Андрей Белов - Неполная перезагрузка Страница 24

Наташа выплеснув всю свою любовь на Аню ухитрилась закрыть все свои потребности в любви и то, что она не испытывала любви к Александру стало совсем неважным. Ведь не могла же она предъявить какие либо требования к отцу столь любимого ею ребенка.

Александр с Наташей жил в просторной родительской квартире и совсем неплохо зарабатывал. Они вполне могли позволить себе иметь второго и даже третьего ребенка без заметного снижения уровня жизни семьи, но Наташа больше не захотела рожать детей. Это произошло из-за отсутствия между ними любви и наличия у Александра своих специфических интересов в жизни вовсе не способствующих заведению многочисленных детей. Александр совсем не расстраивался из-за нежелания Наташи больше иметь от него детей, так как понимал, что в общепринятом смысле отец из него получился никакой и всем будет действительно только лучше, если у него с Наташей так и останется одна Аня.

Удачно для себя, без малейшего сопротивления, переложив все заботы об устройстве быта, воспитании ребенка на Наташу, Александр позволил себе полностью погрузиться в изобретательскую деятельность. Теперь, когда все потребности его тела неизменно и полностью удовлетворялись, больше ничто не мешало ему заниматься любимым делом. Периодические недовольные ворчания Наташи — "Ну, что ты ведешь себя, как пионер из кружка юных техников? Ты же глава семьи, у тебя ребенок подрастает. Пора бы уже настоящим мужиком становиться, а я живу так словно у меня ни один, а два ребенка и мужа вовсе нет", — конечно же, не воспринимались Александром в качестве серьезной помехи его занятиям. Он просто не обращал внимания на замечания Наташи. К тому же она дальше редких недовольных замечаний не шла и никаких реальных действий для изменения сложившегося положения дел не предпринимала.

Наташа никогда не вникала в суть занятий Александра, а зря. Возможно, прояви она чуть больше хотя бы просто любопытства вся ее жизнь, особенно в зрелые годы, сложилась бы совсем иначе и длилась бы заметно дольше. Но не случилось, и она так по настоящему и не поняла, с каким человеком прожила всю свою жизнь и все ее представления об Александре и жизни с ним являлись полным ее заблуждением.

С годами Александр вовсе не утратил свое стремление к самообразованию. Он впитывал в себя все новые знания, навыки и умения, словно гигантская губка бесконечного размера. Все это он перерабатывал и создавал на этой базе новые знания. В результате он очень быстро стал автором нескольких десятков только зарегистрированных изобретений. Количество же его изобретений, о которых он никому не рассказывал, было на порядок больше.

Сделанные им изобретения часто совсем не имели никакого отношения к его работе. Среди таких изобретений особенно много было изобретений предназначенных для использования исключительно в медицине. Конечно, по подобным изобретениям Александру приходилось выступать не только в качестве единственного автора, но и заявителя. Он мог позволить себе оформлять авторские свидетельства лишь благодаря тому, что во времена существования СССР государство действительно проявляло заботу о развитии в стране изобретательского движения и предоставляло изобретателям возможность оформлять заявки на изобретения совершенно бесплатно. Ведь доходов от своих изобретений Александр почти не получал. Если ему что-то и удавалось внедрить, то только непосредственно в своем институте. При этом его институт отчитался всего лишь об использовании двух его изобретений, а без официального признания факта использования изобретений Александр не мог получать причитающиеся ему премии. Конечно, официально признанных внедренными изобретений у Александра могло быть гораздо больше при условии регулярного включения им в состав соавторов руководителей своего института, но он принципиально никогда не делал этого.

Однако Александра не сильно расстраивало отсутствие официального признания внедрения его изобретений, он был рад и тому, что может наблюдать, как работают его идеи на практике.

Вот, что его действительно раздражало, так это глухой, совершенно безоговорочный отказ от использования его медицинских изобретений. Казалось бы, что может мешать взять готовую, подробно описанную в авторском свидетельстве идею и применить ее для избавления от страданий, а то и спасения жизней громадного количества людей? Но раз за разом после регистрации очередного изобретения ничего не происходило, казалось, что представители медицинской науки просто умышленно не желают замечать изобретений Александра. Александр для них был дилетантом, а значит никем и звать, которого никак. А еще раздражителем и возмутителем спокойствия. Ведь получалось, что признанные профессионалы не могли предложить путей решения проблем, а человек совсем из другой сферы деятельности мог.

