Александр Тюрин - Отечественная война 2012 года. Человек технозойской эры Страница 27

Вскоре весь вечерний воздух был затянут багровым туманом.

Грамматикову показалось, что еще немного и густой, набитый жесткой плотью центр вражеской стаи перемелет атакующих нетопырей.

Но тут загорелись звезды в его конечностях – руках, ногах, там, где только что были змеиные гнезда. Одна из таких звезд на его пальце полностью превратилась в лазерное излучение, которое искромсало с полдюжины врагов. На месте первой фаланги ничего не осталось, вторая была прикрыта коркой из копоти.

Багрово-серая гуща битвы украсилась лучами и вспышками.

Эти вспышки уничтожали телесную органику, но тела были менее важны, чем результат боя.

Боль поглощалась яростью. Разум, закрепившийся в дальних закоулках мозга сообщал, что так драться могут только тупоголовые самцы за обладание единственной самкой...

Концентрированный удар по центру саранчи оказался удачным. «Звезда» была разорвана и теперь ее сгустки погибали в захватах нетопыриного «веера».

И хотя весь жир в теле Грамматикова практически сгорел и истончившаяся высохшая кожа натянулась на кости, приготовившись лопнуть в любую секунду, он стремительно набрал высоту, и его уцелевший глаз ухватил новые цели.

А потом и вся стая нетопырей, не обращая внимания на оставшуюся недобитую саранчу, ринулась к рыльцам громадных цветов, которые... все сильнее источали запах любви и звали в свою сладкую глубину, связанную с изначальной Бездной.

Грамматикову стало невыносимо стыдно, как в тот момент, когда он увидел трусики классной руководительницы. «Андрюша уже не маленький». И это был последний стыд, который он испытал.

Вся стая нетопырей, толкаясь как покупатели на распродаже в супермаркете, ринулась к первому, второму, третьему цветку. Кто-то успел спикировать в ближайшее рыльце, другие понеслись дальше...

Важен не только код активации пола, но и место активации, которое тоже включено в образный код.

Вся последовательность кодов сейчас выплывала из потемков памяти Грамматикова, куда они были вдавлены взрывной волной от американской шариковой бомбы. Мазок за мазком дорисовывалась картина...

Перед Грамматиковым на верхушке Дома Медичи была чашечка женского гонофора, подтягиваемая вверх пузырем пневматофора. Чем-то она напоминала детскую кроватку с воздушным шариком. Она благоухала тем ароматом, который источает материнская грудь для новорожденного.

Вспыхнул и стал движущей силой оставшийся жир в теле Грамматикова.

Утончившееся тело вылетело из куртки и ботинок.

Мертвой листвой слетела кожа. Голова Грамматикова запылала, правый глаза лопнул, выплеснув свет.

Но глаза ему уже и не требовались. Запах технорга захватил его как мощный насос. Грамматиков влетел в темный канал гонофора, и через несколько мгновений его жизнь слилась со светлой техножизнью. Его природа перемешалась с искусством техножизни. Ансамбль органических молекул, который нес многомерную функцию его сознания, растворился в теплых внутренностях громадного цветка.

Андрей Андреевич Грамматиков стал первым человеком, которому предстояло родиться снова.

осень—зима 2004—2005

ЧЕЛОВЕК ТЕХНОЗОЙСКОЙ ЭРЫ

Киберпанковый роман, продолжающий повесть «Отечественная война 2012 года»

Пролог

На скамейке возле стены дома лежало тело. Тело было худым и спящим, для сохранения тепла оно свернулось в позе эмбриона, стремясь занять минимальный объем. Единственное, что оно выражало, – это неудовлетворение своим положением в пространстве и времени. А граффити на стене, словно по контрасту, изображало радостного и крепкого человека-борца с колесами вместо ног, молнией на месте позвоночника и автоматами Калашникова взамен рук. Около двух часов ночи граффити, несмотря на похолодание, потекло. Жидкость, стекая до земли, испарялась и превращалась в облачко тумана. Туман чувствовал тело.

Температура тела – тридцать пять градусов. Патологические изменения организма превышают возрастную норму, пищевод воспален, предстательная железа увеличена, пятый межпозвоночный диск смещен. Мозговые ритмы свидетельствуют о фазе глубокого сна.

И хотя температура лежащего тела действительно не превышала тридцати пяти градусов, его заметили инфракрасные детекторы патрульного дрона, пролетающего на высоте десяти километров вдоль шестидесятой параллели.

Дрон передал координаты «малоразмерной стационарной цели» полицейскому вертолету. Но туман, окутавший «малоразмерную цель», не позволил инфракрасным сенсорам вертолета определить даже ее контуры.

