Дмитрий Старицкий - Вверх по течению (СИ) Страница 2

Так что через год кур у нас осталось всего полтора десятка несушек — только на яйца, самим прокормиться. От такой дури, как покупной майонез мы уже давно отказались — сами делаем. Как и кетчуп с аджикой.

И тут на тебе… 'я очутился в сумрачном лесу'… Крутился я, крутился вокруг того места где оказался, несколько часов. Всякие 'Сезам, отворись!' и 'трах — тиби — дох!' кричал. Молился всем богам, сыпал проклятиями, уговаривал незнамо кого — все без толку. Ничего не помогло. Обратно в Подмосковье я не материализовался. А время шло. К тому же обстановка этого дикого леса несколько излишне давила на психику, которая призывала как можно быстрее покинуть это неприятное место.

Сделал я три затеса на стволах, внутри которых место моего явления здесь находилось, и пошел оттуда, не забывая путь свой метить такими же затесами. А что делать? Не помирать же тут в этом сумрачном лесу в одиночку?

О! Ручеек нарисовался. Это уже здорово. Пошел я вдоль него по течению — вода она всегда к людям выведет. А там и сам сориентируюсь, как в Москву обратно попасть — я же в общаге одной доброй ко мне податливой дивчине с Украины обещал грибной супчик 'пальчики оближешь'. Семейный специалитет. Мы с Оксаной вопросов гражданской войны на ее родине совсем не касались в наших отношениях. Для селян любая война — плохо. И вообще 'Делай любовь, а не войну' — лозунг на все времена.

Лес по мере его прохождения уже не напоминал первобытную доисторическую чащу. Стал реже и светлее. Да и местность пошла под уклон. И понял я, что проявился я тут на ровном плато среди гор. Когда горы увидел, то охудел уже окончательно.

Это точно не Подмосковье.

Эту тревожную мысль я решил заесть — запить. Время обеда подошло, судя по настойчивым призывам стомаха. Устроился на поляке над обрывом, снял рюкзачок, поделил запасенные продукты надвое, накрыл поляну и все схавал в одно рыло, запивая сладким чаем из термоса.

Жевал и осматривался. Горы были не сказать, чтобы высокие, что‑то типа Уральских у города Златоуста, где я служил. Старые горы. Выветренные. Вечных снегов на вершинах не видно. Выше меня горы стояли лысые, ниже поросли лиственным лесом. Причем даже я после академического курса ботаники не смог бы точно определить, что это за породы. Листья большие и разлапистые как у конопли, а древесина на срезе больше на бук похожа или что‑то подобное красное и на первый взгляд — ценное.

А вот жилья окрест никакого не видно. Даже дымка никакого. Это уже хуже.

Читал я пару книжек про попаданцев в другие миры, но там их всех или по голове били, или катастрофа какая с ними приключалась типа КАМАЗа на встречной полосе. Но я‑то просто шел себе по лесочку и зашел не так уж и далеко от электрички, грибы искал, наклонился, поднялся, и все… Берез вокруг никаких нет, как и не было, одни хвойные гиганты вокруг. А теперь горы… И эти деревья с листьями конопли…

Атас!

И куда, скажете, мне податься?

Вестимо, вниз. В горах мне точно делать нечего.

Поднялся и пошел. Неча рассиживаться. Хотя пейзаж тут такой прелестный, что этот вид туристам продавать можно. За свободно конвертируемую валюту.

Почему‑то назад воротиться к тому месту, откуда я начал это свое экзотическое путешествие у меня и мысли не возникло. Впрочем, как и паники. Попал и попал. Устраиваться надо, оглядываться, людей искать — они подскажут что случилось. А там: проснемся — разберемся.

Кстати, о проснемся… Однако ночлег надо заранее искать, а то кто его знает, какие тут зверушки хипповые водятся в этих экзотических лесах. Мне и пары простых волков хватит за глаза. Правда, вокруг конец лета вроде, волки еще не голодные, на людей бросаться им не время. Но все же, все же… береженого бог бережет, а не береженого конвой стережет.

Перемотал портянки и пошел. Страдать потом будем. Палку себе только вырезал ухватистую и заострил ее с одного конца. Стало немного спокойнее — хоть какое‑то длинное оружие в руке. Хоть и великим нагибатором я себя и не почувствовал, но успокоился и мандражировать перестал. Даже рассмеялся, припомнив анекдот о сибирском унитазе их двух жердин. На одну полушубок вешать, другой от волков отбиваться…

Ручей петлял между деревьев и крупных камней, и я с ним такие же кренделя выписывал.

Пару раз перебирался через приличные буреломы.

