Грин Грин - Кетополис - Киты и броненосцы Страница 24

Когда Баклавский закончил, она долго молчала, не глядя на пленника.

— Браслет готов, — сообщила Стелла, почтительно замерев у Хильды за спиной.

— Не скрою, Баклавский, — сказала королева Плетельни, — вы заронили в мою душу зерно сомнения. Если рассказанное — правда, то мне жаль вас. Ваши враги изощренны и бесчестны. Охотясь за одной вашей жизнью, они пренебрегут сотнями других, что навсегда покроет позором ваше имя. А верный друг уже ударил в спину, трусливо, как шакал, подкравшийся к раненому волку.

Баклавский слушал старуху, затаив дыхание.

— Если же сказанное вами — ложь, то мне жаль вас вдвойне. Физические страдания, через которые вам суждено пройти, не описаны ни в одной книге — такому просто нет свидетельств. Стелла!

Молодая плетельщица обошла кровать, и обвила запястье Баклавского тонким веревочным браслетом. Когда она затянула узел, соединив плетеные концы, Баклавский закричал. Вернулась та самая боль, которую он постиг, пытаясь просунуть руку сквозь сеть. Тысячи игл вонзились в сердце, в легкие, в горло, и продернули через них шершавый шпагат.

Баклавский решил, что уже умер, но боль улеглась, утихла. Лишь под браслетом руку ломило и жгло.

— Я завязала мой подарок гарпунным узлом, — ощерив зубы, сказала Стелла. — Если захотите снять браслет, лучше просто выпустите себе кишки — это будет гораздо милосерднее. А на руку не обращайте внимания. Правда, завтра будет болеть уже по локоть, а послезавтра — по плечо. А потом вы умрете.

— Энни и Стелла были как сестры, — пояснила Хильда. — Простите ее, если браслет получился не очень удобным, она сейчас немного не в себе.

— Что вы хотите? — просипел Баклавский, пытаясь выкрутить руку из обжигающей веревки.

— Найдите моряка, — сказала Хильда. — Найдите моряка и приведите его к нам. Впереди три длинных дня, а у вас — прекрасный повод, чтобы не затягивать поиски. Помогите нам, Баклавский.

VIII. Кето, вид с моря

Странный посетитель ввалился в кофейню "Западные сласти", чаще именуемую по имени хозяина. То ли пьяный, то ли одурманенный кокаином офицер из "кротов" плохо держался на ногах. Черная шинель под правой рукой была разорвана, и даже перепачкана чем-то бурым. Обычно такие офицерики ищут, где бы дозаправиться, могут и драку учинить, и посуду побить, а западный фарфор нынче в цене! Круглощекая дочка Лукавого, взглянув на посетителя из-за медной кассовой машины, тут же нажала под прилавком кнопочку звонка.

Отец появился без промедления, но, увидев посетителя, не попытался вежливо выпроводить его, а, напротив, пошел навстречу, приветственно разводя руки:

— Господин Баклавский, какими судьбами? — И, уже приблизившись, спросил гораздо тише: — Что стряслось? Помощь нужна?

— Давно не виделись, Лукавый, — пожимая руку бывшему контрабандисту, сказал Баклавский. — Ерунда, не беспокойся. Мне бы нешумное место без лишних ушей и телефонный аппарат. И рому.

— Конечно, конечно… — Лукавый засуетился, провел мимо стойки, через кухню в хозяйские комнаты, усадил Баклавского к камину и пододвинул телефонный столик. — Никто не помешает, господин Баклавский, будьте покойны.

— Почти, — непонятно усмехнулся инспектор.

Дочка хозяина внесла поднос с хрустальным графинчиком, низким толстостенным стаканом и чашкой дышащего паром кофе.

— Вы тот самый Баклавский, да? — спросила тихонько, чтобы не услышал отец, торопливо зашторивающий окна. — Папа говорит, вы его судьбу спасли!

— Преувеличивает, — сказал Баклавский.

Лукавый цыкнул на дочь, зачем-то поклонился, и вывел ее из комнаты, плотно закрыв за собой дверь. От камина накатывало умиротворяющее тепло. Сейчас усну, отрешенно подумал Баклавский, и пусть всё катится киту под хвост. Но жгучий браслет сразу напомнил о себе. Так. Надо сосредоточиться.

За окнами вовсю шло гулянье — Слобода знала больше праздников, чем рабочих дней. Где-то бренчали китарры, выводила незамысловатые мелодии гармоника. Потрескивали в огне осиновые полешки. Каминные часы начали отбивать десять… Баклавский вскинулся — надо же, всё-таки уснул! Налил из графина почти полный стакан, задержал на секунду дыхание, и залпом выпил. Ароматное пламя опустилось в желудок. Глоток терпкого кофе помог окончательно открыть глаза. Ах, Лукавый-стервец, поразился Баклавский, драгоценной бирманики для дорогого гостя не пожалел!

