Паноптикум - Чертолин Андрей Страница 4

Работу я закончил уже ближе к шести вечера. Голова шла кругом, я даже не был уверен, что смогу дойти до станции. Глаза терзались, тянулись по сторонам. Скопы, кажется, устроил там революцию, не желая больше оставаться. Иногда я задевал прохожих, выслушивая недовольные фразочки, оскорбления и ругательства. Периодически останавливаясь, я глядел на часы. Как странно: я бродил по улице уже 3 часа. За это время успело порядком потемнеть, ночные огни. Помигивая и сплетаясь в карнавал, заполоняли улицу. Но что еще странно, так это то, что двое мужчин, которых я приметил, выходя с работы, все так же шагали за мной. Один из них был угрюм, толстоват и напоминал обвисший пельмень. Другой же был скрытен, спокоен и долго сверлил меня взглядом.

Может, у меня разыгралась фантазия? Или голова совсем отказала? Но чем дольше я шел, тем больше замечал их за своей спиной: иногда они удалялись. Останавливались, смотрели вывески или билборды, но стоило мне пропасть из их виду, тут же устремлялись за мной. Тут уже стало не до шуток – меня реально преследуют. Да еще эти чертовы импланты, будь они не ладны.

Я пробирался сквозь улицы. В темноте было почти ничего не видно, только изредка я мог ориентироваться по свету окон, вывескам магазинов и порезавших в далеке машин. Мои глаза нещадно садили и намеривались прямо сейчас лопнуть от напряжения. Я то и дело пробирался на ощупь, потому что мне придалось прикрывать их руками. Чтобы хоть как-то сдерживать эти потоки боли. Иногда я начинал видеть какие-то разноцветные полосы, блики – они полностью поглощали всю оптику в свою радугу-гравитаций. Как если бы меня ослепили тысячи прожекторов, специально направленных прямо в глаза. Бежать я уже не мог. Сил почти не осталось, а тьма становилась все гуще, улице уже, сжимали и давили.

Голоса за спиной становятся ближе, и я понимаю, что убежать мне не удастся. Я прячусь за ближайшим мусорным баком, вляпываясь в кем-то брошенные остатки суши. Этот контейнер такой большой и так удачно закрывает меня, что заметить сразу будет очень трудно. Но они найдут меня рано или поздно, а бежать стало совсем невозможно. Правый глаз словно сжимается и резко взрывается импульсом боли. Я прикрываю второй рукой свой рот, чтобы не закричать и подавляя боль, начинаю размышлять.

Как ни странно, после этой вспышки все начинало затихать. Боль начинает отпускать, словно кто-то спустил рукоять: с каждой секундой все легче и легче. Я пытаюсь настроить фокус на своих линзах, вновь поймать в темноте их силуэты. Но шаги уже совсем близко. И времени не осталось. Сейчас я не успею проделать нужные мне манипуляции. Надо решаться – прямо сейчас – другого шанса уже не будет.

Подбирая с земли бывшую когда-то кроватью деревяшку, со всего размаху кидаю лысому здоровяку в лицо. Он закрывается руками, чтобы защитить глаза. В этот момент я бью ему прямо в пах. Речь идет о моей жизни – тут уже не до сантиментов. В драке побеждает тот, кто готов ко всему, пусть этот прием и грязный. Не очень хочется найти себя в криминальной хронике по утру. Второй, слегка жилистый, с 4 пальцами на одной руке, пытается схватить меня за руку. Но его движения словно стали медленнее: так выглядят фильмы в замедленной перемотке. Но мое тело движется все так же, а может даже и плавнее. С медленными и тяжелыми движениями безпальцевого, я быстро уворачиваюсь и второй рукой бью ему в лицо. Удар у меня не поставлен и кулак чуть сгибаясь, отдает болью такой силы, что я теряю концентрацию. Вставший лысый уже успел оклематься и ударом своей дынеподобной руки бьет прямо в живот. На секунду я забываю, как дышать и падаю на колени. Тело отказывается шевелиться. Теперь я скорее марионетка, который отрезали все нитки. Еще один удар летит мне прямо в челюсть. Подошва ботинка как стальная арматура отправляет меня лежать на землю. Я чувствую на губах соленый вкус крови. Похоже, у меня сломан нос, а ещё разбита губа. Болевого шока нет – есть какой-то странный холод то ли от мокрого асфальта, то ли сама жизнь уходит из меня.

И кажется, что глаза все стали видеть куда яснее. Теперь силуэты, их лица стали четче. Даже непроглядная тьма и та отступает. Один фильтр сменяет другой, вот тепловизор, вот похожая на разлинованную тетрадь карта с точным расположением тела, дальше мне показывают какие-то бледные тени и надписи на английском. Это похоже на призраков, отыгрывающих чью-то роль. Я совсем престал понимать, что происходит и только глядел, удивляясь всем возможностям своих глаз.

«Не умирай». – сказало что-то внутри. Давно забытый голос, чем-то такой родной. Я не смог сразу понять кому он принадлежит, но вот он раздастся еще раз. И улыбка сама появляется на моем лице. Странно, наверное, когда ты улыбаешься как дурак, понимая, что жить тебе осталось пару минут. Хотя, может и это и придает мне такое спокойствие.

Последний раз, да. Последний раз я встаю, словно заклеймённый проклятьем. Даже понимая, что шансов у меня и нет. И когда ко мне подбирается жилистый и замахиваясь металлической балкой, пытается ударить меня по голове, я начинаю видеть.

Да, теперь я вижу все. Его медленные движения, биение сердца, тепло тела, даже траекторию удара. Вижу в мельчайших подробностях разбросанный мусор, прокрасившийся асфальт. И у глаз, кажется, нет предела тому, что я еще могу видеть. Мне хватает сил увернуться от прямого удара. Второй замах был уже быстрее, но и его я видел все так же четко. Я точно считывал его движения, понимал, куда и по какой дуге он будет направлен. Теперь я имел преимущество. По крайней мер до той поры, пока тело было готово шевелиться. Но кровь все еще шла, боль все так же не унималась, циркулируя и взрываясь как тысячи маленьких бомб.

– Да хорош уже. Ты ведь не боец Баки.

Раздался выстрел, сначала один, потом второй. Тот, что был без пальца, развернулся куда-то в темноту. Там, где уже лежал его товарищ. Когда я перевёл взгляд туда, то скоп отчётливо различил силуэт девушки. Довольно складно сделанной, с длинными и гладко расчёсанными волосами, родинкой на левой щеке (я мог увидеть даже это). В ее руках был какой-то странный, необычный пистолет. На месте затвора была