Уильям Гибсон - Граф Ноль. Мона Лиза овердрайв (авторский сборник) Страница 29

Марли кивнула. «Собрание Эшман» состояло в основном из работ психопатов.

— Мы питаем разумную уверенность, – продолжал Пако, беря ее под локоть и направляя за угол, на боковую улочку, – что он не делал никаких попыток использовать ресурсы того или другого учреждения. Может быть, прибег к услугам посредников, хотя это маловероятно. Сеньор, конечно, нанял несколько десятков специалистов, чтобы проверить архивы обоих заведений. Без всякого результата...

– Скажите, – поинтересовалась Марли, – почему Пикар думает, что недавно видел герра Вирека? Как это возможно?

– Сеньор богат. Сеньор любит являть себя по-всякому.

Он завел ее в какое-то кафе – несмотря на поблескивающие зеркала, ряды бутылок и игральные автоматы, оно напоминало отделанный хромировкой коровник. Зеркала лгали о размерах помещения, в глубине зала Марли увидела отраженный тротуар, ноги пешеходов, солнечный зайчик на втулке колеса. Пако кивнул сонного вида мужчине за стойкой бара и, взяв ее за руку, повел через мелководье круглых пластмассовых столиков.

– На звонок Алена вы можете ответить и отсюда, – сказал он. – Мы устроили так, чтобы его перебросили из квартиры вашей подруги.

Он пододвинул ей стул – автоматический жест профессиональной вежливости, который заставил ее подумать: а не был ли он и в самом деле некогда официантом, – и поставил на стол сумку.

– Но он же поймет, что я не у Андреа, – возразила Марли. – А если я отключу видео, у него тут же возникнут какие-нибудь подозрения.

– Ничего этого он не увидит. Мы сгенерировали цифровой образ вашего лица и требуемый фон. Осталось только ввести программу в этот телефон.

Вынув из сумки элегантный аппарат, он поставил его на стол перед Марли. На крышке устройства бесшумно развернулся и тут же приобрел жесткость тонкий, как бумага, полимерный экран. Марли однажды случилось наблюдать, как выходит на свет бабочка, и этот экран напомнил ей чем-то трансформацию подсыхающих крыльев насекомого.

– Как это сделано? – спросила она, осторожно касаясь экрана. На ощупь экран напоминал тонкую сталь.

– Это новая полиуглеродная модель, – сказал он, – одно из изделий «Мааса»...

Телефон тихонько замурлыкал. Поправив аппарат так, чтобы экран оказался точно перед Марли, Пако обошел столик.

– Ваш звонок. Помните, что вы дома! – сказал он и, потянувшись через стол, коснулся клавиши с титановым покрытием.

Маленький экран заполнили лицо и плечи Алена. Будто задымленное, с плохой подсветкой изображение значило, что звонит он из телефонной будки.

– Доброе утро, дорогая, — сказал Ален.

– Привет, Ален.

– Как дела, Марли? Полагаю, ты достала деньги, о которых мы договорились? – Ей было видно, что одет он в какую-то темную куртку, но разрешение не позволяло разобрать детали. – Твоей приятельнице стоило бы взять несколько уроков по уборке дома, – сказал он и, казалось, попытался заглянуть ей за спину.

– За всю свою жизнь ты ни разу не убрал комнату сам, – отозвалась она.

Ален с улыбкой пожал плечами.

– У каждого свои таланты. Мои деньги у тебя, Марли?

Она взглянула на Пако, тот кивнул.

– Да, – сказала она. – Конечно.

– Чудесно, Марли. Великолепно. У нас осталась только одно крохотное дельце. – Он все так же улыбался.

– И какое же?

– Мои информаторы удвоили цену. Соответственно, и я должен удвоить свою.

Пако кивнул. Он тоже улыбался.

– Хорошо. Мне, конечно, придется спросить... – Теперь ее от него просто тошнило. Захотелось выключить телефон.

– И они, естественно, согласятся.

– Так где мы встретимся?

– Я позвоню еще раз. В пять, – сказал он.

Изображение съежилось до единственной сине-зеленой точки, как на экране радара, потом и она исчезла.

– У вас усталый вид, – сказал Пако, складывая экран и убирая телефон в сумку. – Вы выглядели старше, когда говорили с ним.

– Правда?

Перед ее внутренним взором вдруг почему-то возникла витрина в галерее Робертса, все эти лица. «Прочти нам “Книгу имен мертвых”». «Все они – Марли, – подумала она, – все эти девушки – это я, какой я была в долгую нору юности».

16

Легба

– Вставай, придурок. – Pea не слишком нежно пихнула его под ребра. – Поднимай задницу.

