Генри Олди - Золотарь, или Просите, и дано будет… Страница 33

– Задевает? Давит на гонор? Типа, тварь дрожащая?

– Нет.

– Врешь!

– Нет.

Я очистил банан. Привет, доктор Фрейд, банановый теоретик! Получив коленом в пах, выбирают самый большой фрукт – для компенсации. Говорят, есть вьетнамские кабачки – те вообще анаконды. Отрежешь кусок, новый вырастает.

– Я и раньше подозревал, что сижу под увеличительным стеклом. Занимаемся ерундой… Вынюхиваем. Фиксируем. Вмешиваемся по пустякам. Как пацаны, сражаемся с Черным Блоггером…

– Как пацаны? – переспросил Чистильщик. И подмигнул: – А что? Армия Трясогузки снова в бою. Мне нравится. Пацаны пацанами, а статистики мы натаскали – вайлом. Аналитики в ножки кланяются. Ты о другом подумай, Золотарь. Вот у тебя – нюх. На атомное дерьмо. И у меня нюх.

– На что?

Ответ я знал.

– На таких, как ты. Каждому – свое. А вот почему у нас нюх, откуда взялся, как работает… Для того и камеры присобачили. Обидишься теперь? Уйдешь?

– Ты еще скажи, что от нас уходят только вперед ногами.

– А если скажу?

– Гертруда, выпей яду. Никуда я не уйду… Изучайте на здоровье. Ты мне лучше скажи: как там Шиза?

Чистильщик некоторое время молчал, изучая огрызок яблока.

– Так тебе ж Карлсон звонил, – наконец сказал он.

– Звонил.

– И что сообщил?

– Что в целом – нормалек.

– Етить-колотить?

– Не без того.

– Ну и правильно. Амнезия у Шизы. Выборочная. То помнит, это не помнит…

Мне вспомнилась биография Якова Голосовкера. Философ, литератор, знаток античной и немецкой поэзии. Задолго до Булгакова написал роман о Сатане на Патриарших прудах. Был там еще такой титан – Иисус. Рукописи не горят? – рукопись Голосовкера сгорала дважды. И судьба приложила руку, и друзья не поленились разжечь печку, пока автор хлебал лагерную баланду. Свет увидела третья переработка – сильно измененная, под названием "Сожженный роман". Свои дни Голосовкер закончил в психушке, как булгаковский Мастер. В халате, в шапочке. Память мудреца превратилась в дырявое сито. Забыл, как пишут. Забыл, как читают. Корчился от душевной боли, забыв греческий…

– Что значит – выборочная? – спросил я.

– Ты не волнуйся, ладно?

– Я не волнуюсь.

– Ну и хорошо. Все она помнит. В целом. Даже слишком. Помнит, как качала с Ритой орхидеи. Как Карлсон наехал на нее за превышение траффика.

– За что?

– За превышение. У Карлсона, по Шизиной версии, сетка начала тормозить. Народ на взводе, разосрались в полный рост. А тут ты… Ты только не волнуйся, да?

– Я тебя сейчас убью. Бананом.

– Короче, ты стал ее лапать. При всех. Ты давно на нее глаз положил.

– Я?!

– Ну не я же. Стал лапать – грубо и цинично. Она тебя ударила. Вас растащили, ты поднял кипеш…

– Я?

– Ты, брат. Ты вообще скандалист и бабник. Тут пришел я, весь в белом, и вступился за Шизу. Дал тебе по морде. На этом Шиза отрубилась и очнулась уже в больнице. Не здесь, в другой клинике. Она мне сто раз на день звонит. Спрашивает, как твое самочувствие. Костерит меня, обзывает гориллой. У вас с ней одинаковые представления о гориллах.

Чистильщик засмеялся. Слишком легко, слишком весело. Обаятелен, с харизмой, а актер из него никудышный. Это он меня успокаивает. Дескать, с Шизой – нормалек, вместо шока – ложная память, и слава богу… Разговор напомнил мне чат. Слова, слова, слова, как утверждал бедняга Гамлет. Палата, окно, ваза с фруктами – обои для монитора.

– Она хочет тебя проведать, – добавил Чистильщик. – Но стесняется.

– Думаешь, это Зараза?

– Амнезия? Удаление опасных воспоминаний?

– Да.

– Нет, Золотарь. Заразе на исполнителей плевать. Это Шизе просто повезло.

– Как Рита? – спросил я.

– Ты только…

– Иди к черту. Я знаю, что она в "Докторе Сане". Корпус "Березки", второй этаж.

– Ты был у нее?!

– Нет. Я у медсестры выяснил. Как она?

– Я ей Белова сосватал. Косметический хирург, гений. К нему очередь – как отсюда до Луны. Контурная пластика и все такое. Сделают в лучшем виде. Нос не глаз, спасибо тебе…

– Она не выходит. Сидит сиднем в палате.

– Женщина, Золотарь. Это мы, гориллы, хоть с носом, хоть без – по Невскому проспекту. Я с ней говорил. Она все помнит. Все. Абсолютно. Как резала ноздри. Как хотела выколоть глаз. Как радовалась увечьям. Представляешь? Радость. Удовольствие. И полная анестезия. Это она тоже помнит. Лучше б, блин, забыла…

– Для кого лучше?

