Морис Дантек - Призрак джазмена на падающей станции «Мир» Страница 17

Первоначальный план состоял в том, чтобы добраться до Кейптауна со вторым набором наших фальшивых документов, а там уже изловчиться и тихой сапой перебраться в какую-нибудь соседнюю страну, греющуюся в лучах южноафриканского экономического процветания, что-то вроде Намибии или скорее Мозамбика, где нам следовало задействовать последний запас подложных электронных удостоверений личности и попасть на грузовое судно, которое довезло бы нас до Персидского залива, а затем — до берегов Индии. Другой вариант — это вылететь в Индонезию из Мапуту.

Но так поступать было нельзя. Мой мозг лихорадочно собирал данные о деятельности марокканской полиции. Нейровирус давно вступил в обостренную стадию, но уровень воздействия болезни оставался терпимым, поэтому я выпил всего четверть обычной дозы «эпсилона» — в аэропорту все казалось замечательно ясным, четким, ярким, и мое сознание с молниеносной быстротой выводило росчерки мыслей.

Мы все еще находились слишком далеко от Южной Африки, нам предстояло пересечь весь континент. Было очевидно, что после Абиджана наш второй комплект удостоверений личности засветится, по крайней мере для марокканской полиции, которая не откажет себе в удовольствии поместить соответствующее сообщение в информационные сети Афропола. Нам следовало бы исчезнуть в ивуарийской столице, на каком-нибудь незаметном транспортном средстве пересечь пару-тройку границ, проехать через Гану, Того, Бенин. Добраться до Нигерии, почему бы и нет?.. И возникнуть там уже с третьим набором паспортов. Из Нигерии направиться в Кейптаун или прямо в Мапуту. И что, спрашивается, тогда помешает нам воспользоваться трансокеанским авиарейсом до Бангкока?

Первое, что необходимо сделать в Абиджане, — это поторопить андайского банковского служащего. Я надавлю на него: нужно, чтобы перевод средств завершился в четверг. Мы дождемся в Абиджане прихода бабла и распихаем его на полдесятка счетов в нескольких крупных банках — из тех, что имеют на африканском континенте разветвленные сети филиалов. Мы заберем все эти денежки в процессе «турпоездки» по Западной Африке, вновь положим их на депозиты, и так несколько раз — в Мозамбике, затем в Индии или Индонезии — под нашими третьими «личинами».

Перед моим взором светились два взаимосвязанных графика. Флюоресцентные линии накладывались на то, что я видел в реальности, — штука, к которой должен привыкнуть любой носитель вируса Широна-Олдиса. Эти кривые иллюстрировали деятельность двух полиций. Мой сверхактивный мозг полагал, что французские копы все еще продолжают поиск «фальшивых бельгийцев» и настоящих беглецов из Центра № 14, исчезнувших где-то в районе Онфлёра. В данный момент следователи наверняка переворачивают верх дном все вдоль железнодорожной линии или в порту Шербура. Согласно этому графику, наши вторые ложные личности пока не раскрыты.

Но стоило взглянуть на кривую, символизирующую достижения марокканской полиции, как я вынужден был признать, что все контрольные датчики начинают наливаться тревожным красным светом: в течение двух дней, согласно «среднестатистической результирующей имеющихся вероятностей», рабатские легавые пронюхают про историю с номером в отеле и богатенькими туристами, в ходе следующих суток они обратятся с воззванием к возможным свидетелям через все национальные СМИ, в том числе через информационно-справочную систему аэропорта, где готовился к предстоящему вылету наш лайнер, так что челюсти капкана захлопнутся сразу следом за нами. Затем можно надеяться на передышку продолжительностью в несколько дней. Как раз это время необходимо нам для того, чтобы дождаться прихода бабла в Абиджан и осуществить новые переводы средств.

Дальше кривые пересекутся. Это произойдет в тот момент, когда французские дознаватели обнаружат, что «ауди» доехала до Андая, «спалят» наши вторые личины, проследят наш путь через Испанию и всерьез заинтересуются Марокко. Если только рабатская полиция сама не обратится к международным правоохранительным структурам, что позволит связать дело Месауда с расследованием, проводимым Европолом. В обоих случаях среднестатистическая переменная, оценивающая вероятность такого события, колеблется в большом диапазоне — от одной до восьми недель. Хреново. Для начала Марокко просто обратится к региональным ресурсам Афропола, и тут я рассчитывал на коррумпированность и инерционность бюрократического аппарата западноафриканских стран. Это даст нам немного дополнительного времени. Но как только ищейки Европола или новой контролирующей техноструктуры, организованной французским правительством, возьмут след на континенте, нас начнут преследовать днем и ночью, и мы больше не будем иметь права на ошибку.

