Мышата - Денис Орехов Страница 3

– Д-д-да, конечно.

– Тогда до свидания. Мы с учеными не оперируем.

Пётр растерянно кивнул и обезглавленным богомолом просеменил на улицу. На восковых ногах я шагнул было следом, но вдруг решился задать еще один вопрос:

– А мышата?

– Мышата не под следствием.

– А где они?

– Пока в приюте, – следователь мягко улыбнулась и стала совсем похожа на учительницу, – Да не бойтесь вы, боже, дочке их отвезу. Любит животинок, не обидит.

Я испытал необъяснимое облегчение, будто мою голову сняли с плахи и ласково поправили воротник. После чего зашаркал вслед коллеге, похрустывая мелкой каменной крошкой дорожки. Будущее обрывалось непонятной развилкой, мозг отказывался осознавать происходящее, а в голове крутилось такое глупое, привязчивое, но успокаивающее: “Солдат мышонка не обидит”.

ДЕКАБРЬ

Вспоминаю название своего работодателя: “Заслон”. Шестерёнка на логотипе встроена в подобие цветка. Три лепестка – обещают удачу или нет? Чувствую горечь на языке, в памяти тонким слоем оживает детство. Мы едим сирень. Пять или три – без разбора, считая любое отклонение признаком счастья. Тогда ли появляется в ребенке потенциал к науке и странностям мышления?

Лифт мчит наверх. Цифры мелькают на дисплее. Пульсирующий массив данных, скрывающий за собой место назначения. Красный цвет переливается в зеленый, числа смешиваются в нечитаемые символы, смысл которых мучительно пытается постичь разум.

Зеленый: кабина Петра встает на двадцать втором.

Красный: мне выходить на двадцатом.

Ответ на все вопросы складывается в этих моментах.

ИЮНЬ

Нас не посадили.

Все было хуже: нас пригласили забрать материалы и ожидать запроса на беседу через пару недель.

Скучающий охранник с автоматом курил в прохладное вечернее небо, с потаённой мудростью простоты созерцая слои дыма. Наши лица открыли двери проходной, как ни в чем ни бывало. Комплекс исправно зажигал огни коридоров при нашем появлении, гостеприимно катал на лифте и всячески делал вид, что ничего не произошло.

Но ленты пчелиной расцветки портили всю игру в имитацию. Двери были опечатаны, кабинеты заперты, а мы, словно лабораторные мыши, перемещались по единственно-возможному маршруту: в свой кабинет и в демонстрационный зал.

План созрел прошлой ночью, когда мы сидели на кухне Петра и с выключенными телефонами вполголоса горячо спорили до наступления рассвета и единства мнений. Когда последняя кружка чая остыла, лихорадочный блеск покрасневших глаз синхронизировался. Мы не считали это воровством. Мы – ученые. Мы пошли забирать то, что нам принадлежало.

ДЕКАБРЬ

Демо-зал разительно отличается от того, что встречал меня полгода назад. Просто, функционально, даже немного тесно. Как сумка техногика, в которую влезла гора гаджетов, но с трудом поместилась бы теперь булка хлеба. Коммерческая тайна, закрытость на все пуговицы и молнии. Здесь содержание ценили превыше формы.

Я не держу зла на работодателя, ни в коем случае. Откуда им знать, насколько страшный дар мы с Петром извергли в мир? С точки зрения бизнеса это – всего лишь инструмент. Эффективные команды, рост продуктивности по экспоненте, спецсвязь для силовиков, распределенный интеллект на базе самых совершенных вычислительных машин в природе.

Нейросеть из человеческих разумов. Сингулярность на ладони. Чего еще желать?

Я опускаю глаза, на моих бледных сухих ладонях лежат мышата. На этот раз они под легким седативным. Необязательное условие, но тот писк ужаса я не могу забыть эти долгие шесть месяцев. Свою собственную банку я допил еще днём. Покупать новую не было смысла. Вне зависимости от исхода.

ИЮНЬ

Крадучись и поминутно оглядываясь, прислушиваясь к каждому стуку и шороху, мы перебежками рванули в зал. Проклиная датчики движения, мы поминутно вздрагивали, когда всполох лампы ударял по нервам электротоком.

Долгожданная темнота демонстрационного помещения показалась уютной и заманчивой, тут терял нас из виду немигающий взгляд паранойи. Не включая свет, наощупь, мы нашли нужные провода и подключили к ноутбукам. На этот раз мы не боялись запутаться, ведь именно за тем и явились. Я взглянул на Петра, его гримаса напряжения сменилась детской эйфорией. Мне не нужно было зеркало, чтобы представить себя.

Ошибка в алгоритме казалась такой банальной и глупой после того, как мы её обнаружили – совсем как любые промахи в жизни. Но сейчас. Сейчас! Мы уже не имели права на ошибку.

Установив таймер обратного отсчета, мы коснулись пальцами датчиков отпечатков и бегом, не давая себе шанса одуматься, рванули внутрь клетки внутри клетки. Вглубь своего детища.

Секунды таяли. Мы смотрели друг другу в глаза и приобнимаемся за плечи.

Так как-то проще пройти через…

ДЕКАБРЬ

Реальность подергивается, будто неумелый фотограф накладывает снимки друг на друга в редакторе, дергая за ползунки прозрачности. Количество рук и мышат то удваивается, то возвращается в норму. Усилием непонятной природы я сжимаю картинку в четкий кадр и вновь могу действовать.

На мне уже нет глупого черного костюма. Накинутый белый халат волочит хвост пояса по полу. Ссутулившись, я помещаю мышат в контейнер и закрываю крышку. Нащупываю в кармане смартфон. Крепко сжимаю холодную грань стекла и металла.

Касаюсь датчика отпечатка.

***

Резкая вспышка света пронзает каждую клетку тела, превращая меня в пиксельное изображение самого себя на экране реальности. Хищная темнота по краям поля зрения бросается на мир, словно живое и голодное создание. Она выбрасывает из себя вибрирующие иглы, всасывает меркнущий свет и переваривает его в новую чудную явь.

Иглы дотягиваются до меня и пронзают насквозь. Я начинаю кричать, но звуки засасывает внутрь воронкой частиц, они смешиваются с гулом непознаваемой частоты. Я не могу разобрать ни слова, этот вой человеческий раздается лишь в мыслях.

Я падаю на колени и внезапно осознаю, что крик этот исторгает моя собственная сжатая спазмом глотка. Подхваченная неведомым ветром, с хлестким ударом захлопывается дверь восприятия.

Тишина. Я один в саркофаге, куда мы входили вдвоем. Я проснулся от кошмара и впервые за долгие месяцы улыбаюсь. В отверстия прозрачного контейнера мышата забавно просовывают свои розовые носы. Они не пищат. Им совсем не страшно.

И никто больше не пострадает.