Ведьма, пришедшая с холода - Майкл Суэнвик Страница 28

— Не понимаю вас, товарищ.

Он катал пешку взад и вперед, оставляя бороздку на промокашке.

— Вы тесно работаете с товарищем Морозовой.

— Верно. — «Не сомневайся. Доверься инструкциям, планам и дисциплине».

— Вы не заметили ничего... странного в ее поведении?

— Странного?

— Есть в русском языке такое слово, — сказал он с полным отсутствием выражения. Он не сводил взгляда с пешки. — Уверен, вы с ним знакомы.

— Не думаю, что поведение Морозовой... странное.

Он отпустил пешку и посмотрел на Надю.

— Конечно, она ваш начальник. Я ценю вашу преданность. Но, товарищ, начальников много. Я не хочу сказать, что подозреваю в чем-то товарища Морозову.

«Ну разумеется».

— Но ее вербовка не движется с места. Она, похоже, отвлеклась. Она доверяет вам, как хорошему подчиненному. Я просто прошу: если знаете, что я как-то могу ей помочь, если узнаете причину ее неудобства, поделитесь им со мной. — Он положил пешку на ладонь, сомкнул над ней пальцы в кулак, раскрыл — палец за пальцем, обнаружив пустоту. — Я могу унять ее боль.

— Спасибо, Саша, — ответила она. — Я сообщу вам, если узнаю.

— Я рад, что мы поняли друг друга, — заверил Кометский. — Это все, товарищ. Возвращаемся к работе, увы. Буду ждать вашего отчета как-нибудь с утречка.

— Спасибо. — Надя встала и вышла. Конь, как она заметила, покидая кабинет, встал между слоном и ладьей.

***

Драгомир Милович, помощник заместителя министра экономики, часто пил чай в маленьком кафетерии в квартале за углом от здания министерства. Гейб это знал. Он знал, что Драгомир пил чай без молока и без сахара. Знал, что, попивая чай, Драгомир обычно перечитывал газету «Лондон Таймс» двухнедельной свежести, которую приносил на работу в дипломате. Гейб много чего знал о Драгомире Миловиче.

Он знал все эти мелочи, потому что изучил Драгомира, как охотник добычу: разведал о нем все, подкормил и подготовил его к перемене столь трудноуловимой, что тот мог даже и не заметить, как перешел из кандидата в информатора. Гейб взрастил в Драгомире интерес к американской культуре, продал ему песнь свободы. Драгомира не требовалось долго уговаривать. Он видел советские танки в своем городе. Он не был бойцом или дураком. Но он был патриотом.

И Гейб подвел его к предложению, но провалился. Пережив приступ в самый неподходящий момент, он отпугнул Драгомира. Он хотел бы подождать, дать ему время, чтобы прийти в себя, и найти лучший способ сблизиться снова. Но времени на выжидание не было.

И времени скрываться тоже.

Он сел напротив Драгомира в кафетерии, так, чтобы хорошо видеть улицу.

— Здравствуй, Драгомир.

Помощник заместителя министра посмотрел на него, его карие глаза расширились:

— Гэбриел! Рад, что тебе лучше.

— Я тоже рад тебя видеть. — Гэбриел не ответил на улыбку. Она не подходила маске, которую ему придется сегодня использовать. — Нам нужно поговорить об игре в карты.

— Дружище. — Драгомир наклонился. — Ты уверен, что сейчас подходящее время? Кафетерий был почти пуст, но почти — не считается: за прилавком стояла кассирша, в трех столиках от них старушка хлебала суп.

— Давай выйдем, — предложил Гейб. — Оставь чай. Ты вернешься.

На улице было шумно, людно. Мимо проносились машины. Гейб взял Драгомира под руку и повел по тротуару.

— Ты знаешь или подозреваешь, о чем я собирался попросить тебя в последнюю нашу встречу. На кого я работаю. Как ты можешь помочь.

— Гэбриел. — Драгомир остановился. Гейб повернулся к нему. — Я не понимаю.

Гейб говорил ровно и тихо.

— Понимаешь. Но я хочу, чтобы ты делал вид, будто не въезжаешь, будто мы спорим, например, о карточной игре.

Драгомир отшатнулся, поднял руки и закричал по-чешски:

— Поверить не могу!

— Хорошо. — Гейб ткнул Драгомира пальцем в грудь. Их лица оказались в сантиметрах друг от друга. — Нам нужна твоя помощь. Нам нужно, чтобы ты сотрудничал с нами.

— Я выиграл, а ты проиграл. А теперь орешь и обвиняешь меня!

— Русские похищают людей, Драгомир. Вчера я следил за агентом КГБ: она украла студентку истфака прямо из общежития. Студентку зовут Андула Злата. — Он схватил Драгомира за лацканы пиджака и притянул к себе. — Проверь у себя. Злата исчезла.

— Почему? — Прорычал Драгомир. «Переигрывает», — подумал Гейб. Капелька слюны поползла по его щеке.

— Не знаю, зачем она им, но она исчезла. Твоя дочь ведь тоже студентка?

— Да отстань уже от меня! Я сыграл и выиграл, что еще нужно?

— Нам нужен ты, Драгомир. Ты нужен своему народу.

Драгомир сверкнул белыми зубами, кровь прилила к его лицу. Он тяжело дышал. Но он отчетливо кивнул: «Да».

— Проверь, Драгомир. Сам убедишься. Только одна загвоздка: я больше не смогу с тобой работать после такого публичного контакта. Так что сделай две вещи. — Гейб взял Драгомира в кольцо, будто собирался бросить его на землю. — Если хочешь работать с нами, надень на вечеринку в честь советского посла белую бутоньерку. Кто-то свяжется с тобой — но не я. Нам больше нельзя встречаться.

— А второе?

— Ударь меня. Немедленно.

Драгомир был неповоротлив, как памятник. Его пиджак пропах молью и чаем. Но он так врезал Гейбу, что тому даже не пришлось разыгрывать удивление, когда кулак прилетел ему в лицо.

Он упал на тротуар и сидел, моргая: в глазах мелькали звезды, солнце и холодное стальное небо.

— Это, — заявил Драгомир, — за то, что ты назвал Драгомира Миловича шулером. Уходи, дружище. Мы закончили.

Никто не помог Гейбу подняться, и поделом.

4.

Драгомир выдал ему подлый правый хук. К вечеринке в честь дня рождения посла отек под глазом у Гейба сошел, но даже с гримом он выглядел так, будто продержался три раунда с Мухаммедом Али[19].

Вечеринка у посла была шикарной. Все, кто имел хоть какой-то вес, там присутствовали, и были даже люди совсем незначительные. Цветы не по сезону извергались из ваз, расставленных у стен. Люстры сверкали. Квартет играл что-то, Гейбу неизвестное. Жены послов и аппаратчиков блистали на паркетном полу, оставляя после себя невидимые шлейфы тайн и духов. Зерена Пулноц сияла во главе своей клики, в которую Гейба