Олег Айрашин - Камуфлет Страница 4

– Да ладно, у нас это не сработает. Не, на пиво-то всей страной. А так – нет. В России признают авторитет, если это дубовая сила.

– Правильно, психология рабская. И тогда задача облегчается.

– В смысле?

– Феномен жёлтой обезьяны. Ты в курсе?

– Как-то смутно.

– Знаешь, как заставить человека думать о жёлтой обезьяне? Надо сказать: не думай о жёлтой обезьяне. И выходит, с человеком можно сделать что угодно. Уже делается.

Обалдеть! Мы с Белым пьём водку и обсуждаем феномен жёлтой обезьяны.

Не узнаю бывшего однокашника. Ах да, он теперь вона где служит; использует чужие мозги и навыки. Точно, как и с атрейским способом.

Хоть ясно, откуда черпает. А то уж начал подозревать… Хотя нет. Тогда бы в Академии встретились, хоть раз. Но ведь он в Москве недавно. А может, первый сектор? А чего гадать, проверим потом.

Что-то я хотел спросить…

Незаметно заглянул в шпаргалку: «Провалы -?». Ах, да.

– Белый, да чёрт с ней, с обезьяной. Лучше объясни-ка, почему наши за бугром прокалываются? Серьёзно же готовят?

– Ну да. Только против лома нет приёма. Сдают наших, Костя, свои же сдают. Раньше как бы из любви к свободе, а сегодня – к деньгам, – он сжал кулаки.

– Слушай, я ещё стрельну сигаретку?

– Бери, чего спрашиваешь.

– Благодарствую. Ну, а другие причины?

Он улыбнулся.

– Видишь ли, у каждого человека есть ахиллесова пята. Главное-то закладывается в детстве. Позволишь слабинке перевесить – и всё. Я не говорю о вещах, которые легко отслеживать, ну, там, вилку держать в левой руке.

– А огурец – в правой.

– Ага. Или взять, к примеру, манеру стряхивать пепел. Вот как ты это делаешь?

– Как все, в смысле, как всегда, – сбил пепел с сигареты, постучав по ней указательным пальцем.

– Именно, как всегда. Но не как все, на Западе так не делают. Знаешь, сколько я переучивался, чтобы по-ихнему? – он коснулся концом сигареты края блюдца – пепел отделился.

– Видишь, у меня уже на автомате.

– А ещё?

– Не матюкнуться по-русски, когда перепьёшь, да много чего.

Он достал авторучку, открыл записную книжку на чистой странице.

– Представь, ты в Америке, на задании. Напиши-ка сегодняшнюю дату.

Не, на это нас не купишь. Знамо дело, сначала пишут месяц, за ним день:

2006 /8/17

– Ты арестован! – он сделал свирепое лицо.

– Но на чём…

– Вопросы здесь задаю я! Где вы зарыли парашют? Будем запираться или сознаваться? – он сделал вид, что прижигает сигаретой мою руку.

– И где же я дал маху?

– Костя, ты споткнулся о крошечную чёрточку.

– ?

– Перечеркнул семёрку горизонтальной полочкой, так делают лишь русские. Конец тебе. А ну, быстро: имена, пароли, явки! В глаза смотреть! На кого работаешь?! – он жахнул ладонью по столу.

Ну, блин. Век живи…

– Давай, Белый, выпьем, чтоб наши не попадались.

Надо бы спросить и про ихних шпионов.

– Понимаешь, Костя. Нельзя контролировать сознание постоянно, рано или поздно что-то выплывет. Больше скажу, сегодня мысли людей – не их собственные.

– ?

– Вспомни, как нас учили классики: бытие определяет сознание.

– А разве не так?

– Нынче по-другому, через экран. Понимаешь?

Пока я смекнул одно: меня ловко отвлекли от интереснейшей темы. От провалов разведчиков – опять на философскую муть. Не лучшая тема для разговора за бутылкой.

– От чего раньше уклад мыслей зависел? От семьи, друзей, улицы, от важных для нас людей, – Белый говорил медленно, и такой темп завораживал. – А сейчас бал правит авторитет по имени Телевизор. У молодых – Интернет. На экране вовсе не жизнь – но производная от бытия. А сознание – вторая производная, зависит, чем нас пичкают. Понимаешь: вторая производная. Вторая производная.

Белый ждёт ответа. Но вопроса-то не было. И снова показалось… Ладно, проверим. Аккуратно, чтобы комар носа не подточил.

– Белый, ты прав. На двести процентов. Да, истинная информация дороже пережёванной. Но настоящую-то получить непросто. Удаётся разве что профи: журналистам да разведчикам. Но они улетают. Кто из газеты или с канала, а кто, – тут я произнес условную фразу, – в грунт, на минус полтора.

Теперь – выдержка. Ноль. Один. Два. Три. Не отозвался. Не из наших. Жаль… Можно расслабиться. Стоп, рано ещё. Он должен забыть ту фразу.