– Для меня. Для аналитиков, понятно, хуже. Рита – аналитик. Курирует 3-й отдел. Живцом напросилась сама. Вроде тебя.

Он замолчал, отвернувшись. Ну конечно. Вот мы и подошли к главному.

– Я не напрашивался.

– Неужели?

– Ну хорошо. Напрашивался. И ты мне отказал.

– Не отказал. Это был эксперимент, Золотарь. Риту формально объявили жертвой. Рита стучала по клавишам. Рита зарегистрировалась в этом долбаном форуме. Ты сидел рядом и давал советы. "Живец" – и консультант. А шарахнуло по вам обоим. Ты понимаешь, что это значит?

– Выходит, Заразе по барабану, кто зарегистрировался, а кто советовал?

– Выходит, что так.

– Нам и Карлсон помогал! И Умат!

– Мало помогали. А то б и их накрыло.

Он взял второе яблоко. Ярко-красное, с желтым бочком.

…и сказал змей жене: подлинно ли сказал Бог: «не ешьте ни от какого дерева в раю»? И сказала жена змею: плоды с дерев мы можем есть, только плодов дерева, которое среди рая, сказал Бог, не ешьте их и не прикасайтесь к ним, чтобы вам не умереть. И сказал змей жене: нет, не умрете, но знает Бог, что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло…

Я зажмурился. Не помогло. Текст стоял не перед глазами. Исчезло лишь яблоко в пальцах Чистильщика. А фрагмент "Бытия" остался. Мартовской сосулькой он таял где-то во мне. В сотрясенном мозгу? В отбитом мозжечке?

Что бы на это сказала моя бывшая?

– Она не разбирает, Золотарь. Вы с Ритой для нее были единым целым. Это один из результатов эксперимента. Я бы сказал, самый важный. Формальности Заразе неинтересны. Она видит больше, чем написано на экране. Чукча номер 36 не знала, что вас двое. А Зараза попала в яблочко. В два наливных яблочка. Без промаха. Почему?

– Почему?

– Не гони картину. Над результатами работают.

– Значит, есть еще результаты.

– Конечно. Монитор Шизы.

– Шутишь?

– Ни капельки. Его разобрали по молекулам. Изучили под микроскопом. И знаешь, что? В момент импицирования настройки монитора изменились. Самопроизвольно. Изменения не ахти какие, так сразу и не заметишь. Но в комплексе…

Он сунул мне распечатку. Филькина грамота. Samsung SyncMaster 940N. Диагональ 19". Время отклика 8 мс. Контрастность 700:1. На второй странице вверху стояла большая "шапка": КЛЮЧЕВЫЕ ИЗМЕНЕНИЯ. И ниже: разрешение, яркость, контрастность… цветовая температура… "черный шум"… черная орхидея…

Цифры в ассортименте.

– Ну и что я тут должен понять?

– Ничего. Я тоже чайник, – ухмыльнулся Чистильщик. Похоже, он уже стоял баран бараном перед каким-то спецом, вертя в руках эту распечатку, и теперь отыгрывался на мне. – Нам достаточно знать главное. Зараза импицирует объект с помощью монитора. Хотя есть предположения, что монитор – лишь один из способов воздействия. Работает все: вплоть до тембра гудения кулера…

– Так это же решение проблемы! Забить в железо невозможность самопроизвольного изменения настроек. В случае чего пусть антивирус поднимает хай. И отключает все нафиг. Это реально?

– Реально. Даже программку надзора состряпали. За день, на коленке.

– И как?

– Отлично. При наличии такой программы монитор сгорает в течение трех дней. Без видимых причин. Любая модель. Ведется работа по адаптации, но, думаю, впустую. Слишком простое решение. Пошли на воздух, что ли? Душно тут у тебя…

3

Парк выглядел в меру запущенным. Клумбы, урны, беседки. Фонтанчик. Дорожки аккуратно подметены, скамейки блистают свежей краской. И в то же время – лохматые шевелюры кустов, «живые гроты» из нависающих ветвей, паутина тропинок уводит в «чащу»… Такая благоустроенная дикость требует больше усилий, чем порядок «французских» парков с их выверенной геометрией.

"Доктор Сан" не бедствовал.

На одной из скамеек играли в шахматы. Двое пожилых гроссмейстеров словно перенеслись сюда из сада Шевченко, чудесным образом сменив пиджаки, скроенные по моде 70-х, на шикарные халаты. Увлечены партией, шахматисты пропустили бы 3-ю мировую войну, начнись она прямо сейчас. Зато в ближайшей беседке раздался торопливый шорох. Не удержавшись, Золотарь сунулся внутрь. На него затравленно таращил глаза здоровенный красномордый мужик в спортивном костюме от "Nike". Обнаружив, что это не врач, а свой брат-пациент, мужик плюнул в сердцах – и, отвернувшись, заново раскурил вкусный "бычок".

Углубившись в дальнюю часть парка, где, кроме них, никого не было, Золотарь с Чистильщиком остановились под липой – матерой, огромной. Одуряюще пахло весной. Воздух можно было резать ломтями и намазывать на горячий хлеб вместо масла.