Руди Рюкер - Белый свет Страница 24

Как будто почувствовав мой невысказанный вопрос, Франкс снова заговорил:

– Из Саймиона нет иного пути, как в Абсолют.

Много веков я искал этот путь. Пришло мое время остановиться, оно придет и для тебя.

– Минутку-минутку. Ты говоришь, из Саймиона нет иного пути, как в Абсолют. А как насчет Ада? У тебя был довольно встревоженный вид, когда ты решил, что я от Дьявола.

– Туше. Как там сказал благородный Вергилий?

«Спуститься в Ад легко, но возвратиться – ах, вот в чем трудность, вот что держит нас». Из Саймиона можно попасть в Ад, но обратно уже не вернуться. Только ваш спаситель, Иисус Христос, сумел проделать этот фокус. Симметрично, легко вообразить, что можно попасть на Небеса и никогда не вернуться оттуда. Должно существовать необратимое просветление, Небеса, единение с Богом, из которого тоже нет возврата. Должна существовать такая же возможность потерять себя в свете, как и потерять себя во тьме.

Я кивнул, и Франкс продолжил. Похоже, что рассуждения об Абсолюте проливали бальзам на какую-то его внутреннюю рану, и бешенство пополам с враждебностью, окрашивавшие начало разговора, стали понемногу стихать.

– Когда ты покинул меня, я продолжил восхождение на гору. Без такой ноши, как ты, это было гораздо легче, и скоро исчезла необходимость отталкиваться от скал. Я просто полетел, не касаясь склона. Далеко впереди я различал какое-то сияние. Летя к нему, глядя на него, я начал… – Голос Франкса затих, и мне пришлось побуждать его продолжить. – Я стал белым светом, – сказал он наконец. – Ты знаешь, как это. Это совсем не мешает. Я видел Единого, все было у меня в руках, а потом все снова стало серым, а передо мной лежали грубые, шершавые скалы. Я приземлился на алеф-одном.

– Что ты там раньше говорил о белом свете? – спросил я. – Красные огни – спящие, зеленые – умершие, а кто такие белые?

– Люди, использовавшие самодисциплину или какой-нибудь трюк, чтобы растворить свое тело и затем заново сформировать его где-нибудь в другом месте. Это достаточно просто для людей, особенно если они вдыхают дым дурман-травы. Но я не принадлежу к расе наркоманов. Мы поэты, мистики, цари-философы.

Обозленный тон начал возвращаться к нему, и я прервал его. Я начал кое-что понимать.

– Останови меня, Франкс, если я ошибаюсь, но думаю, я смог понять, что тебя так огорчает. За все эти сотни лет здесь ты ни разу не смог стать белым светом. – Он попытался что-то сказать, но я повысил голос, заглушая его:

– Затем на Горе Он это наконец произошло. Ты увидел Свет. Ты стал Светом. Годы твоих исканий в конце концов окупились, и ты ступил на Небо. – Он молча кивнул, и я продолжил:

– Может быть, это понравилось тебе, а может быть, нет. Но ты вернулся. Ты материализовался на полпути к вершине Горы Он, так же далеко от Абсолюта, как всегда.

Ноги Франкса подергивались, он говорил сдавленным шепотом:

– Я хотел остаться там, Феликс, я хотел. С меня хватит. Нужно когда-то остановиться. Но теперь мне страшно, страшно вернуться. Абсолют – это Все, но это и Ничто.

Я провел рукой по его длинной изогнутой спине.

– А кто-нибудь когда-нибудь УХОДИТ навсегда?

Чтобы быть с Богом?

Лик его печали миновал, и ноги Франкса снова успокоились. Его сухие, лишенные выражения глаза смотрели на меня. Я почувствовал, что он что-то скрывает.

Никто не знает. Люди белеют и исчезают, но, возможно, они просто материализуются где-то в другом месте на Саймионе. В конце концов он же бесконечен.

Он с минуту не произносил ни звука, затем, с видимым усилием, он снова заговорил в своей обычной закрученной манере:

– В любом случае по-настоящему в наших походах замечательно то, что ты достиг "с", а я – алеф-одного. Ты вымыслил все свои возможные жизни и охватил их как совокупность. Fiat «Жизни Феликса Рэймена» Imprimatur и Nihil Obsfat <Да будет напечатано – и никаких проблем.>; Энни, дай мне телепрограммку. Нет, не останавливай меня, я хочу подчеркнуть нечто важное. Единое и Многое, Феликс. Ты видел Многое, а я видел Единое. – Его голос надломился, но он продолжал:

– Я видел Единого, я был Единым, но потом я уцепился за него, попытался удержать. Я.., я убил его взглядом и закончил свой путь на алеф-одном.

– Это называется Принципом Отражения.

– Пожалуйста, поподробнее. Я впервые об этом слышу.