– Белый, а вот скажи: как уходить от вооружённого преследования? Я слышал, от метра до двух – дистанция смерти, – кажется, теперь мне удалось ловко сменить тему.

– Уходить? Быстро.

Я хихикнул.

– Ценю твой юмор. Но представь: оружия нет, приёмами не владеешь, а у противника пистолет. А не убежишь – хана. Может, новые наработки появились? Или безнадёга, как тогда против атрейского способа?

Белый расцвел. Но главное, выпустил из памяти ту фразу.

– Костя, нужны детали для новой книги?

– Ну, блин. Ты опасный человек, мысли читаешь.

– Тогда слушай. Шанс появляется при дистанции три метра и более. И коль терять нечего…

– Но как именно, делать-то что? Я правильно понимаю, надо петлять зигзагами?

Он хохотнул:

– Вот-вот, хорошо сказал. Зигзагами, да ещё петлять. Круто. А главное, убегай в левую сторону. Но в Израиле всегда уходи вправо.

– Да ну? Так ближе до канадской границы? Издеваешься?

Он снова рассмеялся:

– Ни в коем разе. Психология стрелка – вот секрет. На Западе пишут слева направо, привычка сидит в подкорке. А раз ты уходишь влево, врагу придётся вести ствол и целиться как бы против почерка. Поперёк желания.

Ах, чёрт! И фразочка сильная: поперёк желания.

– Слушай, а вот ещё… Про наших агентов я понял. А вот ихние шпионы как? На чём палятся?

Он улыбнулся:

– Тоже на мелочах. В России трудно работать, если вырос не здесь: менталитет резко отличен.

– А всё-таки? Семёрку не перечеркивают? Или пить не умеют?

– Не в этом дело. Насчет пить, так учат не пьянеть; ещё пилюли специальные, так что могут наравне. Но опять же, – он задумался. – Вот случай, уже здесь, в России. Пасли мы двух субчиков, но твёрдой уверенности не было. Решили проследить плотнее. А у тех, видать, были подозрения насчёт слежки, шифровались грамотно. Как-то взяли они литровую – и в номер.

– Они что, в гостинице остановились?

– Ну да, а комната на прослушке. Поначалу всё по-нашенски: матерки, окурки в форточку. А потом – вот идиоты: бутылку не прикончили. Костя, там ещё грамм двести – а её, ещё живую – в холодильник. Скажи, ты на такое способен?

– Что ты! Надругательство над национальной святыней! Поматросить и бросить.

– Точно. Выходит, недопитая улика помогла вывести супостатов на чистую воду. Кстати, давай выпьем.

– Давай. Чтоб наши дети за трамвай не цеплялись.

Белый рассмеялся: наверняка вспомнились трамвайные приколы сорокалетней давности. Он хохотал, точно зная: я думаю о том же.

Отсмеявшись, он махнул стакан, захрустел огурцом.

– Или вот, последний случай. Вели мы одного субчика. Гад оказался опытный, мы и кличку ему дали: Супер. Вёл себя ну оч-чень естественно, даже переигрывал. Душ принимал раз в неделю, сморкался на тротуар, и, кстати, частенько ссал в подъездах. А уж насчёт матюков, прямо виртуоз. Видать, готовили лучшие спецы по России, из перебежчиков. Мы уж засомневались, мол, всё чисто. С глубоким прискорбием приносим свои извинения. А нет, прокололся! И знаешь, спалился на чём?

– Ну-ну-ну?

– У нас рыбалка подвернулась, зимняя. И нашли повод, Супера тоже пригласили. В марте было, но ещё морозило. Наши-то закалённые, а после двухсот грамм, сам понимаешь, никакой холод не страшен. Разогрелись, рассупонились. И эта сволочь тоже. Даже шапку снял. Чтобы его вражеская морда не отличалась от наших. А закалка-то не та, аж посинел. Я говорю, нормальным русским языком: «Ты чо? Надень нахуй шапку, а то голова замёрзнет». Наш бы отшутился, типа: «Вот уж хрен. В прошлый раз в ушанке был, водку предлагали, а я не услышал». А этот чудик что сделал? Ну, ты понял?

Ещё бы, ведь я знал почти все анекдоты. Но какая аранжировка!

Теперь ясно, что так притягивало к Белому: его уникальные знания и навыки.

Не сочтите за нескромность, взять хоть вашего покорного слугу. Да, эрудирован, но и только; да, ребята это ценили, просили задачку решить и так далее. Но такие способности не из разряда особых. При желании почти любой может перелопатить кучку книг и стать продвинутым.

А Белый – совсем другое. Внутренняя сила, она проявляется через весёлость. Нестандартность, независимость. Мужественная красота, наконец.

Чем-то напоминает Фиделя. Да, команданте Фидель Кастро Рус – человек, родной для пацанов из т о й жизни. Кстати, похожий нюанс обыграл Чак Паланик в книге «Бойцовский клуб». А ещё лучше – в фильме. В Голливуде, что ни говори, умеют работать.