Сначала он позвонил в порт и сказал Чангу выезжать за ним. Помощник так обрадовался звонку, что Баклавский едва сдержал улыбку.

Потом настал черед Мейера.

— Уголовная!.. — и тут же придурковато-бодрый голос сменился другим, чуть гнусавым, дерганым, усталым:

— Здесь Мейер. Слушаю вас.

— Привет, сыщик! Это Ежи.

— Секунду!

Было слышно, как на том конце провода хлопнули дверью. Потом Мейер заговорил негромко и разборчиво:

— Значит так, Баклавский, пикантная ситуация. У меня тут перед глазами списочек подозреваемых по очень неприятному делу. Ты каким-то образом угодил туда в первую строчку.

— Дай угадаю, — сказал Баклавский. — Взрыв на Золотом сегодня днем. А я — организатор.

— Прямо удивляюсь, кто из нас сыщик, — съязвил Мейер. — Что делать будем? Я должен тебя допросить.

— Только не сейчас! Могу предложить другое развлечение.

— Рассказывай. Ты ведь всегда выдумывал, чем "штифтам" заняться.

— Для начала скажи: ты уверен, что ловишь не меня?

Мейер зашелся противным мелким смехом:

— Твою персону мне подают из-под воды на китовом хвосте. Не люблю таких совпадений. Да и тебя знаю слишком давно. Зачем ты встречался с плетельщицей?

— Я не встречался.

Баклавский явственно представил себе, как Мейер хмурит брови, как закладываются вертикальные складки на переносице, надменной дугой выгибаются губы.

— Ежи, не делай из меня идиота!

— Плетельщиц в зале было две, тебе уже сообщили?

Тишина.

— Из них настоящая, по имени Энни — одна. Ее и взорвали вместе с охранником. Кто на самом деле вторая — я не знаю, но ее парня зовут Макс. Здоровый морж, если не из моряков, то из уличных. Они устроили мне спектакль с переодеваниями почище "Коральдиньо". В результате я как дурак отправился в Сети. Сейчас сижу в Слободе — с продырявленным боком, но живой.

— Ты везунчик, — резюмировал Мейер. — Опиши этого Макса. Рост, лицо, уши, волосы.

— Мейер, в театре во время спектакля темно, и все сидят. Я узнал бы его, если бы встретил нос к носу. А так…

— Мне нужно допросить тебя.

— Опять за своё! Давай так: допрос утром. А сейчас — я же рассказал достаточно новостей. Подумай, что за парочка могла загнать меня в Плетельню. Девчонка, если она не слепая, безумно талантлива — я ни на секунду не усомнился, что это посланница Хильды. Может, среди мошенниц…

— Баклавский, оставь мне мою работу, ладно?

— Конечно, сыщик!

— Утром я тебя всё равно допрошу, не бегай от меня.

Баклавский фыркнул:

— Куда я денусь?

— Верить газетам, так ты уже должен быть на полпути к джунглям.

— До завтра, сыщик. Найди этого морячка.

Мейер, не прощаясь, повесил трубку.

Баклавский выпил еще рома и кофе, мысленно выстраивая следующую беседу. Самую трудную и важную. Пролистал телефонную книгу.

— "Золотой Плавник"!

— Добрый вечер! Любезный, среди ваших гостей находится Казимир Любек с друзьями. Не сочтите за труд пригласить его к телефону. Скажите, спрашивает граф Баклавский.

Казимир подошел через пару минут.

— Что это ты, Ежи, людей титулами пугаешь? — весело спросил он. — Ты приедешь? Здесь всё только начинается!

— Знаешь, старик… — развязно протянул Баклавский. — "Плавник" — такая респектабельная дыра…

— У-у, Баклавский, да ты, похоже, нас здорово обогнал — мы только сели ужинать…

— Во-от, старик! Читаешь мысли, можно сказать! Скажи, у тебя "Манта" на ходу?

Любек хохотнул:

— Интересный вопрос!

— Кази, сделай другу приятное, а?

— Баклавский, да ты совсем пьян!

— Кази, не ерепенься! Век не забуду! А? Мне бы пару ящиков шампанского, хоть бы и нашего — всё равно. И пятСк девочек…

— Ежи, ты до сих пор бегаешь по девочкам? — уже в голос захохотал Любек. — Да ты один у нас не стареешь! Помню-помню, говорили, ты к какой-то сиамке повадился…

Пустой стакан в руке Баклавского со звоном разлетелся на куски. Секунду он держал зубы стиснутыми и старался не дышать.

— Ладно, не обижайся! Да шучу я, Ежи! Хочется жизни полной грудью? Будет сделано, господин Баклавский. Сто лет, как никому не делал подарков от души! Сейчас позвоню в порт, где наш причал — знаешь? А мамзелек и выпивку туда же подвезут, не беспокойся. Через час всё будет! Только потом, будь любезен — в гости, и чтоб живописал в красках!