Напоследок прикинул к носу и вернулся к последнему завалу, где и отыскал себе место для ночлега вроде как защищенное со всех сторон поваленными деревьями с торчащими во все стороны толстыми ветками.

Костерчик небольшой запалил. Только он на то и сгодился, чтобы острие самодельного копьеца закалить, да грибы на углях пожарить. Как бы знал, что так получиться — котелок бы захватил с собой, хоть солдатский, маленький. Так что повечерял печеными боровиками (домашний запас надо экономить, однако) и упал на бок вместе с птахами.

Последней мыслью ожгло, что лучше бы вообще за грибами в этот день не ходить никуда. Перебилась бы девчонка и без грибного супчика. Не первый же приступ к телу… Уже дала…

С птахами и проснулся. От их радостного чирикания, больше похожего на благодарственный молебен вернувшемуся солнцу.

Скромно позавтракал и дальше потопал. Умереть голодной смертью я не боялся — это надо быть наследственным балконным жителем, чтобы в лесу с голоду помереть. Даже без браслета из паракорда. Но все же, все же… Совсем переходить на подножный корм — это время существенно терять. А когда я к людям выйду — вопрос, на который у меня нет ответа. Кушать же хочется каждый день.

Трудно сказать, сколько километров я отмахал так в одиночестве. В горах этого не понять. Прямых горных дорог и в цивилизации нет — сплошные серпантины. А тут даже тропки никакой людьми натоптанной пока не обнаружилось.

Крупных зверей я не видел, мелких же больше на звук опознавал — разбегались они от меня по кустарникам. С шумом.

Один раз большая пятнистая змея толщиной с мою руку поперек пути ползла. Долго. Пришлось неподвижно стоять, опершись на копьецо, ждать, пока это неторопливое пресмыкающееся дорогу освободит и в свои 'папоротники' уползет.

По соседним горкам, на скалах скакали мелкие горные козлы стайками по десятку — полтора голов.

Какие‑то парнокопытные и в лесу водились. Но я их самих не видел. Только следы. Звериные тропы водопойные на ручье часто встречались. Человеческие — нет.

Обедал у небольшого водопада, которым окончился мой путеводный ручей — провожатый. Водопад понизу пробил в камне небольшое озерцо, прозрачное — каждую гальку видать на дне. Рыба там водилась крупная, гоняясь за чешуйчатой мелочью, которую исправно поставлял водопад.

Вырезал себе острогу, примитивную — счетверенный наконечник врастопырку. Посидел час на камушке практически неподвижно. Но добыл крупную рыбу только с пятой попытки. Длиной почти с мой локоть. Незнакомую мне на вид. Выпотрошил ее, убрал все брюшные пленки — про них препод по ихтиологии нам говорил, что само мясо рыб ядовитым не бывает нигде. Только плавники, жабры, брюшные пленки и иногда… икра. Вот и я не буду рисковать. У этого экземпляра икры не было — молоки, но я и их на всякий случай выкинул обратно в воду — рыбки все подъедят.

Запек эту совсем не неизвестную мне по форме рыбу на углях, на импровизированной решетке из сырых очищенных веток. И съел. Даже не съел, а пожрал все, как голодный кот — с урчанием. Соли у меня только мало — спичечный коробок и все. Но на это раз я не пожадничал. Экономить потом будем.

Отобедал до осоловения, да и привалился к нагретому камню — переваривать. Заодно ноги помыть и портянки на теплом камне просушить. Ноги теперь для меня — главный орган в организме. Хорошо еще я догадался сапоги обуть, а не кроссовки. Сейчас бы от этих кроссовок одни ошметки остались и свалянные убитые носки.

Так хотелось подольше остаться у этого водопада — в ставочке под ним я еще десяток крупных рыбин видел. Но не ко времени курорт разводить. Топать надо. Определяться с местом. Меня дома ждут.

Горы на взгляд стали выше и дальше. Вроде я на верном пути в долины спускаюсь. Главное выйти к людям, а там до Москвы добраться уже не проблема. Или до Калуги. А от Калуги до родительского хутора уже совсем просто. Деньги у меня с собой есть. На билет хватит. А не хватит, так телеграмму пошлю бате, тогда и вернусь домой даже от Владивостока.

К исходу второго дня наткнулся наконец‑то на натоптанную широкую тропу, почти дорогу. Следы в основном звериные — странные такие копыта скругленным трилистником. Передние — подкованные. Да и следы узких колес четко говорили мне, что люди тут точно есть, раз они что‑то возят. А возят они какие‑то камни — их много тут по обочине валяется. Рядочками такими с перерывами. По обе стороны пути, что характерно. Видать с кузовов нападали.