Станислав Сметана - Мечта Страница 2

Ещё один человек находится в близком круге Кирилла – Никита, которому двадцать пять или чуть больше. Этот абсолютно не поддаётся трафаретизации, и его достаточно трудно вписать в какую-то социально-типологическую нишу. В нём что-то есть от прошлого гедонистического образа Кирилла, но если Кирилл к жизни относился по факту, не задумываясь особенно ни над чем, то этот, напротив, всегда во всём ищет тайный мистический подтекст, и старается избегать рациональности, где только можно. Он обычно сам не очень представляет, чего хочет, потому никто особенно не принимает его всерьёз. Занимается он всем понемногу и ничем в сущности, и на этой неделе Кирилл мельком видел его в странном окружении за распитием алкогольных напитков из ближайшей палатки в районе Перово, где Кирилл был по делам типографии. Сегодня он ожидает его снова увидеть, видимо, в другом обличии и с другими напитками, но уверенным быть тут, конечно же, нельзя.

Только Кирилл успел подумать, что на часах 23:30, а «вечер как явление» ещё не начался, как скрип тормозов внизу под окном поставил всё на свои места, сегодня вернулась Тоня из Франции и прямиком с аэропорта заехала к нему на Преображенку (или уже к себе на Преображенку?). Через некоторое время до его уха донеслось длительное ковыряние ключом (к себе на Преображенку!) в замке, затем всё происходило как в убыстренном кино. Кадр 1: Тоня разгружает уже одеревенелые французские булки из бумажного пакета с ручками. Кадр 2: В стакане молоко, дверца холодильника распахнута, и никто не пытается её закрыть. Кадр 3: Тоня пьёт молоко и роется в своей безразмерной сумке. Кадр 4: Кирилл сидит на диване в гостиной, Тоня химичит с видеопроигрывателем. Кадр 5: Кирилл там же, Тоня с блюдом клубники на диване. Начинается фильм.

– Фатих Акин. «Auf der anderen Seite». Взяла на три часа у Кристины, случайно встретила её в аэропорту. Она тоже будет в BZZ сегодня, мы же поедем? Тем более сегодня рядом, где-то на Большой Черкизовской. Всё, молчим.

Фильм и правда был великолепен. Кирилл давно очень настороженно относился к кино. Он считал девяносто пять процентов кинематографа продуктом потребления, а не искусством. Однажды Никита на это заметил ему, что он слишком оптимистичен в оценках и, по его сведениям, девяносто восемь процентов было бы куда объективнее. «Но искусство – это тоже продукт» – добавил он тогда. – «Создавая искусство, потом смотришь на созданное собой же с презрением, особенно когда это кому-то ещё интересно, то есть искусство превратилось в продукт потребления. Когда продукта нет – есть искусство – то, что в голове, то, что ещё не реализовано. Точнее – реализовано, но не воплощено в доступной для передачи окружающим формах: здании, отделке, холсте, романе, видеоролике. Как только что-то воплощается – это никогда, во-первых, не то, что задумывалось, а во-вторых, это, как правило, уже не интересно автору. И он не только не хочет говорить „да, это моё“, напротив, мечтает скорее откреститься от своего убогого творения». Кирилл тогда задумался насчёт своего отношения к созданным им роликам, которые были оценены европейской общественностью. Нет, он по праву гордится ими и всецело полагает, что продукт получился полностью идентичный искусству. Общественное одобрение – очень важный атрибут творческого прогресса. Без обратной связи невозможна творческая полноценность.

Клубника доедена. Дверца холодильника по-прежнему распахнута. Квартира теперь пуста.

Некоторое время плазменный экран остаётся чёрным. Затем диск крутится назад. Тот ли самый это диск? Те ли это люди? Изображение панельного дома. Да это ведь новый сериал: ВЕЧЕР МОРГАЮЩИХ ФОНАРЕЙ.

Оказывается, в комнате всё-таки кто-то есть. Это хороший человек. Но ему суждено скоро быть завёрнутым в мусорный мешок.

Оффтоп 2. О концепциях

– Не надо, просто не надо говорить мне о единой стилистике жанра, уважаемая Жанна! Если мы подчинимся правилам и на этот раз, потеряем в искренности. Второй раз поджаренный полуфабрикат уже несъедобен.

Я, как обычно, не знаю, чем всё это должно закончиться. Куда придут и что будут чувствовать все эти люди. Начав сюжетную линию, мне становится в ней скучно. Начинаем другую. Третью. А потом уже будем решать, как это всё объединить. Необъединимого в мире не бывает. Бывает недообъединённое. Всегда можно одно считать началом другого. Или предположить, что есть два процесса, параллельно проистекающих, с общим началом.

Эфемерная вата – вот что есть объект нашей продажи. Настроение и состояние, манипулирование ими или следование им – вот они, новые Ворота Телепортации!

Часть 1. Сказка от Никиты

Вечер моргающих фонарей

Я прекрасно помню дорогу до дома в тот вечер. Точнее, конечно, не до дома, а до места, где теперь какое-то время планирую пожить. Верите или нет, но я сбежал из своей замечательной, но такой надоевшей мне квартиры на четвёртом этаже в глубине арбатских переулков, и снял на месяц жильё в Перово около двух железнодорожных станций – тут уж мне никто не помешает жить, что называется, «по обстоятельствам». Прошла неделя от моего новоселья, и я возвращался домой на когда-то подаренном друзьями на день рождения бензиновом драндулете, любуясь окружающими промзонами с дорог районного значения, заставленных грузовиками. Мой сосед сверху оказался добрейшей души человеком, и разрешил мне без предоплаты пользоваться его гаражом-ракушкой, где он хранил свой раздолбанный «Опель», для временной дислокации моего транспортного средства, выдав мне ключи.

