Алексей Щуров - Дом пятидесяти двух карт. Мир Корпорации Страница 4

На следующий вечер давали Моцарта. «Волшебную флейту». Какофония ди-джея орала на всю оперу, но зрителей это не смущало, по привычке им было все равно. Они шли не слушать, а Клер приехала за десять минут до начала, стричь купюры, срывать овации и питаться восторженными криками зрителей-идиотов. Нет, голос у нее был, божественный голос, и механизм, воспроизводящий звуки, работал безупречно, еще ни разу не дав сбоя. Говорили, что страсть Марии Каллас воплощена в нем. Лицом не вышла – зато получалось брать голосом. Пусть даже записанным на фонограмму или скомпилированном в различных аудиоредакторах. Великая Клер – голос и лик нынешней Современной Оперы!

«Флейту» давали в один присест – так было даже написано в программке, чтобы зрителям было понятно, о чем идет речь. В отличие от пустого ангара на сцене и целлофана на актерах, Клер облачили в классическую черную тогу, выбелили лицо и навели черные тени под глазами – так чтобы вид у нее был прекрасный и грозный. Против образа Ночи режиссер не рискнул пойти – суеверным оказался. Все шло более чем стандартно. Всем давно надоела безумная смесь из разных спектаклей, которую скармливали простакам – очередной джанк-фуд, только музыкальный. Арию царицы, представшей пред Паминой, записали в классическом исполнении. И вот на Клер надевают сбрую, крепят ее карабинами к тросам – и она парит под потолком – грозная и прекрасная, лицом к зрителям, исторгающая гнев и боль в своем обращении:

Дочь, смерть неси

Коварному Зорастаро!

А когда дошла очередь до пассажа «Иль боле мне – не дочь», Клер поднесла руки к лицу, словно хотела снять маску, левый трос оборвался и ее начало мотать по всему периметру, что не могло не вызвать гомерического пьяного хохота в зале. Даже появившийся на экране задника крысиный профиль, истлевающий, словно подожженная кинопленка не был так смешен, как кульбиты орущей от страха живой крыски. Закончилось все действительно смешнее некуда: Клер рухнула с высоты и сбила Памину с ног. Да, все это происходило под дикие вопли самой Клер и непрекращающейся заевшей на аканье фонограмме.

Окончательно запутавшись в тросах, Клер заковыляла за кулисы, где на нее уже показывали пальцем… Провал был полный.

Но в гримерке ее уже ждали. Телекамеры и ведущая демонического вида.

– Божественная Клер, – сладко протянула мегера. – Шоу было очень экстравагантным, не находите?

– Вы, вы кто такая? – не поняла Клер.

– Выбирайте: друг или враг – решать вам, – ответила мегера. – Можете называть меня Малефисент. Это имя все равно ничего вам не скажет. Ведь вы не смотрите телевизор.

– Времени нет, – пожаловалась Клер. – Постоянные репетиции.

– Полно вам, – улыбнулась Малефисент. – Я знаю всю эту кухню. Мне ничего не стоит превратить катастрофу в триумф, и сделать все с точностью наоборот. Я даю вам пару минут, Клер, чтобы вы пришли в себя. Потом небольшое интервью, в котором вы в красках распишите мастерство постановщика. А взамен…

– Что взамен? – Клер вцепилась в спинку стула до боли в суставах.

– Взамен пока ничего, – ответила Малефисент. – Всему свое время. Отдадите долг и сами этого не осознаете. По рукам, коллега?

– П-по рукам, – согласилась Клер, и дамы обменялись рукопожатиями.

– Не нужно грима и подготовки, Клер, – произнесла Малефисент. – Только поделитесь вашими ощущениями – и дело сделано.

И тут же скомандовала:

– Камера, пишем!

Дама червей и король червей. В одной руке

Зал был многолюден.

Духота и жара… Помещение натоплено, забито до отказа журналистами, едва ли не лезущими друг другу на головы. Блокноты, карандаши, ручки… Камкордеры, айпады, профессиональные камеры… Пишущая толпа. Журналисты и телевизионщики толпились даже в дверном проеме, не давая ей, звезде дня, пройти внутрь.

О да! Она была великолепна, несмотря на свою экстраординарную внешность. Многие мужчины сами не понимали, как оказывались под чарами ее обаяния – достаточно было только взглянуть на нее. Казалось, острый нос и крысиный профиль должны были отталкивать, но Клер умело пользовалась внешностью, которой наградила ее природа. Да и разве можно было устоять против соблазна, порожденного ее голосом, будоражащим весь диапазон чувств – от возвышенных до животных инстинктов…

– Прошу пропустить, а то пресс-конференция не состоится, – Клер пришлось заговорить, чтобы толпа дала ей дорогу.

