Дмитрий Старицкий - Вверх по течению (СИ) Страница 36

И еще один серьезнейший фактор, мешающий ритмичной работе тыла обеспечивать армию всем необходимым это перегрузка железнодорожного транспорта в прифронтовой зоне и его недогруз в глубоком тылу, что создает ощутимые препятствия в деле подвоза сырья, топлива и вывоза готовой продукции. Правительство пока видит выход в немедленном объединении всех железнодорожных компаний в единое министерство путей сообщения. Но может быть вы нам подскажете менее затратный способ, нежели все бюрократизировать.

И последнее. Резкий рост потребностей вооруженных сил вызвало резкое повышение цен на военную продукцию, часто необоснованное, и это создало не только благоприятные условия не только для развития военных отраслей промышленности, но и широчайшие возможности для тривиальной спекуляции и мошенничества. Предупреждаю, что за необоснованное повышение цен на военную продукцию будем расстреливать владельцев предприятий как за пособничество врагу. Такой указ лежит у императора на столе и ждет только его подписи. Игры кончились. Война идет на выживание. Или мы или нас.

У меня все, господа, теперь правительство хотело бы послушать ваши конструктивные предложения, для чего собственно мы вас здесь и собрали, оторвав от насущных дел.

— Так это что же получается, ваше превосходительство, — раздался мощный бас. — Пушки вместо масла?

— Да, именно так, — спокойно ответил премьер — Пушки вместо масла, пока мы не победим. Потому что если мы проиграем, то наше масло будет жрать оккупант, и нам оно все равно не достанется. А победим, так будет вам не только хлеб, но толстый кусок масла на нем. Даже с колбасой.

Тут из зала вышел озабоченный Вахрумка и отправил меня с запиской в штаб, чтобы ему там срочно подобрали необходимые справки и поэтому саму дискуссию власти и бизнеса я пропустил. А жаль. Весьма интересно и познавательно. Да еще их первых рук.

В штабе меня посадили на попу ровно, дали в руки пачку свежих газет и приказали ждать.

На первых страницах всех газет напечатан указ о введении военного положения по всей территории империи. Отныне вся полнота власти сосредоточена в руках императора, как верховного главнокомандующего.

Ниже напечатали еще несколько разъясняющих указов.

О комендантском часе в темное время суток. О специальных пропусках, позволяющих гулять по ночам особо доверенным людям. Также об органах наделенных правом выдавать такие пропуска. И категории должностей, которым такие пропуска положены априори.

Об ускоренном военно — полевом судопроизводстве в тылу за гражданские уголовные преступления. Особо отметили грабителей, которых в тылу приравняли к мародерам, и они с сегодняшнего дня подлежали расстрелу на месте преступления без суда и следствия. Простым военным или полицейским патрулем. Полиция также получала расширенные права. Обычные уголовники вместо тюремной отсидки теперь получали каторгу с кандалами и должны были с кайлом в руках заслужить себе прощение на рудниках, где стал ощущаться недостаток рабочей силы.

О введении военной цензуры во всех печатных изданиях империи.

О приостановлении на время войны действия всех политических партий и их политической борьбы в империи. 'Осталось только две партии — патриоты и враги', писал император в указе. Все выборы на местах замораживаются до победы. Избранные до войны на местах сеймы работают до победы. Новые выборы состоятся только после окончания войны, ибо большинство граждан мобилизовано в армию, а армия в империи традиционно вне политики. С начала войны один день службы в действующей армии приравнивается к трем дням службы в мирное время. Соответственно количество имперских граждан существенно повысится в процентном отношении после победы. Когда их демобилизуют тогда и будут назначены новые выборы. Фактически по всей стране введено прямое правление императора, точнее его правительства.

О единоначалии армии и флота. Все королевские и герцогские армии теперь напрямую подчинялись военному ведомству и генеральному штабу империи, как неотъемлемые части имперской армии. Короли и герцоги отныне не командующие своими армиями, а их шефы.

О шпионаже и пособничестве врагу. Основные тезисы этого указа уже прозвучали в речи канцлера. Для промышленников было два наказания за длинный список преступлений. Первое — предупреждение и гигантский денежный штраф. Второе — для гражданина потеря гражданства, а для подданного — расстрел с конфискацией всего имущества. Третье предупреждение — для бывшего гражданина расстрел с конфискацией.

