Алексей Кирсанов - Первый судья Лабиринта Страница 24

Сон улетучивался вместе с кошмаром. Расстегивая на ходу рубашку, Андрей отправился в ванную. Включив воду, он окончательно разделся, засунул вещи в стиральную машину, потом залез под душ, с наслаждением подставляя лицо, грудь, спину и все тело упругим прохладным струям. Почувствовав облегчение, завернул оба крана и, сняв с вешалки большое двухцветное полотенце, принялся вытираться.

Через минуту он уже сидел в халате на своей постели, досадуя, что почему-то до сих пор не купил телевизор.

Читать не хотелось, к компьютеру не тянуло. Вновь поднявшись, Андрей подошел к тумбе с магнитофоном и, вставив первый попавшийся диск, включил музыку.

Зазвучала какая-то классика, не слышанная ранее, но приятная. По-видимому, скрипичный концерт. Произведение, написанное в форме сонатного аллегро. Эссенциалисты отдают предпочтение сонатной форме как наиболее гармоничной. Сначала идет экспозиция — показ тем. Две партии: главная и побочная. Одна обычно более яркая, энергичная, задающая тон. Это луч. Вторая спокойнее, она вторит, оттеняет, сопутствует, обволакивает. Это нить. Часто есть еще две маленькие партии, которые связывают эти две. Так бывает в паутине, так же и в отношениях людей: кто-то луч, кто-то нить. Андрей всегда был нитью, нуждавшейся в ярком, чистом, прямом луче. А лучом была Рита.

Думать о Рите было тяжело, и Андрей принялся думать о Стасе.

Стас — лучший друг, так было с ранних лет.

Но друг утверждает, что совсем не помнит его и относится с недоверием. Андрей вспомнил катание на лодке. В тот день он впервые увидел Стаса после долгой разлуки. Тот явно был чем-то поражен. Но чем? Он же сам просил о встрече. Не узнал? Да нет, узнал, сразу по имени окликнул. И с цветами пришел. Почему? Он давно знаком со Светой, это Андрей понял сразу, но ведь Света собиралась встречаться с ним, Андреем.

Андрей тяжело вздохнул. Это, впрочем, совершенно неважно. Стас любит Свету, а ему, Андрею, никто, кроме Риты, не нужен.

Поняв, что больше не уснет, Андрей собрал постель и побрел варить кофе.

Поставив джезву на плиту, опустился на табуретку у стола и, подперев рукой щеку, стал смотреть на подрагивающие лепестки синего огня.

Огонь. Манящий, завораживающий и такой жестокий. В нем погибает все живое. Но из него родится птица феникс. Каждый раз, проживая одну за другой все свои девять жизней, она встает обновленной и молодой и снова поднимается в небо, чтобы исполнять желания…

«Пламя костра рассыпается тысячей нитей, много миров, едина их главная сущность…»

Таков девиз эссенса. Странный немного. При чем здесь много миров? Все мы живем в одном мире, ходим на работу, встречаемся и расстаемся, находим свое место. Или не находим и тогда становимся пленниками эссенциалии либо в одном, либо в другом лагере. Кто-то верит, что можно получить гармонию для себя, кто-то считает, что в силах дать ее другим. Но гармонии достичь нельзя, к ней надо лишь стремиться.

Кофе закипел, Андрей поднялся выключить плиту. Он вылил пенистую темно-коричневую жидкость в кружку, всыпал ложку сахара, размешал.

И все-таки что происходит со Стасом? И кто сегодня… нет, уже вчера, напал на него? Неужели те самые люди, которые предложили нелегально написать программу? Чем он им мешает?

Андрей осторожно отхлебнул горячий напиток. Кофе вредно, но сейчас это неважно.

А Стас… Андрей, кажется, знает про него все. Общее детство, общие друзья, жили всегда рядом, даже братьев, кажется, звали одинаково. Ну да, конечно. У них обоих есть младшие братья, которых зовут Кириллами.

Андрей сделал еще несколько глотков. Хорошо иметь брата или сестру, особенно для эссенциалиста. Тогда в таком случае, как с Ритой, родители хотя бы не останутся в одиночестве. У Риты есть младший брат, да, точно. Корректоров, у которых не было родных братьев и сестер, заставляли подписывать кучу бумаг еще при поступлении, чтобы в случае чего — никаких исков со стороны родителей, но в то же время обеспеченная старость. Вот и он, Андрей, подписал несколько таких документов, даже завещание составил…

Андрей допил кофе, встал… Но тут же сел снова. Что-то не складывалось. О чем он думал до этого? О братьях. Брат Риты Дмитрий и брат Стаса Кирилл. И брат… его, Андрея. Тоже Кирилл. У него есть брат. А зачем он тогда подписывал все эти бумажки?

