Андрей Столяров - Мир иной (сборник) Страница 35

Непонятное какое-то освещение.

Впрочем, это не единственная странность, с которой мы сталкиваемся.

Квинта, торопливо отступившая от выреза в мостовой, вдруг окликает меня:

– Смотри, смотри!..

Ей, кажется, уже становится лучше: щеки порозовели, дыхание не такое испуганное. Она притянула к себе ветку тополя, когда-то посаженного Дудилой, и осторожно, будто касаясь ребенка, трогает ее пальцами.

– Какие хорошенькие…

Я поначалу тоже не верю своим глазам: вместо сухих, ревматических, твердых, страшноватых изломов, которые безжизненностью своей напоминали бронзовый обелиск, теперь вдоль всей ветви набухли коричневатые продолговатые почки – явно живые, полные соков, пахнущие весной. Кое-где жухлые оболочки на них полопались и сквозь клейкую паутину брезжит новорожденная зелень.

– Они настоящие, – говорит Квинта.

Я слегка потрясен. Происходит то, на что мы, если честно, уже не очень надеялись. Наш мир действительно оживает. Он начинает существовать сам по себе.

Это великий момент.

Меня тревожит лишь шорох, который я вдруг начинаю слышать со всех сторон. И даже не шорох, а скрежет, потрескивание древесных волокон, похрустывание, похрупывание, как будто кто-то невидимый ступает по ореховой скорлупе. Тотчас обнаруживается и его источник. Мостовая неподалеку от нас вспухает, точно продавленная, шпатлевка крошится, брусочки темного камня выворачиваются из нее, и вдруг появляется на поверхности панцирная, как у насекомого, голова, передвигающая плоскими жвалами.

– Боже мой!.. – сдавленно восклицает Квинта.

Еще мгновение – и на мостовую выбирается здоровенная двухметровая гусеница. Она вся как будто из стали – в полукруглых сегментах ее отливает зеркальный металлический блеск, из впадин черепа просвечивают рубиновые глаза, а хвост, которым она интенсивно работает, заканчивается раздвоенной острой лопаточкой.

Такие же гусеницы вылезают еще из нескольких мест. Они довольно быстро приближаются к нам, изгибая суставчатые тела. Причем, как я замечаю, они не просто ползут – одна из них складывается дугой и вдруг, будто дротик, вибрируя, взвивается в воздух. Нацеливается она прямо в меня. Летит, впрочем, медленно, как и снаряд, выпущенный из «Мальчика». Я инстинктивно, точно тренировался заранее, успеваю выдернуть меч и, продолжая движение, выставляю клинок ей навстречу. Эльфийское острие рассекает гусеницу пополам. Обе половинки скручиваются в кольцо, вспыхивают и осыпаются на брусчатку снопами искр. К сожалению, легче от этого не становится. Еще три или четыре гусеницы, напружинив хвосты, прыгают в нашу сторону.

Мне их уже не перехватить.

– Сюда!.. Скорее сюда!..

В просвете домов я вижу Аля, который яростно машет рукой. Откуда он, почему, выяснять времени нет. Мы с Квинтой, пригибаясь, бежим через улицу. Гусеницы за нашей спиной, промахнувшись, тяжело брякаются на мостовую. Промахиваются, однако, не все. Что-то с ужасной силой дергает меня за рукав, и краем глаза я вижу, что из рубашки выдран приличныйздоровенный клок ткани.

К счастью, мы уже в переулке.

Аль заслоняет нас и так же яростно отталкивает назад:

– Домой!.. Домой!.. Уходите!..

– А как же ты?

– Я их задержу!

– Нет, – отвечаю я. – Я тоже останусь…

Никогда я еще не видел Аля таким. Он буквально испепеляет меня из-под нависших бровей.

– Я вас сюда привел, я и выведу!.. Бегите!.. Мне ничего не грозит!..

Словно в доказательство своих слов он поворачивается к летящей гусенице, выставляет обе ладони и как бы что-то толкает. От ладоней отделяются синеватые круги дыма. Они касаются гусеницы, и та сразу же вспыхивает.

Снова сыпется дождь ярких искр.

– Бегите!.. Я вас потом разыщу!..

В конце короткого переулка я оборачиваюсь. Картина эта, будто мгновенная фотография, отпечатывается у меня в памяти. Аль стоит, заслоняя собой вход между домов, руки у него подняты, пальцы быстро-быстро, творя колдовство, шевелятся, от них отделяются кольца синеватого дыма, а по воздуху, приближаясь к нему, плывут, разевая пасти, четыре громадных металлизированных существа…

Все остальное укладывается в считаные минуты. Мы мгновенно оказываемся у моего дома, куда, собственно, этот переулочек и ведет, без каких-либо приключений перебегаем к парадной, и лишь прикрывая дверь, замка на которой, естественно, нет, я замечаю, что мостовая неподалеку от нас начинает ужасно пучиться: приподнимается, покрывается трещинами, выворачивает земляные корни камней.

