Александр Белаш - Кибер-вождь Страница 26

— Да я что — подонок, что ли? — возмутился Звон. — Вместе так вместе, пропади все пропадом!

— А я ему не верю, — холодно заметил Фосфор, появляясь сзади. — Зря мы эту девку похитили. Зря. Я всегда был против — и подчинился только коллективному решению. Вместе с ней сюда пришел раздор. Он нас сдаст. Я никогда не доверяю людям.

— Людям? — приступился к нему Звон. — А сам-то ты кто?

— Покажи ему, Фосфор, — попросила Чара.

Фосфор, помедлив, закатал рукав. На ровной белизне кожи чернели два полукружия мелких ранок; из них уже начала подсачиваться серая, клейкая на вид, полупрозрачная жидкость.

ГЛАВА 4

Очень раннее, безветренное майское утро воскресного дня. Стелла только что озарила край неба, и на востоке от Города прямоугольными черными зубьями нарисовались на горизонте силуэты зданий Баканара. Чуть позже утренний свет выхватил из тьмы заводские корпуса со стоячей пеленой дымов; затем — жилые кварталы, но на дне лабиринта улиц все еще синел полумрак, в котором светлячками проносились фары утренних машин и перемигивались светофоры.

Храм Друга в северном Басстауне, носивший название «Дом Луны», был тих и почти пуст. Библиотека и видеотека закрыты; в храмовой мастерской два паренька, позевывая и прихлебывая эрзац-кофе, заканчивали сборку цветомузыкальной установки; в гостевой зале кто-то сонный пытался взбодриться, танцуя под приглушенный магнитофон «Пляску у костра», а младшая диаконисса Софая по прозвищу Птица потягивалась в хлестких струях душа, смывая с тела незримую пленку пота, томную усталость, поцелуи и прикосновения возлюбленного.

Счастливый друг Птицы лежал в кровати и разглядывал, полуприкрыв глаза, настенное панно — пышная вольная зелень, буйное цветение яунгийских тропиков, Пророк Энрик с копьем, в набедренной повязке, и — сквозь заросли призрачно горят глаза Туанского Гостя. В динамиках звучали щебет птах, шелест листвы, журчание ручья; эта запись была их музыкой любви сегодня — и порой казалось, что они в лесу, а Энрик — рядом.

Бойфренда Птицы звали Юрген; о втором имени для него позаботился кадровый отдел Департамента федеральной политической полиции — там Юрген значился под псевдонимом Бетон (тупая кличка, но с кадровиками не поспоришь).

Бетон внедрился в Церковь по стратегическому плану «политички». И не он один был сюда заслан — агенты Департамента проникли в координационные советы некоторых подразделений Церкви, кое-кто даже в диаконат; Бетон не знал, сколько их, — лично ему были известны командир звена и четверо контактных лиц. Но в конгрегацию верховных диаконов и в совет церковной службы безопасности ввести своих людей Департаменту не удавалось — туда самых верных назначал после личного собеседования сам Пророк; при его штаб-квартире состояли высококвалифицированные психологи и, предположительно, телепаты из цивилизации Ранкари.

У «политички» Церковь Друга была на плохом счету. Пророк, покинув Федерацию в 248 году, больше на родине не появлялся и руководил Церковью то с ТуаТоу, то с Яунге, что позволяло заподозрить его в связях и с туанскими, и с яунгийскими спецслужбами. Четыре с половиной года назад очередная волна туаномании вынесла на федеральный рынок комиксы и книжки об Острове Грез, а между тем сообщники Энрика — Калвич и Тиу-Тиу — уже тогда проработали маркетинговую политику Церкви для своих миров.

Они спешили неспроста — вера в Друга перекинулась с Острова Грез на южный континент и пугающе быстро расползлась по неспокойной многобожеской Ангуде, готовой объявить любого приглянувшегося бога побочным воплощением хоть Священной Пятнистой Змеи, хоть Морского Отца. Бог-мститель как нельзя лучше пришелся ко двору в стране, где экзотический туризм переплетался с очаговым терроризмом боевиков-смертников и тайными орденами людей-ящеров, в которых отдыхали от законности военные и полицейские экстремисты. Появились хайратники с Глазами Гостя; мелом и углем на стенах рисовали бледный лик Мертвого Туанца; недоросли-камикадзе таранили казармы рейнджеров на микроавтобусах, нагруженных взрывчаткой, с криком: «Друг свят, а я чист!». В этой обстановке корпорация ЭКТ запустила на экраны первый, спешно снятый для яунджи сериал об Острове Грез — и улицы пустели, проститутки забывали о клиентах, а преступники — о воровстве, когда шла очередная серия.