— А где же они? Где мой брат, мама с папой? Какая-то хрень…

Андрей потер ладонями виски. Он ведь родился и вырос в этом городе. А учиться уезжал в другой, на поезде. Значит, семья должна жить здесь? И где же она? Почему он живет на съемной квартире? Почему он ни разу не звонил родителям, да он и не знает, как им звонить! И они не звонят… Не знают номер его телефона? Возможно. Телефон-то новый… А городской тоже не знают. Андрей вскочил. Так мама с папой, наверное, даже не подозревают о том, что он приехал! Он же был в таком шоке после того, как… Не хотел никого видеть и слышать. Однако какая досада, что он совсем не помнит адреса родных! И брат… Так что же с братом? Есть он? Или нет?

Андрей решил поискать адрес по фамилии в городской сети. Все-таки фамилия Латушкин не самая распространенная, вряд ли в городе на двести пятьдесят тысяч населения много Латушкиных.

Он сел к монитору и быстро защелкал по клавиатуре.

Результат не заставил себя ждать. Латушкиных нашлось только два. Станислав и Кирилл, прописанные в одной квартире. Станислав, без сомнения, был его другом, а Кирилл — его, Стаса, братом. Других Латушкиных не значилось.

«Почему у нас с тобой одна фамилия? Почему одно отчество?» — вспомнил Андрей недоумение Стаса. А в самом деле — почему?

Андрей встал, чтобы поднять брошенный впопыхах пиджак, достал из кармана паспорт. «Однако дурацкая у меня появилась привычка — бросать вещи где попало», — подумал он машинально. Отнес пиджак и брюки в ванную, вернувшись, включил верхний свет и раскрыл документ. «Латушкин Андрей Николаевич, год рождения тысяча девятьсот семьдесят девятый». А ведь у Стаса, судя по данным в Интернете, восемьдесят первый. Значит, они вряд ли учились в одном классе. Но как же так? Вторая парта, ряд у стены, напротив, почти под самым потолком — греческий алфавит. Первый вариант. Он никогда не сидел дальше второй парты, потому что всегда плохо видел… В третьем классе выписали очки…

Очки. Какие очки? Зрение корректируется через паутину. Не сразу, правда, но у детей — всегда. Андрей никогда не носил очков, это точно. И вообще это редкость теперь, так же как и слуховые аппараты. Ах, ну конечно, это же не он, это Стас носил очки. А Стас-то почему? И кто же сидел на второй парте и писал на контрольных первый вариант? Стас? А где же сидел Андрей? Рядом? Ничего подобного. Со Стасом сидела та самая Оля…

— Я помню про Стаса все. Но я ничего не помню про себя, пора в этом признаться. Я не Латушкин?

Андрей еще раз посмотрел в паспорт: а документ-то совсем новый. Подделка?

Он бросился к диплому над столом и вновь увидел ту же фамилию. Андрей даже вынул его из-под стекла, погладил бумагу. Диплом подделать нельзя, он отражает сущность. Но и в дипломе он тоже — Латушкин Андрей…

Андрей вернул документ под стекло.

Какой-то сюрреализм. Или он болен. Впору смотреть паутину, в экстренных случаях это допускается, а сейчас как раз такой. Но Андрей почему-то боялся увидеть там что-нибудь ужасное.

— Я совсем раскис. Надо все-таки найти эссенциалиста или хотя бы хорошего врача. Вместе легче проводить диагностику.

Слегка успокоенный принятым решением, он улегся на не разобранный диван и проспал еще два часа.

Денис стоял перед шефом, изучая узоры персидского ковра.

Сильно болела спина — старая травма после неудачного прыжка с парашютом давно не давала о себе знать, теперь вот вылезла некстати.

Шеф был в ярости.

Время от времени напоминая подчиненным, что любой из них не заслуживает занимаемой должности, а значит, может вылететь с треском, сегодня он превзошел себя.

Он не просто распекал Дениса. Он орал. Раскрасневшись ярче альпийской гвоздики, что была посажена во дворе Конторы, покрываясь потом и рванув узел галстука, каждой репликой Лебедев втаптывал Дениса в грязь, в мерзкую, вонючую жижу. И Денис ощущал это всеми клетками.

Шефу было от чего взрываться.

Дэн Щемелинский, краса и гордость отечественной портологии, талантливый программист и вскорости создатель Преобразователя сущности, оказался самоуверенным недальновидным разгильдяем, поставившим под угрозу разработку, на которую отпускались немалые средства, и свою же операцию с конвертированием, каковая являлась прямым нарушением договора между мирами, не говоря уже о внутренних законах двух стран. В связи с этим Дэн Щемелинский может не сомневаться, что даже в случае успешного завершения проекта сумма его вознаграждения будет гораздо меньше оговариваемой вначале. Ну а в случае неуспешного…