Виталий Абоян - Ипостась Страница 23

Василий, не задумываясь, протянул руку и коснулся ладони девушки, с интересом разглядывающей его. Ее пальцы были холодными, Окоёмов непроизвольно отдернул руку. Девчонка почему-то засмеялась.

Что с ним, что происходит?! Труп убитой им узкоглазой метелки поливает его дождевой водой и смеется, нагло пялясь на ополоумевшего убийцу. Вокруг тихо, хотя только что вон там, справа, вздымалась гигантская волна, высотой до неба. Не хватало только шествия маленьких гномов, бредущих к своей Белоснежке. Или как этих созданий называют здесь, в Мьянме?

– Ты как... – Окоёмов никак не мог сформулировать вопрос. – Я же тебя... Ты что здесь...

– Узе у-т-ро, – коверкая слова, по буквам произнесла девчонка по-английски.

– Я знаю, – зачем-то подтвердил сказанное Василий. – Я же тебя того... вчера.

Окоёмов понял, в чем проблема – ему было стыдно признаться метелке, что это он ее убил. Хотя она вроде бы была вполне довольна своим нынешним статусом. И, более того, на вид она была весьма живой, никаких вудуистских фокусов с зомби. Впрочем, в зомби Окоёмов никогда не верил.

Нет, это какой-то бред!

Она явно не понимала, что он говорил. Сидела, наморщив лоб и вслушиваясь в его слова. Потом снова улыбнулась – чего они тут все время лыбятся? – и, ткнув себя в тощую грудь, сказала:

– Кхайе!

– Кхайе? – не понял ее Окоёмов.

– Кхайе Сабай, – подтвердила метелка, отчаянно кивая.

Ага, понятно. Это ее зовут так. Стало быть – будем знакомы.

– Василий. Василий Окоёмов.

– Угу, – промычала девчонка и улыбнулась еще шире. – Бэзил.

– Ну, Бэзил так Бэзил, – пробормотал Окоёмов, поднимаясь на ноги.

Лежа было лучше. Во всех отношениях. Густая зелень перед глазами мгновенно поплыла, в висках застучало, плотный и неприятный комок подскочил к горлу, заставив Окоёмова сильней сжать губы.

– Эй, эй! – закричала Кхайе и бросилась помогать Василию, но не успела.

Окоёмов рухнул лицом вниз, больно ударившись лбом о торчащий из земли корень. Что же с ним такое? В памяти всплывали воспоминания о бойне, которую «номерные» бойцы устроили вчера в деревне сородичей Кхайе. Или это было уже не вчера? Еще он помнил, как весь мир стал как будто ненастоящим, пластмассовым. Окоёмов связал странное состояние с атмосферным электричеством, но теперь светило солнце и никакого электричества не было. А с головой все еще не ладилось.

– Что со мной? – скорее сам у себя спросил Василий.

– Угара, – сказала метелка.

– Что? – не понял Окоёмов.

Девушка показала на закатанный правый рукав Окоё– мова, потом сделала плавное движение рукой, покачав ею из стороны в сторону, и повторила:

– Угара.

– Змея, что ли?

Кхайе еще раз ткнула Василия пальцем в правое предплечье. Теперь он почувствовал, что место, куда показывает девушка, неприятно ноет, а пальцы на этой руке немного онемели и слушаются хуже, чем с левой стороны.

– Змея...

Ответом короткий кивок.

Значит, все так просто – его укусила змея. На коже предплечья заметен небольшой надрез, вокруг которого кожа покраснела и опухла. Это не след от укуса, это Кхайе пыталась его лечить. Он жив, стало быть, у нее получилось. И не было никакого атмосферного электричества, и «джьяду гумра» совсем ни при чем. А он понапридумывал себе. Только вот как быть с убийством ни в чем не повинных бирманцев?

– Ты говоришь по-английски?

Кхайе поджала губы.

– Тусь-тусь, – выпалила она и тут же поправилась: – Тсють-тсють.

– Я понял, – улыбнулся Окоёмов.

Василий ощутил, что безумно проголодался. В животе сосало с такой силой, словно желудок был готов поглотить что угодно. Хоть крокодила, хоть мешок листвы с ближайшего дерева. Но, если удастся отыскать рюкзак, можно позавтракать и нормальной едой – там оставался рацион на несколько дней.

– Мой рюкзак, – Окоёмов показал руками за спину, – мешок. Где?

Кхайе кивнула и скрылась за ближайшим кустом. Только теперь боец обратил внимание, что все это время они сидели под плотным навесом, сложенным из листьев. Что-то вроде кособокого шалаша. Со всех сторон место ночлега окружал кустарник и невысокие деревья. Только зеленый цвет, куда ни глянь. Деревни видно не было.

Да была ли эта деревня вообще?

Девчонка вернулась раньше чем через минуту. На ее лице снова, как приклеенная, нарисовалась улыбка, а в руках она держала рюкзак Окоёмова.