Гусеницы добрались уже и сюда.

Правда, теперь мы в относительной безопасности. Проникнуть в дом не так просто – граница его со средой представляет собою сплошной брандмауэр. Какое-то время у нас имеется. Конечно, не слишком много, но нам много и ни к чему.

Я сразу же устремляюсь к консоли. К счастью, у нас с Квинтой давно выделен прямой операционный канал. Вряд ли гусанос, даже если сумели его раскопать, успели заблокировать линию, или забить ее шумом, или поставить на ней какой-нибудь фильтрующий шлюз. Да, конечно, ни блокировки, ни внешнего шума, ни шлюза нет. Подтверждается вызов, вспыхивают индикаторы, зажигается «глаз», показывающий, что связь установлена. Я перевожу ее из ручного в автоматический самоподдерживающийся режим, а затем осторожненько, осторожненько, чтобы не гнать волну, расширяю рабочее сечение коммуникации. На стене появляется серое колеблющееся пятно – будто кисея, образованная моросью или туманом. Она увеличивается, бледнеет, покрывается теневыми разводами и наконец прорывается, обнаруживая за собой проход к такой же консоли.

Все, коридор в квартиру Квинты открыт. Данная операция занимает у меня не более шестидесяти секунд. И все это время, выводя и формируя канал, я слышу усиливающийся зловещий скрежет, который накатывается отовсюду: похрупывание, похрустывание, треск скалываемого кирпича, посапывание какое-то, почмокивание, глухое позвякивание металла.

Гусеницы с тупым упорством прогрызаются внутрь.

Дом подрагивает, даже цапля на картине шевелится, как будто вот-вот взлетит.

Впрочем, это уже не имеет значения.

Главное, что открыт коридор.

– Ну, я пошла, – сразу же говорит Квинта. Она тесно и жарко прижимается ко мне со спины. – Не оборачивайся, пожалуйста, не смотри – плохая примета… И вот что я тебе еще хотела сказать… У нас все хорошо… Запомни только одно: у нас все хорошо…

Я тем не менее оборачиваюсь и успеваю поймать ее за руку.

– Ну, в чем дело? Что происходит? Кто ты там, на Земле?.. Ты – семидесятилетняя негритянка, которая моет в магазинах полы? У тебя астма, ты куришь марихуану, а в интернет ты выходишь с доморощенного компьютера, который где-то нашла?.. Или ты, быть может, лежишь парализованная в больничной палате: медицина бессильна, наш мир для тебя – единственный способ жить?.. У тебя проказа? У тебя нет рук или ног?.. Ты – обрюзгшая домохозяйка, тупая, с жирной спиной, мать троих взрослых детей?..

Квинта освобождает руку.

– Меня просто нет на Земле, – говорит она. – Прими это как факт. Меня просто нет – и все…

Она шагает к себе.

Туманная пелена коридора начинает смыкаться.

Я еще вижу, как Квинта склоняется над своей консолью. Как она быстро вздыхает и кладет пальцы на клавиатуру. А потом что-то рушится у меня за спиной, звуки скрежета и похрустывания лавиной врываются в комнату.

Вздрагивает в агонии весь дом.

Цапля на картине трепещет и вдруг взмахивает волшебными крыльями…

Сосед справа, наверное, уже минут двадцать бубнит по сотовому телефону. Сначала он долго и муторно жаловался на то, что опаздывает, встали насмерть, затор, буду, по-видимому, не ранее десяти, а теперь так же муторно, с угнетающими подробностями объясняет, как надо правильно оформить какие-то документы: в графе такой-то обязательно должно стоять то-то и то-то, а в разделе о сроках поставок – пункт насчет пролонгации из-за непредвиденных обстоятельств.

– Сразу же не включим это – потом сгорим… Ну – делай, делай, Мирон!.. В десять мне это понадобится!..

Временами он раздражается и повышает голос. Ему явно мешают две женщины, сидящие впереди. Одна из них уверенным начальственным тоном вещает: «Скажешь, что с утра меня нет, поехала в банк… Что?.. Когда вернусь, тогда и вернусь!.. Да, вот так! Это никого не касается!..» А вторая, выглядящая гораздо моложе, прикрывает трубку рукой и чуть ли не плачет: «Он мне уже позавчера говорил, что – это в последний раз… Ну так получается… Ну что я могу сделать?.. Честное слово, вышла за полчаса…»

За спиной у меня тоже что-то непрерывно гундят, а из кабины водителя, из приемника доносятся уверенные интонации диктора:

– Специалисты считают это крупнейшим сбоем операционных систем за последние несколько лет… Тысячи пассажиров, среди которых много отпускников, застряли в ожидании вылета… Сейчас службы аэропорта пытаются вручную наладить учет…