Африканских копов станут трясти непрерывно, как кокосовую пальму, — и так до тех пор, пока они не отыщут что-нибудь стоящее; к ним нагрянут типы из Парижа или Брюсселя, чтобы добавить мотивации и руководить всей этой славной компанией; будет объявлено вознаграждение за нашу поимку — как официальное, так и неофициальное, в виде чрезмерных взяток, распространяемых по всем уровням иерархии, — и парни из Афропола начнут шевелить задницами. Нужно, чтобы к этому моменту мы уже находились далеко от берегов Мозамбика.

Полагаю, я еще не говорил вам о том, что за побег из Центра санитарной фильтрации строгого режима полагается наказание в виде, самое меньшее, десяти лет лишения свободы — по крайней мере, для любого обладателя генетической карты с черно-красным штампом «вирус исключительной степени опасности». Это прерогатива биологического отдела технополиции. Именно он ловил «беглецов из Центра номер 14».

Выслеживанием «пригородных налетчиков» в Париже и его окрестностях занималось несколько бригад по борьбе с бандитизмом, но когда выяснилось, что вместо двух «шаек» на самом деле действует одна, были мобилизованы крупные подразделения RAID[42] и отдела полиции, отвечающего за нейтрализацию оргпреступности, затем под ружье поставили Европол, Интерпол и всех прочих. Особенно теперь, когда на нас навесили неудавшийся вооруженный налет со «жмуриком». Тем более что речь шла об убитом полицейском.

Небо было темно-фиолетовым, а горизонт — золотисто-оранжевым, с синевато-зелеными вспышками, тогда как на самой границе между небесами и водой пролегала пурпурная черта, ее оттенок все время менялся в инфракрасном диапазоне. Из иллюминатора открывался вид на Атлантический океан, за которым только что скрылось солнце. Набирая высоту, самолет поймал шальные его лучи, после чего повернул строго на юг. А я полюбовался вторым закатом за сегодняшний день. Карен дремала под действием «эпсилона» (три четверти обычной дозы — ее половина, плюс четвертинка, которую не выпил я).

Какой-то поганый фильм, снятый в Гонконге и снабженный субтитрами на английском языке, — «шедевр» конца XX века, некогда купленный «про запас», — был призван развлекать пассажиров на все время полета. Мы стало жаль тех, кто взял билет до Луанды.

Лайнер погрузился в африканскую ночь.

Three to get ready now go cat go…[43]

Я думал прилететь в Абиджан ночью, и притом рассчитывал на то, что промежуточная посадка в Нуакшоте продлится один-два часа, не больше.

В Нуакшоте мы застряли на шесть с лишним часов. И даже не спрашивайте меня почему. Где-то на передних креслах пара путешествующих вояк, громко хохоча, обсуждала рекорды в области затянувшихся промежуточных посадок: один случай — в 1996-м, в Аккре, а другой — в 2002-м, здесь же, в Нуакшоте: восемь часов, старик, задержка на восемь часов. И кстати, гм… там к тому же возникли какие-то проблемы с военными. В Монровии в девяностых годах было по-другому…

«Перестаньте драть глотки!» — думал я, пытаясь уснуть в дрянном кресле — достаточно жестком, достаточно твердом, со спинкой, закрепленной под таким наклоном, что ни о каком остром угле даже и заикаться не стоило.

Прилетев в аэропорт Абиджана, мы без малейших проблем прошли таможенный досмотр. Пограничники в конце смены наполовину дрыхли в своих кабинках, с осоловевшим видом машинально просматривая паспорта и электронные удостоверения, которые предъявляли им пассажиры. Когда я протянул свою гиперкарту, во взгляде ивуарийского таможенника мелькнул смутный интерес. Ведь снабдить своих граждан подобного рода гаджетами могли только западные страны. Но мимо служащего до нас прошло множество других туристов из Европы и Америки. Рожа, изображенная на удостоверении методом голографии, совпадала с моей физиономией, а электронная виза издала правильный звуковой сигнал в устройстве для считывания штрихкода. Следом настала очередь Карен, и она привлекла к себе чуть больший интерес лишь потому, что ставший слегка навязчивым взгляд таможенника задержался на ее формах… скажем так, характерных для девушки.