На восьмой этаж я, как правило, поднимался пешком. Лифту я тут не очень доверял, к тому же, он непереносимо скрипел при каждом удобном ему случае так, что я из-за трёх дверей ночью слышал, если им кто-то пользовался. Вот и в тот вечер я поднимаюсь пешком, уже вращая в руках связку ключей. Из порядка пятнадцати ключей, что имеются на той связке, действуют чуть меньше половины, остальные же не только функционально не используются, но местоположение и роль в моей жизни замков, которые они открывают, находится теперь за пределами моей памяти. Но мне нравится иметь много ключей на связке. На пятом этаже пьют пиво и нецензурно выражаются короткостриженные пятнадцатилетние подростки в количестве десяти человек, не меньше. Мода на короткостриженность у подростков прошла давно, так теперь стригутся только лысеющие люди, но анклав Перово не собирается сдавать позиций «консервативного духовного наследия». Прохожу мимо них, как бы случайно задевая стоящие на полу бутылки, которые звенят, но никакой реакции – ни удара по голове пустой бутылкой, ни слов «а ну, пидор, иди сюда» – не следует, из чего я делаю вывод, что за свирепым фасадом бьются добрые всепрощающие сердца, и следовало бы мне переезжать не сюда, а в Люберцы, где сердца, надо думать, ещё не испорчены теорией тотального гуманизма. На седьмом этаже наша Mrs Управподъезд (она же Управдом, так как подъезд один), женщина весьма габаритная и неуклюжая, пытается запихнуть огромные мусорные мешки в тонкое отверстие мусоропровода. Чувством такта она не обременена, поэтому, назвав меня «дружком», просит подержать ей крышку отверстия (самая грязная, наверное, деталь в доме, не считая внутренней стенки мусоропровода), пока сама утрамбовывает правой ногой свой мусор в дырку, который утрамбовываться – утрамбовывается, но дальше никак не лезет. Я ей рассказываю о новом японском роботе, поступившем в промышленное производство, который сортирует, а потом съедает и перерабатывает мусор, а она мне рассказывает о новых туфлях, которые купила за шестьсот рублей в магазине «Товары для труда и отдыха» на нашей же улице.

Поднимаюсь на свой этаж и открываю дверь в наш «предбанник», который общим замком не обременён. Здесь пахнет бурной жизнедеятельностью, и мне – не парфюмеру – трудно разобрать составляющие этого великолепия. На потолке висит плафон, но он почему-то не светит, зато светит «лампочка Ильича», висящая рядом на проводке. Точнее, она обычно светит, а сегодня моргает, то быстрее, то медленнее. Сегодня два фонаря на шоссе Энтузиастов тоже моргали, и виделось мне в этом какое-то предзнаменование. Вечер моргающих фонарей, не иначе. Дверь моя закрывалась на один замок, держащийся на соплях, хотя был и другой, но расположен он был слишком низко, приходилось нагибаться, чтобы его открыть/закрыть, поэтому с третьего дня я перестал им пользоваться. И вот я уже весь в тяжёлых раздумьях относительно репертуара фильмов, которые мне сегодня посмотреть и в какой очерёдности (в сумке лежит четыре свежеприобретенных фильма, и только один из них записан с нарушением авторских прав – такая почти кристальная у меня гражданская позиция), так как все сразу я точно не осилю. Думаю: либо сперва принять ванну, а после забить кальян, либо забить кальян, а ванну принять в промежутке между кино. Либо обойтись душем и бокалом рябиновой настойки, которую мне подогнал всё тот же сосед сверху, снова не взяв предоплату. Презентовал мне трёхлитровую банку со словами: «Как выпьешь, так и решишь, сколько мне заплатить». Я говорю: «Я ведь только на месяц здесь, к тёте приехал» (хозяйка просила так говорить, чтобы не платить налог). Он: «Ну, тогда заходи за добавкой через недельку, коль оценишь». Неужели я так ужасно выгляжу, «через недельку три литра»… Или так хорошо? В общем, кино-баня-душ, сомнения в очерёдности – вот и первая моя творческая рефлексия за весь день. Погруженный в эти, в общем-то, никчёмные мысли, открываю замок, который на соплях, и… не зря моргали фонари. Ещё не включая света, я вижу на полу крохотной прихожей лежащее в неестественной позе безжизненное тело. Ну, за что вот мне этот геморрой… Теперь я уже вынужден вставить в планы и это тело, в голове проносится очередь: «сперва забить кальян, принять душ, потом заняться телом (в смысле, понять – спит, или совсем уже), позвонить куда следует (а куда следует?), и лишь потом, пока за ним едут, включить фильм». Потом разум возобладал, я включил свет, всмотрелся в незнакомое лицо. Молодой парень, лет двадцать пять или даже меньше. В тёмно-синих джинсах, чёрных носках и бежевой толстовке-кенгурятнике. Не особенно симпатичный, очень среднестатистический человек. Потрогал его аккуратно за лицо, потом за кисти рук – вроде холодные, потом другой рукой потрогал себя за лицо и кисть руки – блин, такой же температуры. Потом потрогал себя под майкой – тепло, и ему засунул руку под майку (не скрою, с небольшим отвращением). Потом подставил руку к носу. Короче, он явно не спит. Помочь я человеку уже ничем не могу, так что можно заняться своими планами, а он пусть полежит, пока не хочется никуда звонить, а то сейчас сразу начнётся шум, а у меня серьёзный настрой насчёт фильмов и рябиновой настойки…