами и постоянным нескончаемым действием, которых недоставало в его собственной жизни. Но это не служило достаточным объяснением. Равно как и отсутствие стабильной домашней жизни, хотя его недавние отношения с дизайнером из «ДженДайна»[38] Ипатией Спанго продлились дольше большинства подобных связей. Может быть, дело заключалось в том, что он расточал любовь, которую носил в себе, словно тщательно охраняемую ценность, на ребят вроде Живчика Г, Бак-а-рана, и, совсем недавно, Дикого Доха. Именно они-то и были его семьей. Там, где большинство федералов выдавали лишь повестки в суд, Анхель Карденас также дарил надежду. На Полосе обитали разные подкоды, нины и сироты, которых он еще даже не встречал, и все они, несомненно, заслуживали спасения.

И Катла Моккеркин, как представлялось не только возможным, но и в высшей степени вероятным, была одной из них. И он отлично понимал, что любые младшие инспектора, которым поручат это дело, вряд ли будут сообразовывать свои действия с данной возможностью. Карденасу не требовалось интуитить эту девочку для осознания, что ее стоит защищать. Для этого хватало и знания, что она была нормальной с виду двенадцатилеткой, имевшей несчастье угодить в жернова между двуличной, хоть и стремящейся защитить дочь, матерью и аморальным, пугающим отцом.

Он никак не ожидал, что кто-либо помимо внутреннего круга Мока и Севамериканской Федеральной Полиции будет интересоваться обстоятельствами, окружающими лихорадочно-поспешное бегство Сурци и Катлы Моккеркин из мирного окружения инурба Ольмек, не говоря уж о том, чтобы знать о них. И поэтому немало удивился, когда после ужина в патио ресторана «Чере-шери», расположенного чуть дальше по улице от его кодо, к нему приблизилась пошатывающаяся маска в человеческом обличье, выдавшая шепотом фразу:

— Следуй за мной, си, федоко, если все еще хочешь задокать Мока.

Тощая фигура не остановилась, а продолжала, кренясь, двигаться по пешеходной улице, словно некое неуравновешенное пугало, сбежавшее с родимой фермы.

Текучие очертания морфомаски подергивались рябью при каждом шаге закамуфлированной фигуры. Поспешно заплатив по счету, Карденас последовал за ней. Он не мог даже уверенно сказать, мужчина или женщина таится под этим постоянно меняющимся покровом. Когда фигура свернула в переулок, освещенный лишь рассеянным светом остатков фототропической краски, покрывавшей окружающие стены, инспектор заколебался. Пытаться сынтуитить намерения окутанного маской было достаточно трудно и без стараний проделать это в темноте.