Иван Косолапов - Часть Чего-то. Повесть вторая Страница 2

Повесть вторая

Часть Первая

По своей природе люди подвержены чувствам. Зачастую под воздействием этого неотъемлемого механизма людской природы, человек способен на необдуманные и стихийные действия. Они пронизывают нашу жизнь сплошь и рядом и совершенно не часто являются причиной культовых, крупномасштабных событий – здесь всё зависит не столько от статуса самого человека, сколько от ситуации, в которой он находится. И вот коль ситуация имеет огромный «вес» в социальной среде, то действия, выполненные кем-то, кто был выбран народом, могут иметь лишь два пути финала: фатальный для общества, либо ещё один шанс…

Глава 1

– Звони всем! Скажи, чтобы спускались вниз и ждали под участками, я обо всём договорюсь! – кричал Казимир Мише, вместе с тем набирая что-то по телефону.

– Казимир! Они ведь ничего не поймут!… Они не согласятся! – пытался облагоразумить его Михаил, также заходя в соседнюю комнату за Коликовым, который уже приложил гаджет к уху и словно не хотел слышать напарника.

Алина тоже их не слышала, причем обоих, но по совершенно иной причине. И пусть репортаж уже закончился, всё равно оставалось впечатление некоего недопонимания, неверия в то, что видится глазам. А перед очами всё также стояла картина кричащего, нечто верещащего человека, что пытается дозваться до толпы, окружившей его. После ещё некая девочка со слезами и мужчина, быстро схвативший ребёнка… Человек с огнетушителем… Сильный толчок сапогом бегающего по кругу, объятого пламенем человека, словно это была неживая, опасная для всего вокруг механическая или инородная субстанция… Долгое тушение конвульсирующего тела, чья изуродованная телеса до самого конца репортажа, использующего кадры любительской съёмки, была скрыта под пластами белёсой суспензии…

«Та девочка… Может, это его дочь… Она видела смерть отца… Она плакала… Или просто кричала?… Или кричала и плакала?» – мысли ленивой анфиладой прокатывались в голове девушки. Но отчего-то ей казалось, что сей медленнотекущий каскад столь неподъёмен, столь объёмен, что всю данную информацию она не сумеет переварить и за годы… Может, потому она отказывалась верить в это, глупо и как-то совершенно по-детски твердя себе, своему волевому характеру, который был под угрозой излома, своей вере в людей, что тоже словно доживала последние секунды: «Нет… Нет… Нет… Нет…». Но это не помогало.

Она понимала сей факт, но никак не могла признаться, что больше ничего не может сделать. В то время, как Миша уже понял бесполезность отговорок Казимира и начал звонить знакомым, тогда как Коликов о чём-то договаривался в соседней комнате, Алина пыталась устоять на своих прошлых идеалах, сохранить ясность мысли и остаться тем человеком, который не сдастся пред препятствием в несении более светлого будущего… Но понимание бесполезности подобного деяния всё больше и больше пронизывало её.

Зато никак не «трогал» её клич Михаила, который пытался попросить Алину, чтобы и она звонила всем знакомым деятелям редирума – требовалось собрать как можно больше людей.

Но девушка осознавала, готова ли она и дальше стоять за свои идеалы и какими методами она может позволить себе сотворение их в физическом, а не только её, иллюзорном, мире.

Поняв безуспешность своих возгласов и некоторое замешательство напарницы Миша, снизив голос, начал подходить к девушке, собираясь вывести ту из ступора и, может быть даже, как-либо утешить. Но она сумела пересилить себя быстрее: «Казимир ведь… Но иначе никак… Нельзя… Нельзя такого ещё допустить… Да нельзя же так!» – в следующее мгновение она, приобретя вновь некоторую ясность во взгляде, сразу поняла, что, дабы окончательно заставить не только мозг, но и тело работать, следует сделать нечто резкое, неожиданное даже для себя.

Быстрый, нежданный удар по рядом стоявшему журнальному столу и тут же последовавший за ним краткий, но громкий крик, в котором смешались и боль, и ненависть, и решимость, и принуждение, повергли Мишу в шок.

Взявшись за мигом заболевшую руку, Алина, стиснув зубы и встав с дивана, быстрым шагом пошла к окну, уже пред ним доставая телефон и, рассматривая повреждённую кисть, на нижней части которой рдела немалая гематома, со сдерживаемым чувством боли да злобы, сохраняя достоинство, не поворачиваясь к с интересом на неё смотрящему Мише, прошептала, зная, что тот услышит:

– Знакомые у нас с тобой почти все одинаковые. Я звоню с конца списка, ты с начала, – и перелистнув пальцем контакты, набрала первого единомышленника.

