Виктор Точинов - Непостижимая концепция (антология) Страница 32

Современные реактивные огнеметы превратили бы зону прорыва в одно сплошное море огня достаточной температуры, и ситуация в долине до сих пор оставалась под контролем благодаря именно этой технике, – но сейчас она заодно бы устроила групповую кремацию и Геверницу, и его штабу, и всему лагерю. Приходилось отбиваться методами, предназначенными для отдельных прорвавшихся тварей…

На какой-то миг схватка застыла в неустойчивом равновесии: все, что подбегало, подползало, подлетало и подкатывалось к огненной стене, – все исчезало, испарялось. Казалось, что прорыв там, на позиции огнеметчиков, и закончится.

Но прорывавшихся было слишком много. А пустеющие баллоны с горючей смесью требовалось заменять на новые… Перегревающиеся сопла огнеметов – тоже.

Одно создание – полуиспарившееся, потерявшее форму – оказалось по эту сторону огненной преграды, опрокинуло огнеметчика, в брешь устремились еще несколько… То там, то тут в защитной линии возникали разрывы, они росли и ширились, и вот уже лишь отдельные островки пламени виднелись среди захлестнувшей их серой волны.

Волна покатилась дальше, к редкой цепи десантников – бойцы стояли не слишком плотно, чтобы не угодить ненароком под взмах соседского мачете. Их готовили ко многому, к бою в самых разных условиях, но рубиться холодным оружием пришлось учиться на ходу, в деле…

Прорыв столкнулся с первой цепью. Пришел черед стали.

Генерал тоже выдернул мачете из ножен, равно как его адъютанты и офицеры штаба. Слишком уж массовый прорыв сегодня. Возможно, часть бестий пробьется через все три цепи, в дело вступят мобильные резервные группы, призванные латать разрывы фронта, и все равно не исключено, что ему поневоле придется заняться не совсем генеральским делом…

Геверницу – до его командировки сюда, в «зону Алеф» – разумеется, приходилось убивать людей, такова уж специфика профессии. В юности иногда своими руками, затем – посредством отданных приказов. Но только не холодным оружием…

Хотя происходившее нельзя было назвать ни убийством, ни боем. Биологи клялись, что жизни в здешних тварях не больше, чем в смерче, тайфуне или шаровой молнии – те тоже способны к движению и тоже смертельно опасны. А бой – это когда бьются две стороны, здесь же одна всего лишь пыталась вырваться наружу. Вырваться, чтобы найти себе место в мире, как предполагал Геверниц… Заполнить пустеющий мир… Всего лишь.

Целенаправленной агрессии при прорыве бестии не проявляли. Но давили и калечили оказавшихся на пути… Счет безвозвратных потерь при каждом прорыве шел на десятки, иногда на сотни…

…Генерал оказался прав. До штаба добралась лишь одна тварь, но какая! Больше всего она напоминала густой, ощетинившийся псевдоживыми ветвями шарообразный куст диаметром в несколько метров. И зачем-то куст отрастил себе здоровенную крокодилью пасть, вполне способную разгрызть и проглотить малолитражный мобиль. Или же это были две разных бестии – псевдокрокодил обитал в псевдокусте и таскал его на себе для защиты или другой надобности?

Геверниц не задумывался над этим вопросом. Над другими тоже. Он рубил ветви, которые не были ветвями, рубил пасть, не пытающуюся укусить или хотя бы оскалиться…

Казалось, что время остановилось, что схватка тянется долгие часы и не завершится никогда, что взамен одной отрубленной ветви тут же вырастают две…

А потом все закончилось. Рубить стало нечего.

Прорыв завершился. Какая-то малая часть тварей ускользнула – в основном летучие, не уничтоженные огнеметчиками еще на первой линии обороны. Их уничтожат, не дадут прорваться сквозь внешний периметр зоны, будут еще схватки и жертвы… Но здесь и сейчас прорыв завершился.

Прорывались бы люди или животные, земля превратилась бы в кровавое болото. Да и победители по уши измарались бы… Но ни крови, ни какой-либо ее заменяющей жидкости бестии не имели.

Геверниц внимательно рассмотрел одну из валявшихся под ногами ветвей, отрубленную не то им, не то одним из адъютантов. На срезе – ноздреватое черное вещество, на вид отдаленно напоминающее вулканическую пемзу, но эластичное, мягкое… Как эта «пемза» умудряется выполнять роль мышц, да еще более эффективно, чем настоящие белковые мышцы, – загадка природы. Ничего, яйцеголовые и не такое разгадывали…

Четыре сучка-отростка на ветви чем-то напоминали чрезмерно длинные пальцы – росли из одной точки и сейчас сплелись, свернулись, как будто существо что-то прятало в своем псевдокулачке, до конца не желая отдавать. Геверниц зачем-то ткнул кончиком мачете в свернутые отростки, хотя его не интересовало, что же там прятала нежить…

Пальцы-отростки развернулись стремительно, словно выстрелили. На генерала уставился глаз – точная копия человеческого, – таившийся посреди крохотной псевдоладошки. Глаз был живым. Что бы там ни твердили биологи – он был живым! Пялился на Геверница внимательно, изучающе, как бы желая запомнить навсегда.

