Третья Жизнь. - Антон Ярыгин Страница 37

Сам не заметил, как пролетело время. Планшет зарядился полностью. А я за это время узнал всё, об устройстве летающего города. А что там с планшетом? Так, заряжен. Включаю и… Отлично, без блокировки. Итак, что это у нас. «Письмо Ярославу»… Это мне, я так понимаю. Ладно, почитаем.

«Здравствуй, Ярик, сынок! Прости меня, своего папаню недостойного. Да, я, вроде как, самоустранился от семейной жизни в работу и водку. Жаль, что до меня это дошло только сейчас. Мне недолго осталось. Потому я скорее буду мёртвым на момент твоего прочтения. Да, работа у меня была не из лёгких. И, похоже, что я там и останусь, к сожалению. Мне на замену никого не дают. И в ученики. Думал, может, тебя научу. А тут раз — и тебя нет. И следов твоих нигде нет. Только на двери мусоросборника поцелуй губнушкой нарисован…»

Ага, понятно, почему меня не искали — как найти то, что исчезло без следа? Вернее — следы были уничтожены. Эх, Хипштейны, и что же я вам такого сделал? Ладно, читаю дальше:

«Мы пытались найти. Но, к сожалению, ничего не указывало на то, куда ты исчез. И никаких следов не было. Опять же, так получилось, что я сдался первым. Мама ещё пыталась, но из-за безрезультатности она тоже начала угасать.

Ладно, Ярик, если ты жив, то только напоследок дам такой совет — не доверяй Хипштейнам! Они без нас — никто. Никто из них не знает всех нюансов и тонкостей в обслуживании всей системы.

Когда АэроМосква взлетела, нас, простых работяг, решили прикончить. Всех. Типа мы лишние, балласт. Тогда за уничтожение нас отвечал Соломон Хипштейн. Это была настоящая война. Которая, как я думал, закончилась со смертью Соломона Хипштейна. Мы, вроде как, заключили мир. Однако, как позже стало ясно, никаких соглашений они блюсти не собирались. Да, мы работали. Да, нам особо никто не мешал. Но и не помогал. Даже более того: я остался последний из тех, кто имел хоть какой-то политический вес. Все остальные либо сами умерли, либо погибли в результате несчастного случая. Поэтому — не доверяй Хипштейнам! Хотя это твоё личное дело.

Ты, наверное, не знаешь этого, но: такие города, как АэроМосква, появились лишь благодаря тому, что люди, подобные Хипштейнам, стремятся к абсолютному всевластию.

Далее: если вздумаешь за нас мстить, то подумай: это достаточно сильный род! И месть одному из них — вызов всему клану. Помни об этом! И, если всё же решишь это сделать — вали их всех! Но, после этого, тебе придётся взять в свои руки управление Аэромосом. И тут ты обнаружишь один неприятный момент: топливо для реактора. Фабрики по его производству были в Нижнем мире. Но они закрылись по нескольким причинам: во первых: склады были заполнены. Во вторых: новых работников не могли найти. А в третьих: те, кто были, они уже не просто не помнят всей технологии — они не захотят вернуться на это производство. На момент написания запасов топлива ещё лет на десять хватит. А потом, если аварийная автоматика не откажет, он опустится на землю. И на этом всё величие летающих городов закончится. Помни об этом!

С любовью, твой отец Сергей Виннер».

Как Олег я к нему равнодушен. Но как Ярослав… Да, я его ненавидел, но теперь у меня слёзы наворачиваются. Так, спокойно! С отцом мы уже не увидимся — судя по слою пыли в квартире тут уже несколько лет никто не живёт. Куда он делся — позже узнаю. А сейчас — мама!

***

Вот она, лечебница нашего города. Захожу внутрь.

— Здравствуйте, а где лежит Светлана Николаевна Виннер?

— Простите, а вы ей кто?

— Официально, по документам, никто. Олег Сергеевич Новиков. Однако по биометрической базе города — её сын, Ярослав Сергеевич Виннер.

— Так вас как записать? — возмутилась регистраторша.

— Повторяю: я. Официально. Олег Сергеевич Новиков.

— А чего вы мне тут лечите, что вы — её сын? Он погиб четыре года назад.

— Пустите, пожалуйста. Мы с ней сами разберёмся.

— Ладно. Палата номер триста шестнадцать. Она одна там лежит.

— Спасибо. Кстати, а это куда идти?

— Ох, там, направо, лестница. Поднимайся на третий этаж. Там найдёшь.

— Спасибо большое!

И побежал. Всё, я на третьем. Итак, где здесь шестнадцатая палата? Хм-м-м. Так, слева палаты, и справа палаты. Налево — 7, 8, направо 9 и 10. Значит направо. Бегу аж в самый конец коридора. Фух, сорок метров одолел. Так, ага, 315 и 316. Сюда. Захожу, и вижу печальную картину: как и предсказывала эта Елена Петровна, мама лежит овощем. Глаза смотрят в одну точку.

— Мам, мама, это я, Ярик, твой сын.

Что-то, видимо, задел в её голове. Потому что она медленно повернула голову ко мне. Затем:

— Ярослав, сыночек! Я тебя ждала!

Я кинулся к ней, и мы с ней обнялись. На её лице появилась улыбка, из глаз лились слёзы.

— Я верила, что ты жив! Даже папке твоему, покойному, говорила это!

— Мам, так папа умер?

— Да, и я не выдержала. А теперь, когда я тебя увидела вновь, можно спокойно и уйти.

— Но… Мам, мам!!!

Она умерла. Тихо, спокойно, с улыбкой на лице. Она дождалась. Она обрела покой. Но мне это успокоение не принесло. Я нашёл внутренний переговорник, и вызвал врача на освидетельствование.

— Что, отмучилась она? — спросил с порога врач.

— Наверное, — недовольно ответил ему.

Он подошёл ближе:

— Эх, вот бы все так уходили на тот свет — с блаженной улыбкой на лице. Видать, признала в тебе сына.

— Я и есть её сын! — и пошёл на выход.

Как хоронят в летающих городах — лучше не видеть. И не знать. Поэтому пусть это делают те, у кого нервы это выдерживают.

***

— Господин, она его признала.

— Кто кого признал?

Глава рода Хипштейнов не очень любил, когда его отвлекают.

— Светлана Виннер в Олеге Новикова признала сына! Она на минуту буквально пришла в сознание.

— И?

— А потом умерла.

— Понятно. Спасибо, свободен.

Прислужник ушёл. «Нда, хорошего человека мы на борт приняли. Нам, в скорости, каждого шага бояться теперь?» — думал глава рода, вспоминая события старины глубокой.

После чего