Великая Восьмёрка - Данил Манонин Страница 26

Я услышал недовольные возгласы из зала. Видимо, все уже заждались моего тверка. Но не мог же я просто разбить веру девушки об острые скалы. Поэтому я решил пригласить её в тихое место, наверх, а тверк попросить станцевать танцовщицам, только тихо.

Мы поднялись наверх, зашли в мою комнату. Комната претерпела небольшие изменения. Не потому, что сегодня особый день, а потому, что Старик навалил у себя слишком уж много лишнего. Я избавился от хлама, и теперь всё было прилично убрано. На стене висели картины, в узорчатой вазе стояли прекрасные цветы. Обстановку совращала лишь трёх спальная кровать. На это я сказал, что не успел заменить её на обычную, ведь было не так много времени, за что получил милую улыбку.

—Я так рада, вы не оставили почти ничего, связанное с тем развратным местом.

– Может быть, сразу перейдём на «ты»?

– Хорошо, я не против. У меня вопрос: сколько тебе лет? Извини, если что-то не так сказала, просто хочется знать, в каком возрасте уже возможно такого достичь.

– Ничего страшного. Ты ничего такого не сказала. Мне двенадцать лет. Да и достиг я этого…

– Двенадцать лет? Так это родительский бизнес? – перебила она меня.

– Нет, он полностью мой, я сам заработал и вложился в него.

– Ух ты! И как же ты наткнулся на это место?

– Скажу честно. Меня привёл сюда мой брат, в последний день перед закрытием клуба. Представляешь? Двенадцатилетнего в клуб! Но я отделился от компании и забрёл в эту самую комнату. Здесь лежал твой отец. Мы поговорили, и он передал мне всё своё имущество, сказав: «Сделай то, что я не смог сделать. Преврати это место в то, во что не смог превратить его я…» Ему я обязан многим.

– Правда? Он правда хотел закрыть клуб и открыть что-то другое?

– Да… Жаль, что его постигла такая участь, соболезную…

Она опустила глаза. Мы просидели так минуту в полном молчании. Наконец она посмотрела на меня таким чудесным взглядом, широко и мило улыбнулась, её рука легла на моё плечо.

– Знаешь, когда я приехала сюда, я хотела сделать две вещи: похоронить отца и получить права на клуб, чтобы наконец его закрыть и сдавать здание в аренду. И я думаю, нам нужно будет поговорить о будущем заведения, когда я закончу с похоронами.

– Могу я присоединиться к тебе? Я пробыл рядом с твоим отцом в последние дни его жизни. И очень к нему привязался. Сам не пойму, почему. Он стал мне словно родным. Я тоже хочу быть на похоронах.

– Что же, хорошо… Может быть, как раз после мы поговорим о делах.

Вдруг из коридора послышались шаги и женский голос:

– Маша! Маша! Ты здесь?

– Блин, меня ищут. Прости, совсем забылась…

– Значит, до встречи?

– Завтра в полдень у церкви. Той, что недалеко от больницы.

– Я приду.

Она выпорхнула из комнаты, дверь захлопнулась, и всё замолкло, лишь тихий гул снизу. Я просидел так длительное время. Что же со мной случилось? Она мне понравилась. Хотя я знаю о ней ещё меньше, чем об её отце. Я нашёл девушку себе по нраву. И это всё за один вечер. В тот вечер, когда я праздновал прощание с прошлой жизнью, расплатой по долгам. И всё это за каких-то несколько часов. Похоже, я был очень везучим человеком. Во всём этом была лишь одна брешь – Маша была воспитана по-другому. Несмотря на максимальную пошлость отца, она выросла с мыслью о том, как бы её семья не владела этим притоном. И она вряд ли захочет общаться с человеком, который возродил этот притон. К счастью, пока она этого и не знает. Но что же я буду делать в остальные дни, когда клуб явит себя во всём своём великолепии?

Я вышел из комнаты, спустился вниз. И увидел следующую картину: на сцене танцуют тверк девушки, толпа машет руками и во весь голос радостно кричит, а в углу стоит Маша с её проводницей… Чёрт! Я должен был действовать, поэтому с криком быстро пошел в сторону сцены, начал орать:

– А ну слазьте оттуда, извращенки! У нас здесь приличное заведение!

Танцовщицы с удивлением посмотрели на меня. Я, намекая, подмигнул им. Они всё поняли, сошли со сцены и пошли в толпу, чтобы уговорить людей подыграть мне. Я вышел на сцену, обратился к залу:

– Приношу извинения за такое, более не повторится…

Маша, стоявшая в шоке в углу, успокоилась. Улыбнулась мне напоследок и вышла из клуба.

– Вы красавцы, ребят! Завтра приходите все. Хотя нет, завтра по техническим причинам мы закрыты. Послезавтра приходите, по бутылке лучшего алкоголя и девке каждому! – с радостью воскликнул я.

Зал аплодировал стоя…

На следующий день в церкви состоялось прощание с умершим. Людей собралось немного, совсем немного: лишь дочь, её, так сказать, опекунша, которая, к моему удивлению, не хотела урвать от жизни рядом с Машей чего-нибудь дорогого. Она правда любила свою воспитанницу, заменяла ей маму, о которой, к слову, я так и не спросил. Также были два друга Старика, замечаемых мной в клубе. Один из них успел наладить дружеские отношение и со мной. Ну и я – последний, кто познакомился с ним. Последний, кого он видел перед смертью. Больше никого…

Мы стояли вокруг гроба, в котором лежал одетый в костюм бледный человек. Я стоял напротив Маши. Она не отрывала взгляда от гроба. Поп читал молитву долго, от чего печаль только усиливалась. Затем мы погрузили гроб в машину и поехали хоронить Старика. Кладбище было плотно усеяно огороженными могилами. Мы донесли гроб до места погребения. Рядом находилась могила его жены.

Могила уже была подготовлена. Гроб сразу же опустили в яму. Люди начали говорить слова, бросая при этом на гроб каждый по одной горсти песка. Когда очередь дошла до меня, я повторил сказанное Маше: что не так хорошо знал его, но успел привязаться к нему, словно к отцу. Когда начали закапывать могилу, Маша закрыла лицо руками. Я заметил блеснувшую слезу. Она уткнулась лицом в грудь опекунши, та обняла её. Покойся с миром, учитель мой…

Вечером у нас с Машей была запланирована встреча. Мы уселись перед баром. Я зашёл за стойку, начал протирать её тряпкой, пародируя барменов из кино.

– Вино, виски, или чего-нибудь покрепче? – пошутил я.

Она лишь улыбнулась, но