Паек из рациона был цел. Больше десятка сублимированной синтетики, упакованной в герметичную упаковку. В рюкзаке лежала и пластиковая бутыль с водой, но воды сейчас вокруг предостаточно, так что стоит поберечь запас. Хорошо бы еще воду нагреть.

Зажигалка лежала там, куда Окоёмов ее положил – в одном из многочисленных карманов брюк. Боец зажег ее, завороженно глядя на маленький голубой огонек, потом погасил пламя. Горячая вода – это хорошо, но прежде чем дымить костром, неплохо бы разведать обстановку.

Василий разорвал серебристую упаковку пайка, плеснул внутрь воды с ближайшего глянцевого листа и через пару минут вытащил суховатый – жидкости следовало наливать больше – набухший брикет желто-серого оттенка. Оторвал половину и протянул кусок Кхайе. Девушка, не задавая лишних вопросов, взяла еду и сразу же откусила чуть не половину. Она явно была голодна.

Вкус у пайка был так себе. Точнее, вкуса как такового не было, только «соль и специи», чтоб в горло пролезло. Но калорий эта жратва давало много, Василий успел убедиться.

– Зачем ты меня спасла? – задал вопрос Окоёмов, не переставая жевать. Спросил обыденно, как будто спрашивал о погоде или справлялся о здоровье собеседника.

– Тебя кусать угара. Змея.

– Угу. Но я же тебя, – нет, он никак не мог произнести слово «убить». Он только постучал себя по затылку.

Но ведь он, черт возьми, помнил хруст проломившегося черепа, видел, как девчонка рухнула на пол. Дальше он не помнил ничего, потому что в следующее мгновение крыша хижины свалилась Окоёмову на голову. Или это была другая девчонка – местные все на одно лицо? Да нет, лицо метелки он тоже видел вполне отчетливо и запомнил его хорошо.

– Кто-нибудь уцелел?

– Ты спас меня.

Кхайе ошарашила Окоёмова ответом. Сомнений, что девчонка что-то перепутала, не было – она очень четко и понятно дополнила слова жестами.

– Как?!

Факты решительно не сходились. Кстати, а где его автомат? Окоёмов зашебаршил вокруг руками и тут же наткнулся на утонувший в палой листве лесной подстилки «Патанг». Автомат был на месте, Кхайе даже не попыталась обезоружить Василия. Хотя, если ей верить, он вроде бы ее спас. Да и «Патанг» заклинило, это Окоёмов тоже помнил.

– Как? – повторил вопрос бывший мичман.

Кхайе показала глазами на автомат, потом, перехватив пищевой брикет одной рукой, свободной сделала движение, будто била кого-то прикладом. Кого тогда убил Окоёмов, если не метелку?

– Большой мужчина... пух-пух, а ты ударил. Я жива, – коверкая слова, объяснила девчонка.

Василий зажмурился, пытаясь привести мысли в порядок. Мысли застыли и становиться по им положенным местам отказывались. В голове творился какой-то статический кавардак, словно мысли перевернулись вверх дном, перемешавшись и обменявшись кусками, и вмерзли в гигантскую льдину в самом апогее внутричерепного веселья.

Он вышел на раскисшую под дождем тропинку, являющуюся единственной улицей маленького поселка, состоящего из десятка ветхих покосившихся хижин, построенных на сваях. Собственно, и не на сваях даже, а так – на торчащих палках. Потом в него стреляли – кто это был, Окоёмов не разобрал в темноте и суматохе, но кто-то из своих. Но не попали. Потом он, наравне с остальными, врывался внутрь покосившихся домиков и расстреливал...

Вот тут был сбой – того, кого расстреливал, он не помнил. Ни молящих о пощаде живых, ни окровавленных трупов.

Но помнил Василий, что собирался рассказать о мине, которую поставил Лейтенант. Поставил для них – как ставит охотник капкан у волчьей норы: зверь не пройдет мимо. И он говорил, только никто не слушал. Потому что все стреляли, когда он говорил. Говорил, а не стрелял.

А потом была Кхайе. То есть это теперь он знал, что она Кхайе, тогда она была просто узкоглазой метелкой, напуганной и жалкой, в мокрой, прилипшей к тщедушному телу одежде. Она закрывала голову руками, как будто таким образом можно спастись от пуль, выпущенных практически в упор. Но она не кричала. Она просто ждала, когда безжалостный кусок металла вышибет ей мозги. А кричал...

Окоёмов почти вспомнил, кто издавал тот противный монотонный вой, но его оборвал резкий, не терпящий возражений вскрик:

– Живо! Оба – руки за головы, мордой в землю!

Василий на всякий случай отбросил заклинивший автомат в сторону и упал лицом в листву, закинув руки, как просили. Он узнал этот голос, от него шуток ждать не приходилось.