Поняв всё без лишних слов, Михаил, немного прочистив горло и вновь приобретя серьёзный вид, последовал совету товарища, непонятно кому, будто спине партнёрши, легко кивнув да также в телефоне выбрав необходимого ему человека.

Хоть, будучи повернутой к нему спиной, Алина и не могла видеть парня, однако она всё равно прямо-таки затылком ощущала то напряжение, что повисло не только над ней, но заполонило собой всё близлежащее пространство. И через него уже ощущалось и недовольство Миши, и недовольство самой Алины: она была сильно возбуждена и дала волю чувствам, почему теперь корила себя не столько за проявления слабохарактерности, в некотором понимании, а за проявление чуждой ей злобы, что теперь тупой, пульсирующей болью отзывалась в довольно небольшой руке девушки…

– Алло?… – первый необходимый человек ответил на вызов и Алина, – стараясь сильно не терять времени да уверенности в голосе, что предательски ускользала с речевых связок под воздействием всё того же репортажа и осознания происходящего хаоса, столь не привычного для юной особы, – быстро рассказала, не вдаваясь в детали, где и во сколько необходимо быть со всеми знакомыми сторонниками редирума и кто на том месте должен встретить, – сию информацию предоставлял Казимир, чуть ранее выглянувший из комнаты да назвавший имена людей, берущих под свою ответственность собирающиеся группы, – успев также обозначить особую важность сего действа именем того, кто всё это затеял.

То есть самого Казимира, который в данный момент, чуть успокаиваясь и явно договариваясь о последней «сделке», выходил с кухни, глядя на молодых товарищей да заканчивая телефонный диалог.

– … Ну всё, отлично. Да, в это время. Давай, ещё раз спасибо, – отключив вызов, Коликов, всё ещё находясь не в самом лучшем расположении духа, всё-таки немного успокоившись, обратился к единомышленникам, которые, несмотря на занятость, всё равно заметили его появление в футуристичной, малообустроенной гостиной: – Ну, как оно?…

Смысл фразы был ясен и понятен, однако в ней всё равно, несмотря на довольную самостоятельность, словно не было окончания. Будто тот, кто её произносил не договорил. И это ощутили те, к которым относился вопрос: Алина и Миша, повернувшись да не заканчивая разговоров, жестикуляций уже было ответили Казимиру, – девушка показала большой палец, а парень кивнул, – как их возвращение в полноценный диалог оказалось не столь однозначным. Смотря на вдруг прекратившего обращать на них внимание Коликова, Алина неуверенно тянула руку с вытянутым пальцем обратно к себе, тогда как Миша просто вперил предостерегающий, вопросительный взгляд в своего коллегу. Который уже взаправду не думал о двух находившихся рядом с ним молодых людях, он не слышал их медленных ответов и бормотанию подобных реплик прощания, он вперил свой взгляд в экран визуализатора, который всё ещё был включен:

– … Насколько нормальна подобная ситуация, мы решили узнать у признанного психолога… – это был живой, не модулируемый программой репортаж, а точнее выпуск новостей, где освещались всё видные события недели, дня, последних часов. И понятно, что вопрос с актом самосожжения стоял здесь основным столпом. Но Казимира, услышавшего данные новости буквально краем уха, привлекло иное – вопрос о нормальности ситуации, который, по его мнению, никак не должен был иметь место быть в подобном происшествии, ибо это словно пропагандировало идею… – NN? Что вы можете сказать касательно.. вот данного случая.

– Ну-у… Понимаете ли, – начал немолодой, обыкновенный с виду мужчина старой школы с морщинами на лице, сидя рядом с ведущей в кресле да немного большом ему, неопрятном пиджаке. – 1На фундаментальном уровне, люди – всего лишь временные существа, посему чего-то сверхъестественного в это искать не стоит…

Визуализатор, будучи прикреплённым к огромному окну с привлекательной панорамой на город, находился почти на уровне глаз Казимира, чьё лицо во время этих слов меняло своё выражение более чем быстрыми темпами, притом в очень обширном диапазоне резкого настроя: от неверия и отрицания, мимика сменила построение мышц на злобу и неподдельный гнев. Которым всё и кончилось, когда Коликов, неожиданно для всех вокруг, буквально за долю секунды рассвирепев, выдав громогласный рык отчаяния, боли и ненависти, наотмашь, напряженной рукой, словно дубинкой, вдоль «разрубил» экран визуализатора, отключив нежеланный ему репортаж самым простым и действенным, – единственным, как ему казалось в этот момент, – способом, навсегда…