Сергей Сюрсин - Фантастика. Повести и рассказы Страница 22

С ними у Адама была конфронтация. Обе они жили на Дереве и были для него недосягаемы. Эти неугомонные вздорные существа изрядно досаждали Адаму. Весь день они сновали по миру, тарахтя что-то по-своему и норовя украсть все, что плохо лежит. Стоило Адаму расслабиться, как со стола исчезал кусок хлеба или картошина. Мало того, на Дереве тогда начинался шум и гам, да такой, что Дерево раскачивалось от их свары. Но при набегах на огород они объединялись и выступали единой силой. Адама создал Бог как высшее и самое совершенное творение для управления этим миром, и все ему должны подчиняться. А эти твари не желают ему подчиняться. Вечно какую-нибудь пакость подстроят. Глаз да глаз за ними постоянно нужен. Только палка может удержать их в повиновении.

Вот и на этот раз Адам, почуяв подозрительную тишину, выскочил, прихватив палку, и бросился на огород. Пшеница, росшая там на клочке земли, уже созрела и теперь подверглась очередному набегу этих ненасытных тварей. А Жука как раз потянуло в очередное путешествие. И вот…

Жука он схоронил на пустыре за Домом. Вырыл ямку, положил трупик в нее и засыпал. А в холмик воткнул маленький крест, связанный из веток. Почему он так поступил, Адам не знал. Может, потому, что рядом торчали из земли два креста, побольше. Чьи они, Адам не знал, как не знал, что означают выцветшие, едва различимые закорючки, выцарапанные на них. Просто решил интуитивно, что надо так сделать. И сделал.

– Прощай, друг, – сказал он. – Ты был самый тихий и безобидный. Никому не мешал, никому не досаждал. Прости меня. Я ведь нечаянно.

Потом он сидел допоздна за столом во дворе и молча и тупо загружался брагой, подсаливая ее своими слезами.

Белка и Птица молча сидели, нахохлившись, на другом конце стола.

Смерть Жука была первой в их жизни. Какой бы нелепой она не была, но это была первая смерть. Они внезапно ощутили, насколько мал их казавшийся необъятным до этого мир, насколько он хрупок и не вечен.

– А вы ведь вечно доставали его, – заплетающимся языком говорил Адам. – Хотя он вам ничего плохого не делал.

Те соглашались. Они вечно отбирали найденную им какую-нибудь съедобную вещь. Или просто издевались, переворачивая своими лапками и клювом того на спину и потешаясь над его неуклюжими попытками перевернуться.

Птица негромко чирикнула. Виноваты, мол.

Адам накрошил крошек и кинул их россыпью на другой конец стола.

– Нате! Помянем Жука, – он плеснул себе из баклажки. – Славный был. Осиротели мы без него, – он гулко выпил.

Белка и Птица молча согласились.

– Как жить-то теперь будем? – продолжил Адам. – Трое нас осталось. Или все также воевать будем?

Белка засуетилась и что-то прострекотала. Птица тревожно чирикнула.

– Вот и я про то же, – ответил Адам. – Зашибу кого-нибудь из вас. Тогда двое останется. Потом еще. И останусь совсем один. Вам это надо? Мне – нет.

Противная сторона согласилась. Никому, мол, умирать неохота. Жука хватит. Надо, мол, менять отношения.

– Вот и я о том же думаю, – ответил Адам. – А как быть? Вы же вон какие настырные. Вас ничем не проймешь. Все воруете и воруете.

– А если мы перестанем, – предложила противная сторона.

– Тогда и я вас гонять не буду. И еду давать буду. Даже вместе будем обедать. И ужинать.

– И завтракать?

– И завтракать тоже.

– Мы согласны, – Белка глянула на Птицу. – А ты перестанешь разграблять мои потайные запасы?

– Откуда я могу знать, что это твои запасы? На них же не написано.

– А кроме меня здесь некому прятать.

– А ты их не прячь, – недовольно чирикнула Птица, – тогда и грабить нечего будет.

– Это мое дело! – затрещала Белка. – У меня в крови это. Не могу, чтоб не оставить что-то про запас.

– А у меня в крови…, – взъерошилась Птица, но тут Адам грохнул кружкой по столу, изрядно напугав спорщиков.

– Хватить тарахтеть! Если уж мы приходим к соглашению, надо его выполнять. Ты, Птица, – уставил он перст на ту, – не воруй. А ты, Белка, не делай тайников. Тогда у этой не будет соблазна. А еды у вас всегда будет вдоволь на этом столе. Договорились?

– Договорились.

Белка с Птицей удалились на Дерево и еще долго гомонили, выясняя отношения и обговаривая условия. Адам же прилег на скамейку, потягивал брагу и смотрел на ночное звездное небо.

«…И была Тьма. Тьма над Бездной. И дух божий витал над водою…».