Дуэль взглядов длилась секунду, не долее. Затем генерал с размаху раздавил подошвой проклятую гляделку.

Вот ведь мерзость какая…

Глаз лопнул с негромким хлопком. И тут же, будто включившись от этого звука, в шлеме Геверница заработала рация.

Косталиковски

Никакие навигационные приборы, разумеется, здесь не работали. Даже элементарный магнитный компас – прибор, презираемый Косом и захваченный исключительно по указанию профессора, – не желал признавать, что на свете имеется магнитный полюс.

Прапрадедовские методы ориентировки – по солнцу и звездам – тоже помочь не могли. Ввиду полного отсутствия указанных светил. Непонятный источник света, непонятным образом зависший в центре сферы, Кос игнорировал. То, что недоступно изучению и пониманию, считай, для науки не существует. К тому же все равно болтается на одном и том же месте, какая уж тут ориентировка… Светит, и ладно.

Ну и вовсе уж глупо вспоминать о мхе на северных сторонах деревьев, о расположении муравейников и прочей ахинее из «Справочника юного сурка». Кос и в детстве-то этой ерундой не увлекался.

И тем не менее, заблудиться он не боялся. У Коса имелась путеводная нить, в самом буквальном смысле. Как была у той дурочки в лабиринте, как там ее?.. Кос запамятовал имя, а может, и не знал никогда, имена и факты из гуманитарных наук он всегда считал ненужным балластом для мозга, – гораздо полезней выучить наизусть числовые значения нескольких лишних физических констант.

В общем, нить имелась – сверхтонкий и сверхпрочный провод, тянущийся прямиком к капсуле. Была надежда, что при отказе радиосвязи проводная будет продолжать действовать. Надежда не оправдалась, но Кос по приказу профессора продолжал изображать паука, выпускающего паутинку. Не зря, как выяснилось.

Кос достал из рюкзака бобину, переключил реверс, взвел пружину, выбирающую слабину провода. Взводил с нехорошим предчувствием: а ну как модуль упругости Юнга тоже приказал долго жить? И пружина потеряла свои свойства?

Пружина работала как полагается. Хоть какое-то утешение.

Уже убрав бобину, он хлопнул себя по лбу, достал снова. Посмотрел на счетчик – простейший, механический – фиксирующий длину размотанного провода.

Цифра озадачила. Одна тысяча четыреста сорок два метра. И восемь десятых, для поклонников скрупулезной точности.

Если судить по ощущениям, до реки они шагали несколько часов. Шагомер показал чуть больше семи километров – часа полтора ходьбы, самое большее. Счетчик уменьшил цифру еще в несколько раз.

И ощущения, и шагомер могли врать. А вот счетчик врал совершенно точно. С такого расстояния Кос попросту видел бы капсулу, пусть не в деталях и подробностях, но ее яркий металлический блеск уж разглядел бы… Но он не видел.

А обнулял ли он счетчик перед началом пути? Может быть, в окошечках уже были какие-то цифры, достаточно большие, и позже счетчик обнулился сам, показав максимальную вместимость бобины?

Раньше и с прежним Косом такой вопрос не возник бы. Для прежнего Коса подобная небрежность в работе с прибором, пусть с самым примитивным, исключалась по определению.

Он попытался вспомнить и не смог. Не только и не просто момент со счетчиком – в ходе событий обнаружился непонятный провал… Спуск на капсуле – а затем они шагают по бесплодной каменистой равнине, подходят к реке… Самое начало пути не то чтобы напрочь позабылось, но помнил Кос о нем как-то странно. Словно слышал чей-то рассказ… нет, даже скорей видел фильм, видел со стороны… А эпизод с бобиной и счетчиком неведомый монтажер счел малозначительным и в итоговую версию не включил.

Избирательная амнезия не удивила Коса. Мозг тоже прибор. Как выяснилось, весьма надежный в сравнении с рукотворными. Но и его запас устойчивости все же не бесконечен.

Он прекратил заниматься самокопанием и двинулся вдоль натянувшегося проводка-паутинки, держа бобину в руках и поглядывая на счетчик. Считал шаги. Время от времени бросал взгляды вперед, рассчитывая увидеть блеск капсулы.