Саймон Логан - i-o Страница 28

На обратном пути в машине он поинтересовался, как мне удается оплачивать ее лечение. Я рассказала ему о том, как я граблю квартиры и забираю все ценные вещи у моих жертв после того, как они умрут.

— Как серийный убийца, собирающий трофеи, — сказал он, и я никак это не прокомментировала. Я решила, что мы уже знаем друг о друге более чем достаточно.

События ускоряются — это совершенно очевидно. Вся моя жизнь с самого начала была сплошным ускорением событий. Восходящей спиралью, стремящейся к точке сингулярности. Впрочем, это верно для каждого человека, включая Виктора.

Последняя ночь началась с того, что мы сидели рядом и готовились каждый к своему делу. Я смотрела, как он накладывает тушь — так аккуратно, как я никогда не умела, а затем помогла ему втиснуться в пару виниловых джинсов, а он ответил мне услугой на услугу, уложив мои волосы в тугую косу. Я рассказала ему о друге, которого собиралась навестить — о молодом самородке, террористе-герильеро, который выглядел словно гибрид Че Гевары и Курта Кобейна. Настроение у Виктора было паршивым еще с утра, когда он узнал, что одна из долго подготавливаемых им жертв внезапно скончалась от передозировки наркотика, но он уже оправился от удара и готовился сегодня ночью завершить работу с кем-нибудь другим из обширного списка.

— Что, теряешь квалификацию? — поддразнила его я и получила средний палец в ответ.

Боже мой, какие мы чувствительные!

Мы разошлись каждый в свою сторону. Я взяла с собой две склянки с прозрачной жидкостью и стакан, украшенный поцелуем, словно нанесенным губами в черной помаде. На приготовление яда у меня ушла целая неделя, потому что ему требовалось несколько дней на ферментацию, но я была уверена, что овчинка стоила выделки. Я точно не знала, какими будут последствия и какова правильная доза, но мне не терпелось попробовать препарат в деле.

И вдруг все пошло наперекосяк. Я не знаю, что там случилось: то ли я взяла неправильную дозу, то ли от тепла препарат потерял активность, но ничего не получилось. Мой друг чуть не помер со смеху, когда я набросилась на него и силой влила препарат в рот. Он так сильно смеялся, что мне пришлось выхватить из кармана нож и слегка порезать его — ровно настолько, чтобы я смогла покинуть место действия, — больше мне ничего просто не оставалось.

Короче говоря, через несколько часов я очутилась у себя дома. Ночь еще только начиналась, а никакого бала для Золушки больше не предвиделось. Я попыталась позвонить паре друзей, но звонки эти ни к чему не привели. Тогда я подумала, что могу позаимствовать кого-нибудь у Виктора ненадолго, и тут имя пришло мне в голову, и я сразу почувствовала комок в животе, который обычно чувствуешь, когда заходишь слишком далеко. Я прекрасно знала, что означает этот комок. И мне это нравилось.

Я записала имя Роллинс вместе с адресом на клочке бумаги.

Через несколько часов я позвонила Виктору. Он взбесился, потому что как раз в этот момент работал над одним из своих друзей, но я сказала ему, что не оторву его слишком надолго, просто хочу сообщить ему, что мы с Роллинсом прекрасно проводим время в его мастерской и приглашаем Виктора присоединиться к нам, как только он освободится.

На другом конце провода повисло молчание, во время которого он не мог не услышать, как Роллинс кричит мне, что ему хочется выпить.

— Не делай этого, — сказал Виктор сквозь шуршание помех. — Это нечестно.

— Но ты же у меня в долгу, разве забыл? Ты должен мне за Кристиана…

— Но это совсем другое! Я же тогда ничего не знал…

— Какая разница? Ты украл у меня добычу… Я плачу тебе той же монетой. Можно сказать, что я даже помогаю тебе решить проблему.

Ему ничего не оставалось, как просто послать меня на три буквы.

— С удовольствием туда отправлюсь, — парировала я. — Может быть, даже на твой, когда вернусь домой.

Но мои слова заглушил громкий крик Роллинса, который орал с другого конца комнаты:

— Что ты будешь пить?

— Не волнуйся, цыпа, — сказала я так, чтобы меня услышал не столько Роллинс, сколько Виктор. — Выпивку я приготовлю сама.

Еще несколько секунд я прислушивалась к звукам в трубке, свидетельствовавшим о том, что Виктор сильно разгневан. Меня это сильно возбуждало, словно секс.

А затем я повесила трубку.