О создании подчиненного лично императору Департамента имперской контрразведки для противодействия шпионажу, диверсиям, панике и пособничества врагу. Самый короткий указ. Больше в нем ничего не было.

О введении поста офицера контрразведки в отделах квартирмейстеров в дивизионных, корпусных и армейских штабов. С очень широкими полномочиями.

Круто взялись. Видимо действительно империя встала на край пропасти. И видимо что‑то страшное произошло на западном фронте, так как у нас никаких условий для таких резких движений не наблюдалось.

В этих указах и проявилась дуалистичность имперской монархии в том, что весь либерализм и парламентская демократия и до войны были спущены на места, а центральная власть, объявив военное положение, получала по факту ничем не ограниченные диктаторские полномочия. Собрание глав субъектов империи — Имперский совет, старое феодальное образование и раньше‑то имел только совещательный голос при императоре, а теперь и вовсе стал только декорацией.

В местной 'Королевской хронике' еще напечатаны указы ныне сидящего на троне Бисера о принятии на себя в этот трудный для отечества час должности командира Ольмюцкой Гвардейской артиллерийской дивизии особого могущества и вступлении его самого в имперскую службу в действующем чине генерал — лейтенанта, в каковом он пребывал со дня собственной коронации.

И еще указ — о назначении младшего Бисера, который кронпринц, начальником Ольмюцкого интендантского управления военного ведомства империи по согласованию с главнокомандующим, то бишь — императором.

Напоследок шел королевский указ о передаче штаба Ольмюцкой армии в непосредственное подчинение имперскому генеральному штабу, а не опосредованное, как было до того. Теперь все кадровые перестановки у нас зависели от имперской столицы.

Тут увлекательное чтение пришлось мне прервать, так как принесли заказанные Вахрумкой справки, и я галопом помчался в оперу, зажав под мышкой планшетку с запечатанным пакетом.

Перемены не заставили себя ждать. Не прошло и двух недель от большого совещания в оперном театре, как у нас в штабе произошли большие перестановки. Можно сказать стратегические.

Штуру присвоили чин полного инженер — генерала и перевели в имперский генеральный штаб на повышение. Теперь он начальник штаба всех инженерных войск империи.

Капитан — лейтенант Плотто окончательно прописался в дирижабельном эллинге, но теперь как командир Королевского воздухоплавательного отряда и тоже покинул дворец. Пользуясь создавшейся кадровой неразберихой, мудрый моряк утащил с собой моего снабженца — ефрейтора.

Новая метла тщательно вымела места для своих ставленников. Единственно кто остался на местах — это мои мажоры, вернувшиеся из учебных лагерей.

Даже 'родственника' короля Вахрумку назначили командиром имперской военно — железнодорожной бригады на постройке важной в стратегическом плане железной дороги в горных бебенях от южного моря в Отогузию. Видимо кто‑то очень влиятельный не просто убрал майора из штаба, но и двинул его на очередную ступень войсковой стажировки перед занятием более высокого штабного поста. Его величество ценз в офицерской карьере по — прежнему всем рулит.

Майор, уезжая, приватно пообещал меня к себе перетащить, как только сам устроиться на новом месте. Но как только Вахрумка уехал, то новый начальник королевских инженерных войск генерал — майор Штепке на следующий день сослал меня на полигон. Помощником начальника полигона по военно — технической части. Формально повышение, обер — офицерская должность, а фактически ссылка.

Когда провожали Вахрумку на вокзал, от перрона медленно отходил санитарный поезд.

В раскрытых дверях одного из вагонов стояла в небрежно накинутой на плечи длинной дорогой шубе знакомая мне чернявая незнакомка и курила черную пахитоску через длинный янтарный мундштук.

Дама с Вахрумкой любезно раскланялись, но они даже перекинуться словом не смогли из‑за паровозных гудков.

Я все смотрел в хвост поезда и как наяву вспоминал пляшущий перед моим носом заряженный револьвер под аккомпанемент сладострастного женского рычания. И ее расфокусированный взгляд новорожденной. И сладкое лоно ее…