Андрей Фролов - Жертвенные львы Страница 19

Наступила тишина, в которой, как Веберу казалось, стали слышны, оглушительные удары его неугомонного сердца. Он облизнул пересохшие губы, смягчить которые не помогал даже кофейный напиток. Над дверью мерно отмеряли время старинные часы в деревянной оправе.

– Знаешь, Терпение… – негромко ответил он, чувствуя на лице внимательный взгляд высокопоставленного машиниста. – После крайней совместной операции у меня нет особенного желания снова работать на… на вашу структуру.

Он сразу вспомнил, как вернулся из Тайги.

Воспоминания были смешанными, наполовину радостными, наполовину тяжкими. Особенно хорошо мышцы помнили вес черного футляра с привязанной к нему гранатой, а остальное представлялось едва ли не декорациями.

Взрывать все же не пришлось. Терпение не только сдержал слово, что было вообще нехарактерно для этого проклятого мира, ухитрившегося выжить. Но и представил наемника самому Президенту Гилярову. Без фамилий, чинов или наград, но это было немалой честью, и Илья сумел взглянуть в глаза человеку, поднявшему Сибирь из руин. Сильному человеку, никогда не опускавшему рук, способному идти до конца.

Тот долго тряс кисть Вебера, велеречиво благодаря за спасение детей и успешное, насколько это оказалось возможным, решение весеннего инцидента на «Куэн Као». Однако желания и дальше работать на Эдуарда-Колокольчика у Ильи так и не появилось – уж очень это неприятно, когда тобой играют втемную…

Вероятно, Терпение ждал подобного ответа.

Кивнул, задумчиво потирая гладко выбритый подбородок.

– Видишь ли, Илья… Поручение, о котором я говорю, не имеет прямого отношения к Ростиславу Михайловичу Гилярову. И к Правительству оно отношения не имеет. А вот к судьбе Сибири, возможно. Моя просьба, Леший, весьма личного характера, но если ты откажешь, последствия могут оказаться…

Он замолчал точно в нужном месте, подогревая драматизм ситуации, но Вебер лишь скривил губу. Умом понимал – откажись, Ильюша, похвали выпитый кофе и «экскурсию» по Министерству, и уходи. Немедленно.

Но сердце продолжало нашептывать, и сил не оставалось даже встать из кресла. Сердце уговаривало хотя бы выслушать бывшую «напарницу» ломщика. Ведь позволив Терпению высказаться, он ничем не будет ему обязан…

– О чем ты говоришь? – наконец спросил Илья, проклиная себя за малодушие.

Пожалуй, сегодня он снова пойдет в «Три пескаря». Выпьет, постаравшись утопить в вине то, что инвалид вообще вспомнил о существовании наемника…

– В секту «Защитников Геи» угодил мой младший брат, – тихо ответил Эдуард, глядя куда-то в противоположную стену с незамысловатой картинкой. – Талантливый машинист, еще более талантливый ломщик. Пожалуй, у него есть все шансы превзойти меня… Были шансы, пока не тряхнуло.

Он задумался, разглядывая осенний пейзаж, перенесенный на грубый синтетический холст.

– Тогда он стал сам не свой. Какое-то время я даже думал, что брат превратился в минуса… Ах, сколько раз я пытался прочистить ему мозги, но… так и не сумел вернуть. Брат ушел. Может, не совсем как «тритоны» Сорок Два или сумасшедшие, предрекающие Конец Света. Но близко к ним. Очень близко.

Продолжая глядеть куда-то мимо Вебера, Терпение погладил рифленые колеса своей коляски. Нежно, почти с любовью, на мгновение сжав резину так, что пальцы побелели.

– Кажется, брат на самом деле верит в идеологию «Мидгарда». Верит в то, за что борется…

– Ты же сам сказал, что «Защитники» – террористы, – осторожно прокомментировал Илья. – Арестуй его. Изолируй, чтобы уберечь от пагубного влияния. Посади в клинику для минусов. Не можешь сам, прикажи Бугаеву.

При упоминании правой руки Гилярова, помогавшей Президенту любыми средствами и способами строить новое государство, Эдуард вздрогнул. Посмотрел на Вебера с обидой, будто тот посоветовал заживо сжечь его непутевого брата.

– Все не так просто, Илья. Во-первых, он брат министра, шумиха мне ни к чему. Во-вторых… – Он неопределенно покрутил в воздухе пальцами. – Его действия никогда не угрожали безопасности Республики. Во всяком случае, до этого дня… В целом вопрос представляется мне настолько деликатным, что его решение я могу дозволить только одному человеку. Знающему мои секреты. И хорошо знакомому мне.

Неразумный пульс все никак не хотел униматься. Проклятый кофе, неужели причиной столь резкого скачка давления стал именно он?