Но я до сих пор не знаю, как это все, начавшись с маленького спора, дошло до того, что мы лежим на полу, в нашей крови, а я сжимаю в руке пистолет, в котором кончились патроны. Как это вышло? Вот что терзает меня в этот миг.

После того как я повесила трубку, Виктор начал вынашивать план мести.

И он его выносил.

Роллинс лежал распластавшись на кровати; его густо поросшая шерстью грудь была неподвижна. Я шарилась в его шифоньере, откидывая в сторону тряпки, ища спрятанные коробки с ценными вещами, по ничего не находила. И под кроватью — тоже ничего. Никаких сейфов, никаких заначек на черный день.

Черт побери, этот парень играл роль нищего художника по всем правилам!

В конце концов мне не оставалось ничего иного, как снять с рам пару полотен в надежде на то, что мне удастся их кому-нибудь впарить. Если этот парень такой охрененный художник, как уверял меня Виктор (и как считал сам Роллинс), тогда я без труда хоть что-то на этом заработаю.

Я оделась, схватила в охапку куртку и уже собиралась уходить, как зазвонил телефон. Я бросила взгляд в спальню, где виднелась бледнеющая на глазах нога Роллинса, и сняла трубку.

— Ты все еще там? — спросил меня голос Виктора.

— Собралась уходить.

— Ясно.

Голос его звучал странно, словно он накачался наркотиками или что-нибудь в этом роде. Там, где он находился, было очень шумно.

— А ты отку…

— Хорошо повеселилась?

Я не сразу ответила, потому что поняла, что мне несколько неловко за то, что я сделала.

— Не особенно. Он оказался таким занудой. Ты бы мог меня предупредить.

— Откуда я знал, что тебе может понадобиться эта информация?

Я не слишком внимательно слушала, что он говорит, поскольку слишком внимательно прислушивалась к звукам в том помещении, откуда он звонил. Они напоминали шум, который могла бы производить банда разгулявшихся привидений. Я снова спросила Виктора, где он находится.

— Нигде, — ответил он.

У меня бегали по спине мурашки, и я чувствовала себя так, словно кто-то живой копошился у меня в нейронах.

Для клуба шум был недостаточно интенсивным. Но что-то в нем мне слышалось очень знакомое.

Нервные окончания внезапно взорвались, по волокнам помчались искры, ответ сам собой родился у меня в голове.

— Виктор…

И тут я услышала то, что ожидала: по коридорам эхом прокатился чей-то голос, который по системе громкого вещания срочно требовал доктора Варислава в комнату номер 242..

Я заскрипела зубами, чувствуя, как наполняется кровью сердце у меня в груди.

— Виктор, не надо…

Он с легкостью проскочил мимо медсестер, потому что тех не особенно волновали долгосрочные пациенты, которые с их точки зрения были не более чем обузой, отнимавшей у них драгоценные силы и время. Наверняка он вошел, прикрыл за собой дверь, а затем уселся рядом с ней на тот самый стул, на котором я сидела целых пять лет. Интересно, что он сказал ей?

Наверное, спросил, ради чего она так цепляется за свою совершенно никчемную жизнь. Потому что, если бы она не цеплялась, сказал он, ей давно бы пришел конец. Он, наверняка, также сказал ей, что в смерти нет ничего страшного, что это покой, а кто не хочет покоя? Он наверняка нашептал ей все это на ухо, нежно, словно уговаривая ее отдаться ему, а затем он с интересом наблюдал, как гаснут колебания на экране кардиографа.

Ее веки уже сомкнулись, но глазные яблоки за ними, наверное, еще слегка подрагивают. Обмякли ли ее постоянно сведенные судорогой конечности? Вполне вероятно.

Поздними ночами и ранним утром я частенько задумывалась над тем, слышит ли она меня в коме, но потом я перестала волноваться на эту тему, когда поняла, что это не имеет никакого значения. Зачем ощущать себя частью мира, если не можешь на него никак реагировать?

Я знала наперед все те вопросы, что он задал ей, потому что не раз задавала их сама себе. Я легко могла представить, как разыгрывалась эта сцена, потому что тысячи раз разыгрывала ее у себя в голове — только на месте Виктора была я.

Но я не знала, лучше оно или хуже, что все случилось так.

Я затормозила с жутким визгом перед приемным покоем и выскочила из машины, даже не заглушив мотор. Виктор стоял и ждал меня, я с трудом различила его силуэт сквозь слезы, стоявшие у меня в глазах. Он схватил меня, я заорала, тогда он, не обращая внимания на людей вокруг, взял меня за затылок и прижал мою голову к своей груди, так что со стороны могло показаться, что мы просто еще одна парочка убитых горем родственников.