Едва она вошла в конференц-зал, как журналисты тут же отрезали путь Олафу и Малефисент. Клер, не оглядываясь, шла к трибуне.

Подойдя к стойке с микрофоном, она устремила взгляд в

противоположную точку – к выходу, словно в конференц-зале никого не было.

– Наконец, я развожусь с мужем. Мне это необходимо для развития карьеры: у меня открываются новые перспективы, и я не хочу их терять. К тому же, есть некие факты, которые помогут ускорить развод. Все подробности можно узнать у моего пресс-атташе. Всем спасибо за то, что пришли.

Закончив речь, Клер направилась к выходу. Ей не пришлось протискиваться сквозь толпу журналистов. Они сами расступались перед ней. А она шествовала в озарении фотовспышек, безучастная ко всему происходящему вокруг.

Выйдя из бизнес-центра и сев в машину, Клер велела водителю ехать к опере, не обращая внимания на Олафа, умудрившегося при всей его тучности выбраться из здания и семенящего прямо к авто.

Подъехав к карикатурному строению, Клер направила свои стопы прямо внутрь этого монстра из стекла и металла. Затем, поднявшись по главной лестнице, она свернула в боковой пролет, где располагались грим-уборные. Пройдя в конец коридора, Клер открыла неприметную дверь своим ключом и, оказавшись внутри, заперлась. Сбросив пальто и сняв шапочку с вуалью, она растянулась на кушетке и уставилась в потолок.

Полежав в таком состоянии минут пять, Клер подошла к зеркалу и принялась наносить макияж. Эту работу она предпочитала теперь делать сама, с тех пор, как похвалила жуткую постановку «Волшебной флейты», а теперь… ее голос наконец оценили по достоинству! La Scalla! Миг признания наступил. Она взойдет на эту священную сцену и покорит публику своим голосом, воистину гениальным, потому что она теперь могла менять диапазоны и все оперные партии были ей доступны, и не было ни одной роли, которой она не смогла бы исполнить.

А здесь? Жалкое прозябание под фонограммы. Не о такой карьере Клер мечтала, когда впервые пришла под свод этого строения простой хористкой – одной из многих. Каждый раз, когда она пыталась внести в партии что-то свое, ей затыкали рот, и дело не ограничивалось обыкновенными замечаниями – все заканчивалось переходом на личности и оскорблениями по поводу внешности. Нет, видели, сенсация? Поющая крысоморда! Так выразилась блиставшая тогда прима, обладающая пышными формами.

И это чудо исполняло партию Тоски… Было смешно смотреть, как она еле машет руками и выпячивает глаза во время исполнения высоких нот… Тщедушного Скарпиа она могла спокойно раздавить своей массой, но по сюжету коварного графа нужно было заколоть. Эта сцена всегда вызывала у зрителей хохот. Похоже, публика забывала о своих делах, когда на сцену выходила примадонна – такое зрелище невозможно было пропустить.

Правда, с примадонной случилась одна маленькая неприятность. В ее коктейль, который она любила принимать после каждого акта, однажды попала серная кислота – так что дело потерей голоса не обошлось. Скорая, как всегда, прибыла вовремя – когда примадонну уже нельзя было спасти, полиция так ни до чего и не докопалась, тем более, что поговаривали, будто бы прима сама любила эксперименты с ядами. Так что экзотическое зелье могла спутать и с кислотой, скажем, положила его не в ту склянку.

Дело быстро замяли, а все главные партии перешли к Клер, потому что она была единственной, кто мог в этом балагане хоть как-то петь. И Клер пела. Но не как попало, не просто попадая в ноты. Она жила всем этим, но что толку, если оркестра нет, а твой талант никому не нужен. Она видела, какая публика приходит в оперу, которая давно уже перестала быть храмом. Это было строение, в котором собиралась тусовка более высокого ранга – не более того. Но Клер осознавала одно: плевать на публику. Нужно совершенствоваться самой, а время покажет.

Сегодня ее последний спектакль в этом убожестве. В этом дурдоме, где собираются одни сумасшедшие, помешанные на деньгах. Далее – сразу на самолет, а бракоразводным процессом можно руководить из Италии. Сегодня она должна затмить все – даже громко включенную фонограмму с синтезированным голосом – потом пускай обвиняют в безвкусице: а разве не безвкусица, когда имея природные данные, нельзя пользоваться ими?

С этими мыслями Клер занялась губами. Чувственные и алые. Именно такие ей были нужны.