Что-то непонятно. Тьма – это понятно. Она ночью наступает. Когда нет света. «И сказал Бог: да будет свет. И свет появился». Это тоже понятно. Свет появляется днем, когда светло становится. А ночью он не появляется. Поэтому ночью темно. Тьма. Бездна тьмы. Тьма над Бездной. Это понятно. Вот дальше непонятно. Галиматья сплошная! Откуда вода, что за дух? Типа Птицы, что ли? Раз витает. Нет, здесь много непонятного. Дальше опять понятно. Насчет света. Вот день. Вот ночь. Все понятно. Насчет тверди. Что создал Бог твердь. Что отделил ее от Бездны. Вон она, Стена, отделяет. Что разделил твердь на сушу внизу и небо вверху. Вот земля, под ногами. Вон небо вверху. С блестками какими-то. Или оно уже настолько прохудилось, что в дырки свет проникает? Как одежда у Адама. Или это миры наподобие мира Адама? Нет, непохоже. Не могут миры быть такими маленькими, крохотными. Да и зачем они? Сказано ведь, что создал Бог Рай и поселил туда Адама. И других. Зачем Богу создавать еще всякие другие Раи? И кого там селить? Их и в одном Раю мало. А без Жука еще меньше стало. Разве что расселить всех. Опять же «каждой твари по паре». Белка и Птица – это еще та пара тварей! А его парой был Жук. Такой же работящий, покладистый. Чем они не пара? Как же его звали-то? – попытался вспомнить Адам. – А, Ева. Так в Книге называли Жука. Жаль только, что нет у него теперь Евы, нет своей пары, – взгрустнул он. – Тоска заест. Хорошо, что есть Птица с Белкой. Те и раньше не давали ему скучать. Нет, Рай один, и он здесь. Бог не зря все создавал. Все упорядочено. Земля, Небо, Стена – это чтобы отгородить мир от Бездны. Дом, огород – это чтобы было где жить и что есть. Попробуй-ка пожить, ничего не жравши. Быстрехонько сдохнешь. А Рай на то и создан, чтобы человек трудился в поте лица, зарабатывая себе хлеб насущный. Чтобы жил…

Разбудил его шум и гам. Адам, заворочавшись, чуть не навернулся со скамейки.

Белка с Птицей дрались на столе из-за горбушки хлеба, оставшейся после вчерашних поминок. Чертыхнувшись, Адам зашарил рукой в поисках палки, но тут вспомнил о вчерашнем соглашении.

– Эй, цыц! – прикрикнул он на разбушевавшуюся парочку. – Забыли, о чем вчера договаривались?

Дерущиеся утихомирились, только Птица недовольно чирикнула. В ее хвосте недоставало нескольких перьев.

– Сейчас разберемся, – умиротворяющее произнес Адам.

Он дотянулся до кружки. На дне еще поблескивала выдохшаяся брага. Он через силу втянул ее сквозь зубы, занюхал злополучной горбушкой. В голове немного прояснилось, боль притупилась. Он молча раскрошил неподатливую, полузасохшую горбушку и ссыпал забиякам. Те тоже молча принялись за еду.

В баклажке еще побулькивало. Адам слил остатки в кружку и выпил.

Надо же, опять уснул за столом! Вечно на него оказывает такое действие небо. Колдовское оно какое-то. Затягивает, уносит… А утром голова раскалывается от боли…

Протестующее пискнула Птица, вернув его к реальности.

– Что такое опять? – недовольно спросил он.

– Б елка. Опять себе про запас набирает. Сожрет все, я поесть не успею!

У Белки действительно щеки уже раздулись так, что морда увеличилась в ширину вдвое.

– Белка, не балуй! Ведь договорились же. Не хватит, я вам еще накрошу.

Белка замерла и смутилась. Отвернувшись, она усиленно заработала челюстями.

– Вот так-то, – подытожил Адам, подымаясь. – Ладно, я пошел работать. А вы тут поменьше бузите. Не то, – он подобрал палку и пригрозил. – Управы на вас нету.

Весь день Адам, как обычно, провозился на огороде. Доставать из колодца бадью с водой, разносить и поливать растительность, – дело утомительное и монотонное. Но это уже вошло в привычку. Так было. Так есть. И так будет. Вечно. К тому же не мешает думать. Адам всегда при работе размышлял обо всем. О Рае. О жизни. О судьбе. Вот и сейчас опять нахлынули мысли. О чем он вчера думал?

Адам не помнил, как оказался здесь. Помнил только, что был весь в грязи и крови. Болело все тело, по лицу струилась кровь из раны на голове. Но с этим-то как раз было все ясно. Ведь он был создан, согласно Книге, из грязи. А боль, кровь – всего лишь побочные эффекты. И необходимые знания для последующей жизни в Раю он получил при создании. Потому его не удивляло, почему Дом называется Домом, Дерево – Деревом, Белка – именно Белкой, а сам он – Адамом, и никак иначе. И даже умение читать, да и сама Книга, – все это имело свой смысл и предназначение.

Осилить Книгу полностью он, как ни старался, не смог. Уйма людей, имен. Тысячелетние старцы, битвы, убийства, подлости… Кто это делал? Зачем? И когда? И где они все, изгнанные из Рая? Здесь они, конечно же, поместиться бы не смогли, даже если поставить всех стоя… Здесь по периметру всего-то шагов пятьсот. Может, потому и турнули из Рая Адама с Евой, предчувствуя, что после запретного плода они начнут усиленно «плодиться и размножаться». Опять же вот он, Адам, собственной персоной. Жук – Ева… Или он вовсе не Адам? И все сказанное в Книге не о нем? Чушь какая-то! Не сходится. Что мы имеем? Вот он, Рай, имеется в наличии. Суша, небо, Стена… О Стене в Книге ничего не говорится, но это и не нужно. Итак понятно. Как отделить мир от Бездны? Сверху – небом, снизу – сушей, а с боков? Стеной, естественно. Иначе все из мира упадет в Бездну. Это последнему глупцу понятно. И упоминать о Стене не было необходимости.