Так, как действовал Александр, действовать было не принято и вообще считалось дурным тоном. Поэтому ничего удивительного не было в том, что на все свои многочисленные обращения в научно-исследовательские медицинские организации он либо вообще не получал никакого ответа либо получал вежливую отписку типа: "Благодарим за предоставленную информацию… и она обязательно будет внимательно изучена…" и все, за этим больше ничего не следовало. Более того, регистрация им нескольких изобретений даже привела к замедлению развития некоторых направлений в медицине, так как были прекращены исследования по схожим с его изобретениями темам. Причем выглядело все это, как осознанные преднамеренные действия, совершенные исключительно для того, чтобы не использовать изобретений Александра. В этих нескольких особых случаях вся проблема заключалась в бессмысленности проведения дальнейших исследований без использования идей Александра.

В отказе от использования изобретений Александра фактически были заложены многочисленные проблемы в будущем. Дело было в том, что чиновники патентного ведомства чисто по формальным признакам не могли отказать ему в выдаче авторского свидетельства СССР, но могли отказать в патентовании его изобретений за рубежом. И, конечно, его изобретения в зарубежных странах никогда не патентовались, а это фактически позволяло любому человеку за пределами территории СССР получить на свое имя патент на изобретения Александра.

Большинство зарегистрированных Александром медицинских изобретений все же начали использовать. Правда, ждать этого пришлось двадцать — тридцать лет. Причем внедрение с начало происходило в других странах, а на родину Александра они попадали лишь лет через пять уже в качестве чисто иностранных изобретений.

В силу большой значимости изобретений их внедрение всякий раз сопровождалось громкой шумихой в прессе. Вот только ни в одной публикации в качестве автора изобретений Александр не упоминался, он вообще никак не упоминался, как будто такого изобретателя вообще никогда не существовало. На все его изобретения в том или ином виде в других странах в разное время были выданы патенты и авторами в этих патентах значились широко известные заслуженные иностранные ученые.

В том, что подобные вещи происходили в так называемых странах запада, ничего необычного не было. Такой уж у них был менталитет. Для населения этих территорий всегда первооткрывателем был тот человек, который первый распространил информацию об открытии или изобретении, причем обязательно именно в западном сообществе и на соответствующем языке. А вот, где этот первооткрыватель добыл свои знания, сам ли придумал, заимствовал ли из публикаций в других странах или вообще подсмотрел у инопланетян, по большому счету было неважным. Эту позицию западной цивилизации очень хорошо можно увидеть на примере так называемых "великих географических открытий", когда какой ни будь европейский мореплаватель, натыкался на неизвестные в Европе плотно заселенные остров или материк и объявлял себя их первооткрывателем. Точно такая же практика применялась даже и по отношению к землям, до которых путешественник смог добраться исключительно сухопутным путем.

Вот только для кого такой первооткрыватель делал свои открытия? Для всего человечества? А как же тогда быть с населением постоянно проживающем на открытых землях? Разве это население не является частью человечества? Однако представители западного мира никогда не отличались скромностью, и поэтому всегда подразумевалось, что открытие сделано не только для европейского населения, а, конечно же, для всего человечества. Потому, что они и только они и есть все человечество.

Если причины, по которым существование Александра за границей замечать не хотели, в общем-то, были достаточно очевидны, то почему у него на родине с такой готовностью буквально все соглашались уступить его приоритет и соответственно приоритет государства, было не очень понятно. Это как же его должны были ненавидеть собственные соотечественники, если лишь для того, чтобы не признавать его приоритет они безоговорочно признавали иностранный приоритет и тем самым приносили в жертву и престиж государства, и престиж отечественной науки. Александр не понимал почему, а главное за что так относились к его деятельности. Ведь по большому счету он в своей жизни ни кому сколько-нибудь заметного вреда никогда не причинял. Он даже не настаивал на обязательной выплате ему больших вознаграждений и настаивал на внедрении своих изобретений исключительно из желания помочь людям даже совершенно ему незнакомым. И все чисто личные его интересы сводились по сути лишь к желанию увидеть, как работают его идеи, насколько они действительно оказались правильными и полезными.