Южный континент был покорен; в Северной Тьянгале военный режим запретил принимать телеканалы, транслирующие «Остров…», а на сам остров Халькат, ставший центром поклонения, устремились паломники.

Туанцев атаковал Тиу-Тиу; церковная доктрина была вброшена в культуру мира в виде комиксов, и если на Яунге всем льстило, что Пророк-эйджи окружен мохнатыми, то здесь всех убил тот факт, что бог — туанец!

И уже с туанских конвейеров растиражированная религия обрушилась на эйджи. «Политичка» этого не ожидала; в Департаменте считали, что напряженность внутренней политики в Ангуде и конфессиональные дела на ТуаТоу настолько далеки от Федерации, что в них и вникать не стоит. Скоро Департамент понял, как жестоко он ошибся.

Друг упал с неба прямо в питательную среду обостренного противостояния малоимущих централов с властями — и не мог не стянуть на себя часть тех, кто по молодости еще не сошелся с закоренелыми боевиками или протестными союзами, но уже искал, с кем бы объединиться, чтоб не быть одиноким в своем недовольстве. Хотя Энрик никаких агрессивных акций не одобрял, развивая в рамках Церкви сеть мирных — лечебных, культурных, производственных — заведений, клубов досуга и фондов социальной поддержки, но организованность варлокеров, спаянных верой в единое целое, заставляла «политичку» быть настороже. Для политической полиции нет невиновных! Любое, даже мизерное несогласие с властями означает потрясение основ и в перспективе — сближение с Партией.

Да, свобода — знамя Федерации, но и она имеет четкие границы. Ты можешь ходить без штанов, можешь крыть Президента матом, но стоит тебе заговорить о Системе, подавляющей людей, или о том, что не обязательно ждать выборов, чтобы сменить власть, потому что сама власть и определяет исход голосования, — как сразу ты попадаешь на прицел всепроникающего Департамента.

Как и Яунге с ТуаТоу, Федерация купилась на образ своего парня; бог был туанцем, многие сподвижники Пророка — сплошь в шерсти, но сам Пророк был эйджи. И какой эйджи!..

Поначалу обозреватели посмеивались: «Церковь комиксов! Танцевальная религия!» Но скоро замелькал и мрачноватый термин «варлок-рок».

Харизматический лидер Энрик виртуально вернулся домой не только во славе, но и во всеоружии. Он был богат, и его щедро спонсировали; на него трудилась небольшая армия художников, режиссеров и литераторов. Он использовал все приемы рыночной экспансии — рекламу, музыку, видео, сопутствующие товары. Он был ориентирован на самых молодых и падких до кумиров и новинок. Он предложил им то, чего они хотели, — танцы-моления, рок-псалмы и бога, которым стал молодой и смелый парень, трагически погибший, но не покорившийся насилию и злу. Умерев, Друг ушел в Ночь, но возвращался оттуда, чтобы мстить за муки и страдания других.

Именно такого бога не хватало в Городе!!..

В 223 году благодаря либеральным экономическим реформам, которые должны были продвинуть Федерацию в межвидовой рынок, началась ползучая стагнация. Почуяв неладное, от захиревшей метрополии со скандалом отпали планеты Арконда и Мегара (и первую взял под опеку Форрэй, а вторую — ТуаТоу), а в 236 году застой обернулся коллапсом, и непопулярные меры правительства по выходу из кризиса спровоцировали мятеж в Сэнтрал-Сити; незадолго до того «непримиримые» вышли из парламентской Партии, так что бунт было кому возглавить. Национальная гвардия и сэйсиды превратили мятежную часть Города в Пепелище, а правительство, осознав кое-какие свои мелкие погрешности, начало их исправлять. Правда, это получалось через пень-колоду, а конституционные права на время как бы позабылись; именно в ту пору происходили депортации манхла на вновь осваиваемые планеты и ссылки бунтовщиков на планеты едва разведанные. Однако «синий» слой граждан, поужасавшись произволу, вскоре занялся правозащитными акциями и сумел в 242-м предотвратить перевод части производства на рабовладельческий Эридан (а как было бы хорошо магнатам снизить себестоимость за счет труда рабов-аморов!..); заодно избиратели заставили правительство нажать на Эридан и потребовать отмены рабства, а конгресс закрепил законом новые гарантии для профсоюзов и работников. Городские партизаны и отряды Фреда Амилькара попритихли, потому что даже жалкое благополучие и более-менее уверенная стабильность смягчают раздор в обществе, но дефолт 247 года дал понять, что власти по-прежнему готовы использовать идиотизм в качестве руководящей идеи и что народ зарыл топор войны весьма неглубоко; Президент открыто обратился к силовым структурам с просьбой спасти демократию — и случился «черный вторник».