Илья поерзал на кресле, пытаясь вернуть контроль над дыханием. Призрак прошлой жизни, когда человек по имени Леший выполнял задания анонимного Колокольчика в надежде на безбедную пенсию, снова затмил разум серой тенью…

– То есть ты хочешь, чтобы дурь из твоего братца выбил не кто-то из казаков Бугаева, а именно я? – надеясь, что голос его звучит совершенно спокойно, спросил Вебер.

– Почти, – едва слышно ответил Эдуард, но тут же прочистил горло. – Я хочу, чтобы ты вернул его в Новосибирск, Леший. Мне стало известно, что мой младший брат проник на терраформирующую станцию поднебесников, с помощью которой они строят свой «Звездный Путь». Также у меня есть основания полагать, что на этот раз «Мидгард» затевает что-то серьезное. Затевает, полагаясь на его юношеский максимализм и слепую веру, используя моего брата втемную…

Теперь пришла очередь Вебера сдерживать дрожь. Неужели воспоминаниями о путешествии на «Куэн Као» он настолько выдал себя, что Терпение ударил в обнаженную болевую точку? Он, еще четыре месяца назад ведомый по северным лесам в полумраке незнания, теперь должен спасать такого же бедолагу?..

Но инстинкт тут же подсказал – интриги нет, хоть прочитать машиниста оказалось и непросто. Взгляд министра стал отрешенным, пальцы шевелились, словно давили на кнопки невидимого «раллера».

– Я хочу, чтобы ты отправился к границам Республики, на китайский прокладочный комплекс, обнаружил и вернул моего брата в столицу. – Терпение поднял левую руку, с легким скрипом проведя кончиками пальцев по лысой голове. – Больше мне просить некого. А если я кое-что понимаю в этой жизни, будет лучше поторопиться. Могу лишь фантазировать, зачем «Мидгард» отправил его туда, но эти фантазии мне совсем не по нраву…

Вебер обнаружил, что уже несколько минут держит в руках пустую чашку. Осторожно, как если бы та была изготовлена не из фарфора, а из пепла, поставил ее на край журнального столика. Откинулся на спинку кресла, ощутив, как затекла спина. Разговор, начинавшийся так непринужденно, теперь давил на Илью стотонной плитой.

– Ты на самом деле считаешь, – тщательно подбирая слова, спросил он, исподлобья рассматривая собеседника, – что после путешествия за Тайгу я соглашусь снова работать на тебя?

– Я очень надеюсь на это, Леший, – ответил ему Эдуард, и на этот раз в его голосе не слышалось ни капли сомнений. – Конечно, решать тебе. Но поверь, я многое увидел за прошедшее лето. Увидел твои попойки, драки, кабаки и бесцельную трату денег, за которые другой готов удавить. Увидел, как заслуженное богатство и стены новенькой квартиры не принесли тебе счастья. И если я правильно понимаю твою натуру, Илья, ты обязательно…

Он снова закашлялся, на этот раз оборвав фразу без какой-либо театральности. Потянулся за ингалятором, но стерпел, жадно хватая воздух ртом. Отнял руку от пиджачного кармана, утер выступившие слезы. Кивнул, будто извиняясь перед гостем.

– Конечно, ты должен понимать, что мое предложение не бесплатно, – продолжил он, выудив платок и промокнув покрасневшие уголки глаз. – Однако в этом случае речь идет о моей личной благодарности, не имеющей никакого отношения к казне Республики. А еще…

Он взглянул Илье в глаза, и тот вдруг сумел рассмотреть неотвратимую хворь, разъедающую министра изнутри.

– А еще я стану твоим должником. Исполню любую просьбу в любой момент времени. Даже если ты попросишь переправить семью на другую планету – сделаю все возможное. Я стану твоим одноразовым рабом, Леший…

Илья молчал, стараясь не демонстрировать раздиравшие его чувства. Смотрел на пустую кофейную чашку, переваривая услышанное, и старался расшифровать послание, на языке Морзе отбиваемое его сердцем.

В том, что за ним следили после возвращения из Тайги, сомнений не было сразу – подтверждение опасений даже не вызвало отрицательных эмоций. А вот то, что Терпение говорил о его характере и сути, неожиданно нашло отклик, покрасив мочки ушей в багрянец.

Вспомнился Алишер, провожающий его из «Пескарей». Вспомнились тягучие вечера бесцельных прогулок по городу, когда он искал. Искал что-то, чего не знал и сам, уподобившись герою старинных сказок.

Преодолевая смущение, Илья попытался думать о семье. Вспомнить лица жены и дочки, убедить себя, что они никогда не простят ему…

И от того с ужасом разобрал собственный голос, отвечающий Эдуарду Гринивецкому:

– Я подумаю, Терпение. Ничего не обещаю, но с файлами ознакомлюсь – скинь условия контракта и все данные на «балалайку». Ответ дам через двадцать четыре часа.