Великий и Ужасный 5 - Евгений Адгурович Капба Страница 25

Я похлопал гоблина по плечу и подсел к двум фронтменам — Тиму и Алексу:

— Как вам у нас, мужики? Как публика?

Тим сверкал стеклами очков, ухмылялся и употреблял не то пятую, не то десятую порцию кофе. Была у него такая страсть. А вот алкоголь, например, никогда в жизни не пробовал, и не собирался. Умел человек ловить волну, творить дичь и разгоняться без участия этилового спирта. Но на кофе налегал капитально, наш человек!

— Знаешь, Бабай, — сказал солист «Рекордов» и стянул с головы тюбетейку. — Кажется, у нас получилось подарить народу пару улыбок — и это уже дорогого стоит по нынешним временам! Можно считать это успехом, определенно!

— Улыбающиеся снага — запоминающееся зрелище, — кивнул Алекс и почесал бороду. — Как насчет продолжить сотрудничество? Я видел вот такую эмблему, как у вас на стене, в Камышинской Вольнице и еще в паре мест… Это ваши заведения?

— Наши! — довольно осклабился я. — Приглашаем вас сразу во все! Кузя-а-а! Дай мужикам стикеров с Белой Дланью, ага? Приклейте куда-нибудь на свой гастрольный автобус или просто — на кофры для инструментов, и в любом филиале «Орды» у вас будет режим наибольшего благоприятствования. По размещению, питанию, рекламе — да что угодно! Идеалистические придурки должны держаться вместе, ага? Иначе нам не выжить! Вы даете народу улыбки, мы — шаурму и кофе. И то, и другое немаловажно, да?

— Определенно, — кивнул Тим. — Вы ведь не только шаурмой занимаетесь, верно? Еще народ от Хтони прикрываете. Я вспомнил, откуда мне знаком и ваш символ, и ваше лицо, и вот это вот всё… Видосы! Видосы по сети ходят, где вы тварей рубите. Стоит признать — эффективно!

— И неплохо зарабатываем на этом, — не стал отрицать очевидного я. — Но, как ты правильно сказал в самом начале нашего знакомства — что есть деньги, как не инструмент? Плохо, когда деньги становятся самоцелью.

— Вот и мне показалось, что все это — не только и не столько ради денег! Особенно — учитывая, в каких именно обстоятельствах произошло наше знакомство… Хотелось бы мне знать эти твои цели, — он проницательно глянул на меня.

— Нас никому не сбить с пути, — усмехнулся я. — Нам похрену, куда идти! Заночуете в Хтони, или вас довезти до отеля? Вера Павловна, наша умница, предлагает два варианта: или у нас, тут на третьем этаже, или — в «Семирамиде».

Музыканты переглянулись, и парень-баянист ответил:

— Пожалуй, если выбирать между Хтонью и мажорной тусовкой — мы выбираем Хтонь!

Суматошный вечер и сумасшедшая ночь подходили к своему логическому завершению. Дела и проблемы подстерегали меня с самого утра.

* * *

Чтобы зарегистрировать ЧВК, одной помощи от всемогущих бюрократов Прокофия Кондратьевича и Аполлинария Яковлевича было недостаточно. Прикормленные (в буквальном смысле слова) и многим мне обязанные крючкотворы помогли грамотно составить документацию и подать все, какие нужно, прошения, челобитные и заявления, но вот само решение от них не зависело. Такое решение мог принять только опричный голова провинции, то бишь — светлейший князь Георгий Михайлович Воронцов.

И для того, чтобы попасть к нему на аудиенцию, нужно было преодолеть семь кругов ада. Ну, то есть — нет. С кругами ада было бы попроще, я бы кард с собой взял, гранатки — и, глядишь, как-нибудь бы прорвался. А тут — нужно было записаться на прием и дождаться своей очереди, а потом явиться лично в Тифлис, в Воронцовский дворец. Ну, или дворец Наместника Кавказского, если будет угодно. Глава опричного полка обычно автоматически занимал этот пост, и уже лет двести, как именно Воронцовы оставались его насельниками. За редким исключением…

Например, события, которые тут именовали Смутой или Мятежом Пустоцветов, по роковой аналогии происходившие тут, в местном Государстве Российском с 1917 по 1921 год, заставили могущество этой великой фамилии пошатнуться, но возвращение их в Тифлис было скорым и кровавым…

Но это — лирика. А по факту — я не мог просто так взять и набрать светлейшему князю. Мол — але, Михалыч, это Бабай, подсоби по-братски! Это так не работало. Воронцов являлся, когда ему хотелось, привлекал меня к решению тех вопросов, которые казались ему стоящими, и испарялся без предупреждения. Он же князь, черт подери! Имеет право на… На все, что угодно, почти. Тоже хочу быть князем. Только настоящим, а не помоечным.

Я пробовал связаться с Николенькой Воронцовым и с Петенькой Розеном, и с Лаврентием Нейдгардтом, но тщетно. Они, похоже, были вне зоны доступа — опричники же! Что угодно могли делать: где-нибудь в Латинской Америке мятеж против эльдаров поднимать или топить в крови уйгурское национально-освободительное движение, или — тыкать кол в жопу врагам государства… Эти милые мальчики, обманчиво интеллигентные и приветливые, были цепными псами Грозного Государя — в первую очередь. И — не отвечали.

А больше подходов к князю у меня не было. Все предыдущие разы я выходил на него через молодых аристократов. Даже Рикович тут помочь не мог, хотя присягу принять согласился, хотя сразу и бухтел что-то про то, что, мол, я должен сидеть тише воды и ниже травы. Однако после моего рыка о том, что СВОИХ СНАГА Я НЕ БРОШУ, он осознал и обещал похлопотать о предоставлении ЧВК «Орда» права вербовать заключенных орочьего происхождения в свои ряды. Если, конечно, статьи, по которым зеленокожие, серокожие и синекожие отбывают наказание — не самые тяжкие. Я еще не решил — нужна ли мне такая привилегия, но, учитывая имеющийся в моем распоряжении инструментарий по социализации сородичей клыкастого племени — идея была в целом неплохая.

Об этом — и еще тысяче вещей — я мог думать в вагоне поезда «Сан-Себастьян-Тифлис». Почему поездом? Да просто — спать хотел. А тут — семь часов, вечером сел, утром приехал! Маршрут был популярным, потому — взял плацкарт. СВ не было, в купе урукам билеты не продавали. С какого хрена — я так и не понял. Фрида Хазенклевер-Дюрхденвальд, женушка Хуеморгена, пояснила, что купе считается семейным типом вагонов и, например, мама с двумя детьми или молодая семья с маленьким ребенком, получив в попутчики урука и оказавшись с ним запертыми в тесном пространстве, могли получить психологическую травму. По крайней мере — объяснение было именно таким. И именно поэтому же уруков до 21 года вообще в поезда не