Укол радуги - Кирилл Финарти Страница 2

Обогнув бетатрон, я увидел Лохматого. Он стоял ко мне боком, раскладывая что-то на плоском экране справочного монитора.

– Эй, послушайте. Лекция завершена, пожалуйста, проследуйте к выходу!

Его несуразная фигура замерла, зависла, словно в нём перегорела какая-то важная деталь. Потом Лохматый все-таки обернулся и уперся в меня своим безумно-земноводным взглядом. А еще он сжимал в руке кирпич: старинный, красновато-черный, с обколотым рыжим краем.

Я удивленно заметил:

– Зачем вам это? Не верите, что он исчезнет в Объекте?

Смутившись, он стоял молча, нерешительно и согбенно, часто дыша и глупо моргая. Потом сунул кирпич в рюкзак и с видимой неохотой ответил:

– Нет, профессор. Я собирался ударить вас по голове.

– По голове? Зачем? – Вспомнились истории о безумных маньяках взрывающих мир и приносящих в жертву девственниц на замшелых камнях времен Алистера Кроули. Впрочем, на невинную девственницу я не очень тянул. Стоило вызвать полицию, но удручённый вид Лохматого внушал не страх, а только сочувствие. Он медлил с ответом, я повторил предложение пройти на выход. И тут Лохматый меня огорошил:

– Профессор, скажите, вы хоть во что-то верите?

– Верю ли я?

– Ну да, в высший разум, в Создателя, в зеленых чебурашек, может?

– В детстве хотел стать даосом, – ответил я в шутку. Религиозного фанатика мне ещё не хватало. – И какое отношение кирпич и моя голова имеют к вере, позвольте узнать?

– Имеют, профессор. Тупик науки этот ваш Большой Взрыв.

Я фыркнул и хотел возразить, но он перебил меня и продолжил:

– Не смейтесь. Я же не спорю, математика, физика, гравитация, – это всё правильно. Вы, теоретики, сами почти до всего додумались. Начальная точка, первый пиксель пространства. Но что дальше? Откуда эта точка взялась? Ведь вы сейчас спорите о мелочах: существовало ли время до взрыва или нет, копаетесь в своих мюонах и суперсимметриях. Сингулярность эта ваша…

– Чем же вам сингулярность не угодила? – Он начинал меня забавлять.

– Мелко это, глупо даже как-то, постыдно глупо. Ведь вы от бессилия занимаетесь только следствием. Допустим, шарахнул бы я вас кирпичом. И что вы сделаете? Посчитаете траекторию, частоту вращения и сопротивление воздуха? Построите теорему полёта этого кирпича? А кто ударил, уже не важно?

– Материя Большого Взрыва не содержит этих данных, – мягко возразил я, повторяя прописную истину.

Мы стояли недалеко от Объекта. Лохматый подошёл к барьеру так близко, что силовые линии трепали его шевелюру. Потом копна волос взметнулась и, отлетев на полметра, медленно опустилась на антрацитово-гранитный пол. «Вот тебе и Лохматый!» – подумал я с усмешкой. Он повернул лысую голову, безразлично посмотрел на сорванный парик и снова уставился в мерцающую тьмой пустоту.

Потом сказал медленно, как будто говоря с самим собой:

– Вы не там ищите. Вам не хватает веры.

Я искренне возмутился:

– И во что же верите вы? Думаете, чёрная дыра это бог?

– Бог? – он усмехнулся. – Нет, конечно. Но что, если это дорога к нему?

Его бред вышел за всякие рамки, и я снова попытался отправить Лохматого к выходу. Он посмотрел на меня как на вредное насекомое и безапелляционно сказал:

– Профессор, мы должны отправить сигнал.

– Сигнал кому? Богу?

– Ну а кто там, с другой стороны? Или вы правда думаете, что ответ в ваших нейтрино и кварках?

– И как же вы видите это технически?

Я спросил это, не скрывая насмешки. Лохматый же встрепенулся и принялся оживлённо рассказывать:

– Вы даже не представляете, что можно собрать из пары десятков современных имплантов. Усилитель! Обычный волновой усилитель, и чистый сигнал! Без всякой цифры, только электрические колебания мозга. Максимальный диапазон! Энергию получаем от температуры сжатия и набираем мощность по мере возрастания гравитации! Признайте, что это гениально, профессор!

Я глядел на него как на полного психа:

– Вы что, хотите прыгнуть в Объект?

Он постучал себя по лбу пальцем:

– Усилитель собран. Слушайте, я понимаю, это звучит странно: шагнуть в чёрную дыру. Но вдруг есть хотя бы один шанс, что нас услышат? Пускай один на тысячу, на миллион? Профессор, мы должны это сделать!

Лохматый смотрел на меня в упор, и в его глазах пылало безумие и надежда.

– Даже не обсуждается. Любое движение, и я вызываю полицию. Вы понимаете, что это самоубийство?

Он пошатнулся. Я заметил, как пот заливает его бледное с синевой лицо, искромсанную красноватой сеткой шрамов бритую голову, и с ужасом представил, сколько всякой дряни этот сумасшедший в неё запихнул. Выглядел Лохматый откровенно паршиво.

– Вы себя плохо чувствуете? Я вызову медблок.

Он скривился, как от зубной боли:

– Не надо. Это уже не поможет.

– Только не спорьте, инфарктов в институте еще не хватало, – я отвечал нарочито жестко, уговаривать не было ни малейшего желания.

Он пожал плечами, и через минуту к нам, скрипя роликами, подкатила квадратная махина медблока. Повинуясь моему жесту, Лохматый неохотно приложил палец к анализатору. По экрану побежали результаты: много оранжевого и много красного. Я в ужасе смотрел на данные биометрии:

– Что вы с собой сделали? Вам срочно нужно в стационар.

– Это бессмысленно, профессор. И к тому же поздно, у меня в запасе не более двух часов.

Тревожный и негодующий машинный голос заверещал о критическом состоянии и угрозе жизни. Вытащив ампулу, я скормил её синтезатору медблока. Тот заткнулся и удовлетворенно выпустил иглу. Пробив фольгу, она выплеснула в бесцветный дистиллят радужный вихрь препарата.

Лохматый надрывно прошептал:

– Смотрите, как красиво, профессор. Безжизненное пространство, игла, и вдруг раз, и новая вселенная… Вам не интересно, кто там, с той стороны фольги? Это же главный вопрос. Может быть, о нас случайно забыли, и надо только напомнить? Осознайте вы, наконец, если этот мир кто-то создал, – он должен за него отвечать!

Ну вот, теперь даже психи говорят об ответственности. Я хотел сделать ему укол, но он отпрянул и, судорожно теребя лямку рюкзака, продолжил:

– Знаете, христианские церкви так и не договорились, только ли святой Петр обладает ключами от рая, или их выдали всем апостолам. В моей голове уйма радиоактивности, мне не прожить больше двух часов. Вы хотите, чтобы я умер в дешёвом стационаре? Каково же это, стоять перед вратами и не пускать туда страждущих?! Дайте мне пройти!

– Я действительно не могу, поймите меня правильно, – кажется, в моём голосе прозвучало сожаление.

Он пожал плечами, а потом усмехнулся и сказал:

– Видимо, без кирпича не обойтись. Извините, профессор.

Я ничего