– Принцип Отражения – это старинное теологическое понятие, которое мы используем в теории множеств: любое конкретное описание полной вселенной теории множеств также применимо к какому-либо множеству в составе этой вселенной. Любое описание Абсолюта также распространяется на какое-либо ограниченное, относительное явление.

Франкс разочарованно фыркнул.

– То, что ты сейчас сказал, означает, что Абсолют непознаваем. Это самое элементарное учение мистицизма.

– Да, но мне кажется, ты все еще не понимаешь, как это связано с Горой Он. Когда ты белеешь и тебя фактически там уже нет, то нет и индивидуума, как нет " представления об Абсолюте. Но ситуация нестабильна.

Абсолют делится, старается выйти за собственные рамки и – бамц! – сидит жук на склоне и смотрит на алеф-один.

Мое сознание было ясным. Хоть раз Франкс не нашел что сказать. Мы смотрели сквозь арку на глубокой синее небо, такое чистое, безупречное.

Но что-то там все-таки было. Темный силуэт, округлый сверху, с тремя свисающими с него меньшими объектами. Это был проводник с тремя восходителями.

Но он больше не летел к вершине горы. Вместо этого он удалялся от горы по очень большой петлевидной кривой.

Куда они направлялись? Я посмотрел вниз мимо чередующихся полос зелени и камня на далекое-далекое море.

Море выдавалось за плоский склон плавным изгибом, и у меня создалось впечатление, что проводник нес альпинистов туда. Но что было там? Что-то вроде мерцающего оранжевого света виднелось за морем, но как я ни щурился и ни вглядывался, я ничего не мог рассмотреть.

Снова посмотрев на небо рядом с нами, я заметил кое-что еще – яркое пятно, которое, казалось, двигалось прямо на нас. Очень быстро. Не успел я пригнуться, как – ХОП! – и две руки повисли на пруте в арке.

Две руки в рукавах от темно-серого костюма с выступающими белыми манжетами. Руки тихо раскачивались взад-вперед.

Франкс угрожающе зашипел и медленно попятился прочь от этих рук с распахнутыми, готовыми вцепиться жвалами. Я последовал его примеру, и мы отступили глубже в туннель. Но тут еще одна вспышка яркого света влетела к нам. Вспышка замерла между руками, выпустила несимметричные выросты, потемнела и отвердела.

Перед нами, держась руками за прут, вставленный в арку, стоял Георг Кантор. Его пронзительные голубые глаза заметили нас, и он слегка улыбнулся:

– Феликс Рэймен и.., простите, мы с вами не встречались?

– Меня зовут Франксом, – сказал жук, потом гордо добавил:

– Сегодня я взобрался сюда, всю дорогу до алеф-одного. А у этого моего дружка есть книга с "с" страниц прямо в кармане парки. Феликс, достань, покажи ему.

Ни фига себе, «дружок»!

Я принялся доставать книгу, а Франкс трещал не переставая:

– Почему бы нам просто не стать здесь и не сравнить книгу со скалами? Мы прямо тут и решим твою проблему.

Кантор чуть напрягся.

– Вы говорите о проблеме континуума?

Я протянул ему книгу. Мне было неловко. Предложение Франкса казалось мне разумным, но я был уверен, что в нем есть какой-то глупый порок, который Кантор не преминет язвительно разоблачить.

– В ней "с" страниц, – сказал я, кивая и улыбаясь. – Франксу стало интересно, не сможем ли мы сравнить ее, сопоставляя страницу за страницей, с вон теми скалами… – выговорил я, запинаясь, и умолк.

– Приступайте, – сказал наконец Кантор. – Я не хочу мешать вам.

Я подошел к краю и посмотрел вниз. На этот раз я был готов и не испытал головокружения. Я решил вести взглядом вверх по скалам, загибая уголок новой страницы – по одному на каждый следующий каменный пояс. Если к концу этой процедуры окажется, что все уголки загнуты, я буду знать, что "с" такого же размера, как алеф-нуль, и что Многое может быть сведено к Единому.

Но это оказалось не так-то легко. В моей книге не было ни первой, ни последней страницы. Где бы я ни раскрыл ее, это была другая, но никогда не следующая страница. Последовательность скал, с другой стороны, была великолепно упорядоченной. Над каждой скалой или множеством скал обязательно была единственная следующая скала. Алеф-одна скала и "с" страниц были двумя неисчислимыми совокупностями, каждая имела свою естественную организацию.., и не было никакого явного способа сравнить их. Это было все равно что делить яблоки на апельсины.

Без особой уверенности я вошел в ускорение, но через некоторое время сдался. Чтобы проработать всего алеф-одну скалу, мне придется снова побелеть. А я не знал, как это сделать.

– У меня не получается обработка неисчисляемых множеств, – сказал я, подавая книгу Кантору. – Вы не могли бы…