Бобби очнулся, сражаясь с вышитым крестиком покрывалом и полуоформившимися силуэтами неизвестных врагов. С убийцами матери. Он лежит в незнакомой комнате, в комнате, которая может быть где угодно. Пластик позолоченных рам на многочисленных зеркалах. Ворсистые алые обои. Так декорировали свои комнаты готики, если могли это себе позволить, но он видел, как их родители оформляли в таком же стиле целые кондо. Швырнув на темперлон узел каких-то шмоток, Pea засунула руки в карманы черных кожаных джинсов.

Розовые и черные квадраты покрывала сбились складками вокруг талии. Бобби глянул вниз и увидел, что членистое тело многоножки почти полностью утонуло в колее свежего розового шрама в палец шириной. Бовуа говорил, что эта штука ускорит заживление. Бобби недоверчиво потрогал новенькую ткань – болезненно, но, в общем, переносимо. Потом поднял глаза на Pea, выставил средний палец и сказал:

– Свою задницу на это надень.

Несколько секунд они в упор смотрели друг на друга поверх поднятого пальца Бобби. Наконец Pea рассмеялась.

– Ладно, – сказала она, – один-ноль в твою пользу. Я перестану тебя доставать. А сейчас подбери вещички и одевайся. Тут должно найтись что-нибудь, что бы тебе подошло. Скоро появится Лукас, чтобы забрать тебя с собой, а Лукас не любит, когда его заставляют ждать.

– Да? А мне он вроде показался отвязным мужиком.

Он стал рыться в куче одежды: отбросил в сторону черную рубашку с разводами из состирывающегося золота, красную атласную курточку с оборкой из белой искусственной кожи по рукавам, черное трико с вставками какого-то прозрачного материала...

– Где ты это взяла? – спросил он. – Я не могу носить такую дрянь...

– Это моего младшего братца, – ответила Pea. – Осталось с прошлого сезона – и лучше бы тебе натянуть что-нибудь на свою белую задницу, пока не появился Лукас. Эге, а это мое. – Она вырвала трико, как будто Бобби собирался его украсть.

Бобби натянул черную с золотом рубашку, еще пришлось повозиться с кнопками из стекляшек под черный жемчуг. Нашел, наконец, пару черных джинсов, но мало того, что они оказались обвисшими и плиссированными, так в них еще и не было карманов.

– Это все штаны, какие у тебя есть?

– Господи, – вздохнула она, – я видела одежду, которую срезал с тебя Пай. Вряд ли ты сойдешь хоть за чье-нибудь представление о моде. Просто оденься, ладно? Мне не нужны неприятности с Лукасом. С тобой он, может, и миндальничает, но это означает только то, что у тебя есть что-то настолько ему нужное, чтобы не выделываться. У меня, уж конечно, ничего такого нет. Так что в отношении меня Лукас угрызений совести испытывать не будет.

Бобби нетвердо встал на ноги возле топчана и попытался застегнуть черные джинсы.

– Молнии нет, – сказал он, поднимая глаза на Pea.

– Поищи пуговицы. Должны быть где-то внутри. Такой стиль, знаешь ли.

Бобби нашел пуговицы. Хитрая конструкция. Он подумал, что будет, если ему понадобится пописать по-быстрому. Увидев возле кровати черные тапки из нейлоновых ремешков, он сунул в них ноги.

– А Джекки? – спросил он, ковыляя туда, где мог бы взглянуть на себя в зеркало в золоченой раме. – Из-за нее Лукас станет испытывать муки совести? – Он следил за ней в зеркале и увидел, что по ее лицу мелькнула какая-то тень.

– А это еще что должно означать?

– Бовуа... он сказал, что она лошадь...

– Тише ты, – оборвала его Реа тихим и настойчивым голосом. – Если Бовуа упоминает при тебе о чем-то таком, это его дело. В остальных случаях – это не то, о чем можно говорить, понял? Есть вещи настолько скверные, что сам захочешь вернуться назад искать приключений на собственную жопу.

Бобби следил в зеркале за отражением ее черных глаз в тени полей мягкой фетровой шляпы. Теперь в них, казалось, появилось чуть больше белизны, чем раньше.

– Ладно, – сказал он после паузы, а потом добавил: – Спасибо.

Он поиграл воротом рубашки: поднял его сзади, снова опустил, пробуя разные варианты.

– Знаешь, – Pea склонила голову на бок, – если тебя одеть, ты не так уж плохо выглядишь. Правда, глаза у тебя как два окурка в сугробе...

– Лукас, – начал Бобби, когда они спускались в лифте, – ты не знаешь, кто это был? Кто разделался с моей старухой? – Он намеревался спросить совсем другое, но вопрос выскочил сам собой, как пузырек болотного газа.