Пилот решил снизиться и на высоте тридцать метров включил два прожектора, но свет рассеивался в тумане, окружающем тело. Для любителя эзотерических книг оно бы сейчас напоминало серебристое эфирное существо.

Далекий от чтения книжек борт-стрелок открыл дверь, отвел в сторону турель пулемета и закашлялся. «Поднимай машину, вонь какая-то», – сказал он пилоту. За несколько секунд вертолет взмыл на высоту сто метров. Палец пилота направился к кнопке бомбометания. Через мгновение на землю должен был упасть контейнер с роботблохами, которые произвели бы зондирование тела. Но за мгновение до этого внутри вертолета произошла вспышка, парализовавшая ретину глаз у пилота, и неуправляемая машина пошла курсом на северо-запад, чтобы врезаться в изогнутую, как парус, стену небоскреба.

Шум столкновения, которое уничтожило бесшумный вертолет и разрушило несколько офисных помещений, не был слышен на земле. Человек на скамейке продолжал спать, хотя лицо его приобрело довольное выражение, а губы потянулись вперед, словно собираясь кого-то поцеловать.

Глава 1. Негр литературный

Проснулся на скамейке. «Егда лежиши на мягких постелях под собольими одеялы, меня вспомни, под одним платком лежащего, и от стужи оцепеневшего». Если точнее, платка у меня тоже не было, даже носового, и сопли привольно текли на скамейку, как река Волга в Каспийское море.

Едва оторвал окостеневшее тело от холодных досок, оснащенных клейкими ловушками из жвачки. Захрустели просоленные позвонки, словно под моей хилой плотью скрывался ржавый стальной каркас.

Это в Василеостровском Сити скамеечки – теплые, нежные, массаж делают, потому что сделаны из таиландского нанопластика. А здесь я полночи перетряхивал свои замороженные кости с боку на бок. Плащик-то на рыбьем меху, из щетинистых червей, которых откармливают мясом неудачников на желтоморских плантациях. На вторую половину ночи я уже отключился и даже прожектора полицейских дронов вместе с едким светом рекламных облаков не могли вывести меня из анабиоза.

У меня бывают сны – достойные верхней ступени пьедестала в чемпионате сновидений. Таких снов ни в каком соннике не найдешь. Хотя, прямо скажем, есть в них что-то инфантильное. Например, намедни приснилось, что я умею плевать на километр и... Лерочке Найдорф прямо в рот, бац, во время ее очередного блестящего выступления. Но сегодняшний сон на скамейке оказался откровенно кислым, потому что в нем все было как наяву, только хуже. Лед вползал мне в ботинки, за воротник, доски высасывали последнее тепло, как банда вампиров.

И вдруг я почувствовал руку около своего окостеневшего лица. Мамой клянусь, не жилистую лапу бандита, которая готова вырвать тебе кадык и выдавить моргала, а женскую ручку в ореоле ласкового тепла.

Я потянулся к этой руке губами, лицом, конечностями и бесконечностями и... меня разбудил своим трындением рекламный пузырь, который повис, зараза, возле самого моего уха:

– Каждый житель возрожденной Золотой Орды тратит в среднем два часа в сутки на удовлетворение половых потребностей, четыре часа на поедание сладостей, курение кальяна, питие кофе, два часа на гигиенические процедуры и бани, десять часов на здоровый сон, два часа на песни и танцы, оставшееся время уходит на участие в верблюжьих и конских скачках. А как с этим у тебя?

Интересно, кем они удовлетворяются целых два часа? Может, друг другом, в порядке очереди? И кто все-таки верблюд? Нам тоже много обещали пять лет назад, когда «открытый ганзейский город Петербург» только появлялся на политических картах, а у меня было много больше зубов и на моей голове стояли густыми рядами дивизии волос.

– Небось тратишь весь день на скандалы со своей бабой, а на ночь она уходит к соседу-сантехнику. Пока не поздно, вступай в Орду онлайн, набрав адрес www.kulikovo-pole-rollback.horde, – добавил пузырь и, не вступая в дальнейшую полемику, лопнул. Хотя насчет соседей-сантехников он рубит фишку.

На часах утро понедельника. Понедельник вообще тяжелый день. Воскресенье немногим лучше, потому что весь день грузишься тем, что завтра будет еще хуже. Но мои понедельники – неизменно на первых строчках в хит-параде тяжелых дней. А этот понедельник – чемпион даже среди моих понедельников. Пришлось тащиться на Лиговку ночью и проводить досуг на скамейке в обшарпанном скверике. А поехал бы я утром, то меня завернули бы обратно. Надо иметь чип-пропуск, действительный в рабочие часы. Банда «Апфель» строго, как лесной санитар-волк, следит за своим лесом, и пришлых паразитов выкусывает еще на опушке.